– А это не мифы? Это не мифотворчество? – поинтересовалась Сфейно. – Что, этот чиновник высшего ранга может заменить собою все искусства, как раз и являющимися «духовными скрепами»? Перед тобой разыгрывается фарс, когда только что избранный чиновник не может отчитаться, почему за последние годы на фоне полной бездуховности, которую демонстрирует, прежде всего, его ближайшее окружение, наблюдается падение уровня жизни в мирное время в богатейшей стране мира. В его должностные обязанности не входит поиск «духовных скреп», он достаточно цинично стягивает на себя ту власть над душами, которой его никто не облекал. И разве ты не чувствуешь, что на самом деле стоит за его словами? Ведь тебе сразу становится страшно, когда он, вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, разворачивает огромный государственный аппарат на расправу с обществом, поскольку оно, по его мнению, утратило нравственные ориентиры.
– Ну, это не та мифология, которую я имею в виду, – по-прежнему категорично отмахнулась Эрато.
– Да, к нормальной мифологии такое не отнесешь, – согласилась с ней Сфейно. – Это даже к бытовой культуре не относится. Но это и есть самый настоящий миф, ведь за ним – пустота вымысла. Но здесь уже не требуется даже вступление Каллиопы, даже ты точно знаешь, что эти слова – как высохшая шелуха, прикрывающая гнилую сердцевину. Каллиопа уже сказала свое слово, ей уже объявлена война. Люди под предводительством гарпий будут добиваться ее уничтожения. Там и в мифологию заглядывать не стоит, с ней повторится старый миф о Финее, которого гарпии намеренно лишали куска хлеба. Вот только никто из них мифы до конца не дочитывает, а во всех мифах конец – это самое главное.
– И все же хочу заметить, что меня интересует, как лично мне уйти с этой мифологической сцены от всего подальше, – нетерпеливо повторила Эрато.
– Тебе был дан шанс навсегда сойти с этой сцены, – теряя терпение, повысила голос Сфейно. – Ты знала, что стоило тебе потратить последние золотые песчинки по назначению, стоило отдать корону Эрато, о тебе бы никто сейчас не вспомнил! Ты бы больше не носилась у всех под ногами как заполошная, интересуясь, как бы сойти со сцены! Если ты не собиралась сражаться… как, впрочем, всегда… то почему не приложила и малейших усилий, чтобы отдать ей корону? Или ты думаешь, что она будет сидеть вне сцены, а не вступит в войну за корону? Романы надо было читать! Чтобы не быть в чужом романе – второстепенным персонажем холодного отжима. Но, заметь, до того, как к Каллиопе ворвалась вся эта рать, она уже успела сказать главное. В принципе, она бы могла более ничего не говорить после своего гимна Прекрасному Слову. Ты завтра сама увидишь, как множество людей, из самых разных соображений уже завтра будут смеяться над «духовными скрепами», которые органично звучат в мифе, но абсолютно нелепы в устах чиновника, открыто угрожающему всему обществу, вдобавок утверждая, что не боги, а он один знает истину. Пережив ночь сомнений и тревог, завтра совсем иные люди докажут, в чем его ошибка.
От упоминания про «духовные скрепы» Эрато вздрогнула, понимая, в какую отвратительную «мифологию» ей довелось сунуться. Она отложила кусочек засахаренного лайма и стала нервно комкать вышитую салфетку.
– Ты очень наивна, девочка, примирительно сказала ей Сфейно. – Ты сама поймешь, что отказаться уже не можешь. Ты знаешь, о чем идет речь? Скоро к тебе явится сирена, и только тогда ты поймешь, кого он имел в виду, она сейчас тоже в бренной оболочке. И только ты попытаешься ей отказать, как поймешь, какую кашу заварила. Это будет из истории про птичку, когда коготок увяз – всей птичке пропасть. Не стоило играть в игры на поле Каллиопы с Холодцом и его пернатыми подружками. Не ты первая, да и не последняя из тех, кто решил, будто ему удастся обмануть саму Ложь. То, чего не предусмотрит Холодец (а он – сама предусмотрительность!) – непременно предусмотрит его ледяная матушка. Так что тебе придется выполнять все его указания без пререканий. И в этом я тебе ничем помочь не могу.
– Но… какой теперь выход… у меня? – беспомощно прошептала Эрато.
