— Хорошая игрушка, — прогудел вошедший Пыдер. — Я ее обменял на сало. Завтра отвезу внуку.

Он подошел к столу и осторожно начал разбирать железную дорогу. Юхансен взял паровозик и поставил его на еще не убранный кусок рельсов и осторожно толкнул. Красная игрушка пробежала немного и остановилась.

— Ты как ребенок, Генрих. — Инга подошла и обняла Юхансена. — Хочешь опять стать маленьким.

— Маленьким? — переспросил Юхансен. — Вернуться в детство? Нет уж, милая… Детство… Да знаешь, что такое детство у таких, как я? А?.. Это время неисполненных желаний. Время мучений и зависти. У меня не было такой дороги и вообще не было игрушек. Мой отец имел Крест освободительной войны, но все равно он оставался мелким почтовым чиновником. И наша семья еле дотягивала от жалованья до жалованья… Нет. У меня не было хороших игрушек, а те, что были, я находил сломанными во дворах… Вам с Юлиусом этого не понять. Только потому, что мой отец лично знал Лайдонера, меня взяли в хорошее военное училище.

Юхансен встал, зашагал по комнате. Лицо его горело, он говорил сбивчиво и зло. Юлиус не смотрел на него, он со злорадством и ненавистью смотрел на изуродованно-сломанную тень капитана, мечущуюся по стене.

— Вот ты, Сярг, ты знаешь, что такое учиться в военном училище на казенный счет? Молчишь. А я скажу тебе. Это плохо сшитое казенное обмундирование, тяжелые сапоги, несколько марок ежемесячно на паршивый табак и девки из фабричных бараков. Ты понял меня?

— Нет, — спокойно ответил Юлиус.

— Конечно, где тебе понять меня. Я помню твою яхту и гоночный двухместный «хорьх». Хочешь, я скажу, какого цвета были на нем сиденья?

— Нет.

— Не хочешь! Да, я завидовал. Всем. Лаурам… Сяргам… Пухкам… Вейлерам! И поэтому я учился лучше всех. Я был первый по тактике и фортификации. Я лучше всех стрелял. Знал назубок устав и слыл прирожденным строевиком. Я кончил училище с отличием и получил право после года службы в войсках поступить в академию. Я получил деньги, и мундир мне шил лучший военный портной. А потом я пришел к Фейшнеру. В самое модное и дорогое кафе. И я был равен со всеми вами. Я — лейтенант Юхансен… Я пил дорогой коньяк и увел с собой самую шикарную девку и спал с ней…

— Ты вызвал меня, капитан, — в голосе Юлиуса сквозила ирония, — чтобы пожаловаться на свою жизнь?

— Что? — Юхансен остановился. — Что ты сказал?! А… Да, и для этого. Мы уходим. Хватит хуторов, болот, грязи. Мы уходим в Швецию.

— Что, есть приказ? — Юлиус встал.

— Приказ? — Лицо капитана дернулось. — Чей?! Мяэ, Пятса, Черчилля? Чей тебе нужен приказ?

— Центра.

— Какого центра? Где он, этот центр? Здесь приказываю я. Только я один. Завтра приведешь своих людей. Хватит, посидели без дела. Мы возьмем пару антикварных магазинов, золото возьмем и уйдем за кордон.

— Грабить магазины — это не наше дело. Люди остались здесь не для этого.

— А для чего же, позвольте спросить, лейтенант Сярг?

— Мы должны бороться…

— За что? Чтобы вернуть твоему папаше доходные дома, тебе яхту и машины?

— Ты! — Юлиус рванул крышку кобуры. — Ты сволочь!

Сзади его схватили за кисти, вывернули руки, вырвали из кобуры пистолет.

— Так-то лучше. Отпустите его, — приказал Юхансен.

Юлиус оглянулся. За его спиной стояли двое здоровых парней. Он внимательно, запоминая, посмотрел на них.

— Что смотришь, лейтенант? — усмехнулся один.

— Запоминаю.

— Напрасно. — Он подбросил и поймал ладонью пистолет Юлиуса. — Лучше тебе не встречаться с нами.

— Хватит, — скомандовал Юхансен. — Ты, Сярг, приводишь своих людей. Надеюсь, ты понимаешь, что наше дело битое.

— Нет, — упрямо ответил Юлиус, хотя в глубине души чувствовал правоту Юхансена. — Зачем тебе золото?

— Зачем? — Капитан посмотрел на него, как смотрит врач на больного. — Ты что, сбежал из сумасшедшего дома в Зевальдо? Золото везде золото. Я не хочу жить на подачки твоего папеньки и его компании. Я хочу быть человеком там, за кордоном. Иди и приводи своих людей.

