Дѣло въ томъ, что тѣснота и давка обнаруживаются теперь не въ одномъ лишь Парижѣ. Злополучный нашъ земной шаръ до того переполненъ населеніемъ, — на его биткомъ набитыхъ материкахъ остается такъ мало свободнаго мѣста, что поневолѣ приходится прибѣгать ко всевозможнымъ уловкамъ и передержкамъ, чтобъ сохранить себѣ по крайней мѣрѣ иллюзію свободы и простора.
Васъ манитъ тѣнистый лѣсъ съ вѣковыми дубами, широко раскидывающими могучія вѣтви, переплетающими свои корни, словно стаи змѣй, и гордо воздымающими къ небу густолиственныя свои кроны! — Быть можетъ, вы предпочитаете фантастическія сосны съ взъерошенными иглами, цѣпляющіяся за глыбы скалъ, поросшихъ мхомъ? — Угодно вамъ, наконецъ, насладиться привольемъ диковинной растительности тропическаго лѣса съ чудовищными боабабами и высокими стройными пальмами?
Все это къ вашимъ услугамъ здѣсь на балконѣ, на хорошенькихъ подносахъ изъ японскаго фаянса.
Вы располагаете у себя на верандѣ великолѣпнѣйшимъ настоящимъ лѣсомъ въ миніатюрѣ,— съ великанами растительнаго царства, — съ вѣковыми деревьями, которыя, благодаря несравненному искусству садовника изъ Іеддо, уменьшепы до размѣровъ комнатныхъ растеній.
Это миніатюрный лѣсъ, но всетаки лѣсъ съ непролазной чащей густыхъ зарослей. Прогалины между деревьями покрыты ковромъ карликоваго вереска. Въ таинственной глуши этого лѣса васъ можетъ охватить священный ужасъ иллюзіи уединенія. Вы найдете тамъ скалы и дикія ущелья, надъ которыми высятся стволы старыхъ дубовъ, искризленные и изломанные словно многовѣковыми бурями, и какъ-будто вытерпѣвшіе на своемъ вѣку не одинъ ураганъ. Передъ вами раскидываются обширные искусственные пейзажи, до того схожіе съ дѣйствительностью, что при самомалѣйшемъ усиліи волн они осѣнятъ васъ поэзіей мечты точь въ точь также, какъ еслибъ вы бродили и въ самомъ дѣлѣ гдѣ-нибудь въ заброшенномъ уголку дѣвственной природы. Необходимо принять во вниманіе, что такихъ уголковъ остается уже немного, и что они не сегодня — завтра исчезнутъ навсегда.
За исключеніемъ этихъ искусственныхъ дремучихъ лѣсовъ и рощъ, не ищите въ Парнжѣ другой растительности, кромѣ тощихъ садиковъ, которые съ трудомъ лишь поддерживаются передъ фасадами богатыхъ домовъ.
Парижская почва ничего не производитъ по той простой причинѣ, что ея на самомъ дѣлѣ вовсе нѣтъ. Настоящая растительная земля давно уже отсутствуетъ въ столицѣ, гдѣ естественная почва и подпочва замѣнены запутанною сѣтью тоннелей и трубъ всевозможныхъ размѣровъ. Эти трубы служатъ для разнообразнѣйшихъ цѣлей, какъ напримѣръ: для электро-пневматическаго сообщенія между отдѣльными кварталами, для такого-же сообщенія съ другими городами, для стока нечистотъ, для помѣщенія безчисленныхъ проводниковъ къ всевозможнымъ телеаппаратамъ, для электрической передачи механической силы, свѣта и теплоты, театральныхъ спектаклей, музыки и т. д. Все это перекрещивается въ массѣ бетона и камней, гдѣ корни несчастныхъ деревьевъ, осужденныхъ злымъ рокомъ прозябать въ такой несвойственной растеніямъ обстановкѣ — на искусственномъ конгломератѣ, пропитанномъ вредоносными жидкостями, не могутъ даже пріискать достаточное количество пищи, если имъ удастся разростись и развѣтвиться какъ слѣдуетъ.
Если парижская вилла Жоржа Лорриса могла похвастать тѣнистою сѣнью лишь миніатюрныхъ своихъ комнатныхъ лѣсовъ, то въ вознагражденіе за это при ней имѣлась очень миленькая дача, находившаяся въ Лимузенскихъ горахъ, въ тридцати пяти минутахъ ѣзды по трубѣ электро-пневматическаго сообщенія и въ двухъ-часовомъ разстояніи полета на воздушномъ кораблѣ. Эта небольшая, но удобная дачка была расположена въ очень живописной мѣстности, на склонѣ скалистаго холма, поросшаго настоящими деревьями въ дѣйствительную величину, такъ что изъ ея оконъ открывался видъ на неподдѣльную лѣсную глушь.
Архитектора, строившаго дачу, осѣнила счастливая мысль сдѣлать подвижною верхнюю часть зданія — квадратную башенку, возвышавшуюся надъ главнымъ корпусомъ. Она могла подыматься до одного уровня съ гребнемъ сосѣдняго холма и стоять въ хорошую погоду на высотѣ восьмидесяти метровъ надъ домомъ.