– Давай подводить итоги, – деловито отозвалась Сфейно. – Ты знаешь кто такая Каллиопа. Часы показывают, что места всех муз возле нее заняты. И ты можешь знать кто несет в себе сущности младших сестер. Я думаю, что раз он явился к тебе напоминать о своих правах, он не хочет, чтобы ты сделала какую-то вещь, которая может тебя освободить. Какую вещь может сделать стареющая Эрато, прыгающая блохой то туда, то сюда? И при этом с ним сидел человек, который не смог уничтожить Каллиопу, как, впрочем, и ты. А сейчас ты будешь пиарить сирен, ненадолго оттягивая гибель своей души. И Холодец может получить не просто душу, а такую, которая во всех своих проявлениях несла отблеск солнечной Эрато. Мне кажется, что они будут добивать младших сестер, раз ты сама помогла им на какое-то время остановить старшую. И здесь для вас будет единственным спасением – привлечь внимание старших сестер. Только вместе вы непобедимы.
– Боже мой, – прошептала Эрато. – Ты же знаешь, как я не люблю кого-то… ппобеждать. К тому же… я даже не знаю наверняка, насколько все это… п-правда.
– Конечно, никто ничего не должен знать наверняка, ведь в этом главное условие свободы выбора, данной каждому свыше, – эхом откликнулась на ее сомнения Сфейно. – Ты заметила, что даже к факту появления в твоей машине Холодца – после горячего чая с липовым медом и малиной ты уже относишься, как к своему видению, ты уже начинаешь сомневаться, а было ли это на самом деле? Ты же ко мне прибежала, чтобы удостовериться в реальности происходящего. И с одной стороны тебе надо бы спасать душу, а с другой – ты не уверена точно, что она у тебя есть. Ты помнишь нашу первую встречу, хорошо знаешь, что произошло с тобой после нее, ты даже чувствовала, как тают твои золотые песчинки, но разве ты уверена, что коснулась настоящего, а не обычных сказочек на ночь? Все человеческое знание всегда заключает в себе и сомнение, иначе теряется интерес к жизни, останавливается ее развитие. Если ты все будешь знать точно, до тошнотворной рутинной реальности… это ведь будет не выбор, Эрато, это будет фатальной неизбежностью и обреченностью.
– «Нравственный выбор» да «нравственный выбор», – саркастически бросила ей Эрато. – Будто слышу Каллиопу! И знаешь, это я посоветовала мальчикам из аппарата сегодняшнего сказителя мифов взять всю эту риторику и превратить ее в речи. Ты сама слышала, как дико все это смотрится со стороны, если сопоставить с реальностью. Но ему именно это и надо: увести людей от реальности, затуманить сознание, создать иллюзию. А какой смысл в этих «этических поисках» для обычного человека, которому подобный пост не светит?
– Видишь все эти часы? Знаешь, это ведь тоже иллюзия, – устало ответила Сфейно, собирая чашки со стола. – Посмотри, здесь есть часы, состоящие исключительно из деревянных деталей, а есть вполне мифические часы, целиком из стекла. Это аллегория своего времени. Стоит щелкнуть пальцами – они исчезнут. И во что тебе тогда останется верить? Дорогая, надо верить в себя! Надо больше доверять своей душе, собственным чувствам. Ведь они даны вовсе не для того, чтобы ты чувствовала вкус пищи, зависть, половое влечение, холод и зной. Чувства даны тебе и для более тонких ощущений, без которых жизнь утрачивает смысл. Хотя… можно, конечно, вообразить, что субъект из телевизора способен все это ощущать один за миллионы своих соотечественников.
– Я в этих экстремистских разговорах участвовать не желаю, – опасливо заметила Эрато.
– Брось, какой нынче «экстремизм»? Обычные провокации и гнусное предательство. Люди забыли, что, предавая других, они всего лишь предают себя. Думала, Холодец смог хотя бы тебе это сегодня доказать. Да, ты не решилась бы изменить «ход истории», оговоренный тихонько людьми, и не собиравшимися читать книги, но желавшими «распилить» премиальный фонд вашего конкурса. Но на самом деле, не «ход истории», ты всего лишь доказала, что никогда не станешь Каллиопой. Конечно, лаврового венка, как бы мне хотелось, Каллиопе не досталось, вместо этого ей вообще объявлена война, а гарпии будут кружить над ней, выхватывая у нее из рук пищу. И можно было бы поставить на этом точку, но часы тебе скажут, что время неумолимо. Уже завтра господин из телевизора услышит, что никто не желает иметь с ним никаких «духовных скреп», причем, первыми начнут кричать именно те, кто многим ему обязан.
