А ведь через пару лет в Россию припрется французский «гений» переделывать нашу страну под свою демократию. Вот этому выскочке по зубам надавать надо конкретно. Причем здесь и сразу, чтобы не было этого дурацкого похода в Европу и его жутких последствий на полвека.

А что могу сделать я? Ни батальоном командовать, ни эскадроном. Корабли – в отстой. Кстати, и там я сейчас ноль без палочки. Ни пулемета, ни автомата сделать не в состоянии. Ну не мое это.

Только взрывчатка. Нитроглицерин при наличии физических возможностей сбодяжить смогу. Динамит на его основе тоже. Взрыватели – справлюсь. Но ведь все самому придется. О промышленных масштабах можно забыть: грамотных рабочих и инженеров-химиков пока в природе существует несколько особей. И все заняты.

– Ой, барин! – неожиданно прозвучал голос моего «денщика». – Зовут!

Я обернулся: метрах в двухстах действительно семафорила руками фигура какого-то парня из дворни, и мы вместе с Тихоном поспешили к дому.

То, что мне пришлось наблюдать во дворе, не радовало категорически: здесь стояла телега с гнедой кобылой, вокруг толпился народ вместе с хозяином, а когда я подошел поближе, то на этой самой телеге увидел тело молодого мужчины с раскроенной головой. В черном костюме-тройке. При галстуке…

Если опустить весь мат, который заметался в моей голове, то основная часть мыслей складывалась следующим образом: «Откуда же ты нарисовался, красивый такой, на мою голову?»

Мужик был явно моим современником. Ну, в смысле из конца двадцатого века. И появился тут, хоть и в виде «мертвого трупа». Небось ведь живым сюда попал. (Я пока еще не был в состоянии воспринимать причитания возницы.)

Ведь два (или полтора) таких явления в один день для хозяина усадьбы определенный перебор. А отмазываться предстоит мне. И это было очевидно: глаза всех присутствующих уперлись в мою личность, и я на собственной шкуре стал ощущать, как загорались триеры (или как их там) штурмующих Сиракузы римлян.

Так ведь еще и полиция какая-нибудь разбираться с трупом наверняка припрется. А тут я. Вот, блин, не было печали!

Постепенно мой мозг стал воспринимать окружающий мир, а не только заниматься внутренним самокопанием: «Ваше высокоблагородие! Барин! Да вы же меня знаете! Разве же я бы когда посмел?! Лежал у дороги, ну не бросать же зверям на прокорм!» Голос хозяина телеги выдавал самый откровенный страх.

Ну да, по тем временам кто нашел, на того и первые подозрения. С шерлоками холмсами еще плоховато. Возьмут этого крестьянина местные пинкертоны за шкирку так, что любо-дорого… Или на кого-нибудь пришлого свалят. А тут вон он я во всей красе.

– Вот, даже деньги какие-то рядом на дороге лежали. И кругляшки. – Возница протягивал Сокову-старшему пачку до боли знакомых американских рублей, а также, судя по виду, горсть фишек из казино. – Ни копья я себе не взял, барин! Не выдай!

– Вадим Федорович, вы ничего не можете сказать по этому поводу? – уперся в меня мрачным взглядом хозяин усадьбы.

– Думаю, что могу. Но только не здесь. Если позволите, то я хотел бы поговорить с вами наедине, Сергей Васильевич.

Помещик испытующе посмотрел на меня и молча кивнул.

Ну, в общем, пора «колоться», Штирлиц доморощенный. Не могу я больше. Бояться каждого взгляда, каждого слова, каждого жеста… Запутаюсь не сегодня, так завтра. И уже не отмажусь. В общем, придется в омут с головой. Ну а вдруг поверит… А так – гроб мне с музыкой и однозначный трындец.

И как-то сразу стало легко. Принял решение и сбросил с плеч груз, давивший на них уже целый день: «Да гори оно все огнем! Хватит!»

Сам на себя удивлялся: совершенно покойно шел в кабинет подполковника и не терзался вопросом, поверят ли мне.

– Что вы хотели мне сказать, Вадим Федорович? Вам знаком этот человек?

– Совершенно незнаком. Честное слово. Мне знакома его одежда. И я, кажется, догадываюсь, откуда он взялся на вашей земле.