Оттуда открывался болѣе обширный и разнообразный ландшафтъ, перерѣзанный ущельями и рѣчками. Вдали, на отдѣльныхъ скалахъ или на гребняхъ холмовъ, виднѣлись развалины пяти или шести старинныхъ замковъ, а такъ какъ промышленность въ окрестностяхъ была еще сравнительно мало развита, то всего лишь мѣстахъ въ двадцати чернѣли дымными пятнами на горизонтѣ группы заводовъ и фабрикъ.
Возвратимся однако къ парижскому дому, проданному бывшимъ банкиромъ, который, наживъ нѣсколько милліардовъ, считалъ его болѣе уже не соотвѣтствующимъ высокому своему положенію. Необходимо признать, что этотъ домикъ представлялъ собою нѣчто вродѣ роскошной драгоцѣнной вещички, — истинно — художественнаго произведенія новѣйшей архитектуры. Къ тому же онъ былъ построенъ на превосходномъ мѣстѣ.
Изъ большихъ венеціансвихъ оконъ великолѣпной залы шестого этажа, считая снизу, или перваго этажа, какъ обыкновенно называютъ его теперь — съ тѣхъ поръ, какъ парадный подъѣздъ помѣщается на крышѣ, т. е. на терассѣ, служащей пристанью для воздушныхъ экипажей, — открывался превосходный видъ на необозримую даль. Изъ этихъ венеціанскихъ оконъ, а также изъ стеклянныхъ павильоновъ, украшавшихъ главный фасадъ, можно было видѣть передъ собою весь Парижъ съ его громаднымъ почти международнымъ скопленіемъ одинадцати милліоновъ жителей, благодаря которому бьется на берегахъ Сены сердце не только одной Европы, но даже до извѣстной степени всего земного шара, такъ какъ въ стѣнахъ французской столицы давно уже основались многочисленныя азіатскія, африканскія и американскія колоніи. Внизу, на, первомъ планѣ, растилались старинные кварталы древней Лютеціи, которые столько разъ перестраивались, якобы съ цѣлью украшенія города, но тѣмъ не менѣе изяществомъ и правильностью сооруженій значительно уступали лежавшимъ далѣе за ними новымъ кварталамъ. Эти послѣдніе успѣхи, уже раскинутые на необозримое пространство, все еще продолжали расширяться, безпрерывно выдвигая наружу быстро застроивающуюся сѣть новыхъ бульваровъ.
Тамъ, за доменными печами, высокими трубами и куполами электрическихъ резервуаровъ большого Тюльерійскаго промышленнаго музея, въ самой колыбели Лютеціи, древней выросшей и преобразившейся, растянувшейся въ длину, ширину и вышину, однимъ словомъ, расползшейся во всѣ стороны Лютеціи, воздымаются между двухъ рукавовъ Сены башни стариннаго собора Богоматери, увѣнчанныя ажурнымъ зданіемъ изъ желѣза, — простымъ воздушнымъ каркасомъ въ томъ-же готическомъ стилѣ, какъ и самый соборъ, — поддерживающимъ въ восьмидесяти метрахъ надъ платформою башенъ вторую платформу, на которой помѣщаются: главная контора воздушныхъ омнибусовъ, полицейскій участокъ, ресторанъ и концертный залъ для церковной музыки. Невдалекѣ оттуда виднѣется башня Сенъ-Жака, въ свою очередь увѣнчанная на высотѣ пятидесяти метровъ громаднымъ циферблатомъ электрическихъ часовъ и второю платформой, надъ которой носятся на разныхъ высотахъ наемные воздушные кабріолеты, имѣющіе тамъ свою биржу.
Многочисленныя подобныя-же воздушныя зданія высятся надъ ста тысячами дебаркадерами и крышами домовъ. Зданія эти покрыты сверху до низу колосальными рекламами о многихъ тысячахъ разнообразнѣйшихъ продуктахъ промышленности. Среди такихъ воздушныхъ зданій особенно выдѣляются станціи большихъ линій воздушныхъ омнибусовъ, верфи воздушныхъ кораблей заатлантическаго сообщенія (монументальныя сооруженія различныхъ формъ и стилей, отличающіяся необыкновенной легкостью и возведенныя на ажурныхъ желѣзныхъ фермахъ), и большая центральная станція трубъ электро-пневматическаго сообщенія, имѣющая характеръ болѣе массивнаго сооруженія. Отъ нея расходятся во всѣ стороны трубы, поддерживаемыя длинными віадуками на желѣзныхъ аркахъ, или проходящія сквозь туннели подъ застроенными холмами. Множество другихъ зданій болѣе или менѣе напоминаютъ башенный стиль. Между ними отмѣтимъ маяки городскихъ кварталовъ, воздушныя полицейскія управленія и участки для наблюденія за порядкомъ въ атмосферѣ, весьма затруднительнаго по ночамъ, несмотря на снопы электрическаго свѣта, изливаемые маяками, а также дебаркадерами большихъ общественныхъ заведеній и магазиновъ.