Эвальд понимал, что кто-то стучит в дверь. Понимал, но никак не мог вырваться из вязкой паутины сна. Бум-бум-бум — отдавались в голове тяжелые удары, а веки, словно налитые свинцом, и слабость, сделавшая непослушной волю, не давала подняться.

— Пальм! — донесся сквозь сон яростный голос Куккера.

Эвальд сел на кровати, потом встал и шагнул к двери. Автоматически, еще не проснувшись, он повернул ключ и увидел Рудди.

— Капитан, скорее! Что с вами, Эвальд Альфредович?

— Ничего. Я, кажется, не могу проснуться.

— Сейчас. Где полотенце?

Рудди выскочил на кухню и через минуту обмотал лицо Эвальда холодным мокрым полотенцем.

— Ну как?

— По-моему, легче. — Эвальд поднялся со стула. — Подождите, я побреюсь.

— Только быстрее, Соснин ждет.

Через пятнадцать минут они входили в вестибюль наркомата.

В кабинете Соснина сидел насупившийся Лембит в неизменном зеленом френче, видимо, о чем-то спорил с начальником отдела. Лицо его было красным и злым.

— Товарищ подполковник, — доложил Эвальд, — капитан Пальм по вашему приказанию прибыл.

— Во-первых, не капитан, а уже майор, — Соснин улыбнулся, — во-вторых, поздравляю с новым званием.

— Служу Советскому Союзу! Спасибо.

— Я тоже поздравляю вас, Пальм, — мрачно сказал Лембит.

— Большое спасибо, товарищ Лембит.

— На этом торжественную часть можно считать законченной. — Соснин подошел к карте. — Значит, так. Вот хутор Пыдера. Пока мы развлекались с Егерсом, майор Лембит весьма удачно организовал за ним наблюдение. Доложите, Яан Антонович.

Лембит встал, подошел к карте.

— Вот хутор. Он окружен лесом, здесь полевые угодья Пыдера. За ними опять лес и болото. Наши сотрудники, наблюдая за домом Пыдера, установили, что на хуторе проживает женщина, по приметам схожая с Саан-Лаур, и почти ежедневно ночью на хутор наведываются трое мужчин. Один из них, Юхансен.

— Откуда такая уверенность? — спросил Соснин.

— Его опознал Мытус, уполномоченный уездного ОББ.

— Есть ли определенная система в появлении Юхансена на хуторе? — поинтересовался Эвальд.

— Только временная. Он всегда появляется между двадцатью двумя и двадцатью тремя часами. А дом покидает перед рассветом. Установить наблюдение за ним невозможно, он и его люди очень осторожны. Брать можно только с боем, мы не пошли на это, так как не имели численного преимущества.

— Ну что ж… — Соснин задумался. — Все правильно, спасибо, Яан Антонович. Какое мнение, товарищи?

— Брать, — сказал Лембит.

— Брать, — кивнул головой Эвальд.

— Я тоже так думаю. Брать. И как можно быстрее. Хорошо бы сегодня ночью. Взять Юхансена поручаю вам, Эвальд. Возьмите Куккера и еще семь оперативников. На месте в ваше распоряжение поступит взвод войск НКВД. Задача — взять Юхансена живым, арестовать его людей и выяснить, где прячется резерв банды. Ясно? Час на сборы — и с богом! Да, кстати, Пальм, замените свои документы согласно новому званию.

— Потом, — махнул рукой Эвальд.

— Нет, немедленно. Бумаги выписаны на руководителя опергруппы майора Пальма.

— Эвальд Альфредович, — Лембит подошел к Эвальду, вытащил из кармана маленький сверток, — это вам.

Эвальд развернул бумагу и увидел новенькие майорские погоны.

— Так сказать, от нас от всех, — смущенно сказал Лембит.

Эвальд крепко пожал его руку.

Ссора с Юхансеном сразу же поставила все на место. Юлиус вернулся на остров и приказал вылить в болото канистру самогона. Никто не посмел возразить ему, люди достаточно хорошо знали крутой нрав «лейтенанта». Весь день его «рота» чистила оружие, проверяла боезапас, приводила себя в порядок.

Все, больше нет банды. Есть регулярная часть эстонской освободительной армии. Ничего, что их пока всего семь. На хуторах можно найти поддержку, а значит, и людей. Пусть Юхансен уходит за кордон. Они останутся и будут бороться. Пока главное — найти связь, а для этого необходимо перебазироваться на острова и послать связного в Швецию. Нужно ждать указаний. Наверняка там думают о них. Судя по западным радиопередачам, момент союзнических отношений рушится. Прав был отец. Никто не позволит большевикам командовать в Эстонии. Как жаль, что нет рации. Радист погиб в марте. Теперь-то Юлиус понимал, почему не спасли рацию. Юхансену не нужна была связь с центром. Грабить и воровать он мог и так.