Моя уверенность в себе вдруг лавинообразно стала сходить на нет. Одно дело – думать, что можешь все высказать и дальше пусть решает судьба, и совсем другое – подыскивать слова под взглядом этого славного старикана, к которому я уже испытывал искреннюю симпатию.

– Я вас слушаю, – терпеливо смотрел на меня Соков.

– Извините, Сергей Васильевич, я сказал вам не всю правду при знакомстве. Даже совсем не правду. Ибо правда настолько невероятна, что я и сам до сих пор не могу в нее поверить. А уж вы бы приняли меня за сумасшедшего наверняка. И это еще в лучшем случае.

– Так вы солгали мне? – Лицо бывшего офицера стало совершенно каменным.

– Подождите! – Почва уходила из-под ног и нужно было рубить с плеча. – Постарайтесь поверить, постарайтесь меня услышать. Я действительно не тот, за кого себя выдаю, но очень вас прошу не выспрашивать о моем прошлом. Очень вам обязан за гостеприимство, но готов в любой момент покинуть ваш дом, ибо мое присутствие может навлечь опасность на вашу семью.

– Будьте добры пояснить свои слова, Вадим Федорович… Или это не настоящее ваше имя?..

– Настоящее. Я вас очень прошу не перебивать меня, Сергей Васильевич, – мне и так очень трудно собраться с мыслями, чтобы рассказать вам всю правду…

– Трудно сказать правду? – снова прервал меня подполковник. – И совершенно напрасно пытаетесь меня испугать какой-то информацией. Я, знаете ли, и под пушечную картечь идти не боялся.

Вот ведь зануда! Он мне даст высказаться, наконец?

– Еще раз прошу меня не перебивать, Сергей Васильевич…

– Хорошо. Слушаю, – опять перебил меня помещик.

– Понимаете… Молодость, глупость… Я в свое время вступил в некое общество…

– Масоны?

Да етит твою налево! Может он просто слушать? Обязательно свою образованность показывать?

– Нет. Масоны просто дети по сравнению с «ЭТИМ», – ЭТИМ было выделено интонацией так, что и ребенок бы понял, что ЭТО – НЕЧТО.

– Все-таки тайное общество? Политическое?

…Нет, блин, общество по защите морских свинок от гребнистых крокодилов!..

– Это слабо сказано. Оно практически управляет миром. Вступить в него… Впрочем, в него есть возможность исключительно вступить – получить предложение может только очень неординарная, прошу прощения за нескромность, личность. Отказаться – умереть. Вот так.

– Управляет миром, говорите?..

– Именно. Можете мне не верить, но это факт. Ни Сент-Джемский кабинет, ни Версаль, ни Вена, ни Петербург не влияют на мировую политику столь серьезно, как Совет Девяти, – вспомнил я роман Головачева и втиснул в свою трескучую фразу. Не, все-таки школа учит импровизировать почище любой театральной сцены…

А ведь вроде верит мне старый вояка… Точно верит! Даже перебивать перестал. Продолжаем врать:

– Еще в юности я увлекся химией. Оказалось – не зря: открыл новый элемент и вообще серьезно разобрался в первопричинах превращений веществ…

– Вы открыли новый элемент? – вновь перебил меня подполковник.

– Да. Практически уверен в этом. Но сделать заявку на него не успел. Пришли представители этого самого общества. Вернее, пришел… И предложил вступить в его ряды. Прошу меня понять и вспомнить свою молодость – я согласился: таинственность, причастность к власти над миром…

– В молодости я был сержантом Белозерского мушкетерского полка, – отрезал мой гостеприимный хозяин.

Вот зараза – так и цепляется к словам.

– Наверное, я менее благороден, чем вы, – мое честолюбие это зацепило. К сожалению. Я согласился. И я стал достаточно быстро продвигаться по иерархической лестнице данной организации. А когда забрался достаточно высоко, узнал такое, что просто не мог реагировать на это спокойно…

– Что именно?

– Сергей Васильевич, я не знаю, стоит ли вам об этом говорить – это тайна, за знание которой могут уничтожить не только вас и меня – всю округу…

Немедленно вспомнился анекдот:

«– Плачу миллион долларов за клиента. Адрес: улица Стаханова, дом восемь, квартира…