— …а сам пошел прибираться, а потом приехали вы, — закончил он. И старательно улыбнулся Пленскому, который стал уже пурпурным.

— Ты… — просипел босс, — ты…

Он разразился длиннейшей матерной тирадой. Дима продолжал улыбаться, тщательно следя за положением губ.

— Погодите-ка, — перебил Николай, — вы же видите, бедняга не в себе. Это же явный бред.

На секунду Дима испугался: вдруг Пленский согласится с тем, что он — несчастная жертва, и испортит ему всю игру. Но босс не подвел. Давясь руганью, он только отмахнулся от Николая. Пистолет плясал в руке, и дуло целило Диме то в голову, то в живот. Это хорошо. Пусть свидетели — полицейский и уважаемый, знающий язык и обычаи, глубоко вросший в местную жизнь иностранец — слушают повнимательней.

— Он урод, — просипел Пленский, брызгая слюной. — Даже если он все это выдумал, это ж надо вообще до такого додуматься, это каким надо козлом быть… Я с самого начала знал, что он извращенец, но такое… Убивать таких надо, я б таких…

О такой удаче Дима даже не мечтал. Чтобы у свидетелей не осталось сомнений, он произнесет еще пару слов голосом босса, его злым языком, но основное Пленский сказал за него сам. Мертвецы за спиной оживленно подались вперед. Дима слышал их шепот, но не нуждался в нем. Он сам знал, что настал нужный момент. Снова расплывшись в улыбке, со стороны больше похожей на безрадостный оскал, он крепко сжал фигурку кальмара и вошел в Пленского.

Николай давно понял, что пора вмешаться, убрать несчастного сумасшедшего с глаз, чтобы Пленский хоть немного остыл, но тот размахивал пистолетом так, что страшно было сунуться: как бы не угодить под пулю. Пленский был вне себя от ярости. Николай уже начал подумывать, как бы незаметно дать сигнал полицейскому, чтобы вдвоем утихомирить взбесившегося бизнесмена, но тут Пленский резко успокоился. Он уже не размахивал стволом, его руки не дрожали, и Николай не сразу понял, что дуло смотрело точно в лоб парня. Лицо Димы вдруг стало сонным, расслабленным, он как будто даже слегка осел, и только правый кулак был сжат так, что побелели ободранные костяшки пальцев.

— Мне такие сотрудники не нужны, — размеренно произнес Пленский. Голос его слегка плыл, будто его звук вызывал у него удивление. — Таких уродов не награждать, таких уродов убивать надо.

Николай осознал, что происходит, долей секунды позднее, чем было нужно. Он прыгнул, оглушенный выстрелом, задыхаясь от резкой пороховой гари, видя краем глаза, как медленно валится в болото Дима. Что-то серебристое выпало из его разжавшегося кулака и с громким бульканьем ушло в ил.

Николай вышиб пистолет из руки Пленского ровно в тот момент, когда Дима с громким, отвратительным чавканьем рухнул в болото, почти заглушив удар оружия о камень.

— Это злые духи, — проговорил в тишине шокированный полицейский, побледневший так, что его смуглое лицо пошло серыми пятнами. — Это они.

Пленский моргнул.

— …таких козлов надо в отдельных заведениях держать, чтоб… — по инерции проорал он и осекся, глядя на медленно погружающееся в ил тело. Во лбу Димы неспешно набухала черной влагой крошечная дырочка и вот — расплылась, пролилась густой, извилистой темно-красной струйкой.

— Да, мы поняли, что вы им очень недовольны, — проговорил Николай, поднимаясь с песка и отряхивая колени. — Вы совсем не понимаете, что вам — не все позволено? Убийство этих ребят, — он кивнул на могилы, — еще можно списать на несчастный случай, но…

— Это ж надо, до чего довел, урод, — пробормотал Пленский, нервно кривясь и с отвращением поглядывая на уходящий в болото труп. — Это каким козлом надо быть, чтоб довести нормального человека до стрельбы. Это ж никакие нервы не выдержат…

— При чем здесь нервы, — брезгливо поморщился Николай. — Никакие нервы такое не оправдывают.

Пленский завороженно посмотрел на кровавую дырку во лбу, сплюнул и отвернулся.

— И что, никого не осталось? — тупо спросил он, явно не понимая, что несет.

— Вряд ли эти могилы пустые, — сквозь зубы ответил Николай. — Отличные вы правила придумали, Виктор Михайлович. Это ж нарочно не додумаешься, а тут — семерых одним махом. Доигрались.

Пленский неопределенно повел плечом, нахмурился, явно думая о чем-то своем.

— Не знаешь, та девчонка, которую я в первый же день, еще на Гвозде вытурил, еще не уехала? — спросил вдруг он.

— Не интересовался как-то, — бросил Николай, удивленный такой резкой переменой, — а что?

— Везучая девка, будто в рубашке родилась, — ответил Пленский. — Такую можно и нанять.

Николай коротко, нервно хохотнул.

— Все еще надеетесь кого-то нанимать? — с иронией спросил он.

— Вот не надо этого, — напрягся Пленский. — Сам покажешь, что я в аффекте был.

— Какой аффект? — сухо возразил Николай. — И не рассчитывайте, что я стану вас покрывать. Вы — опасный психопат. Жаль, что я не понял этого раньше.

— Но я не помню, как… — начал заводиться Пленский, но Николай холодно оборвал его:

— В суде расскажете, я переведу.

Он посторонился, пропуская к Пленскому маленького, насупленного полицейского. Тот уже оправился от шока; если он и думал сейчас о злых духах — то делиться своими соображениями явно не собирался. На ходу снимая с пояса наручники, полицейский быстро заговорил, поворачиваясь то к Пленскому, то к Николаю, и тот, вздохнув, принялся переводить:

— Вы имеет право хранить молчание…

Дима медленно погружался в болото, и на его спокойном, умиротворенном лице, уже наполовину скрывшемся в воде, играла легкая, искренняя улыбка. Улыбка победителя.