– Я её в метро не потащу! – заявил Вадик, – а на такси тем более. Она, оказывается, живёт в Можайске! Но бросить Машеньку я не могу, потому что… пообещал жениться. Так и скажи своим предкам.

Ленка покачала головой и махнула на них рукой:

– Машу положишь на мою кровать, сам поспишь на полу. Я закрою дверь и возьму Дашку к себе. И не смейте показаться на глаза родителям!

И тут в комнату вбежала радостная дочка, держа в руках маленький самолётик.

Если уж что-то нельзя купить, то попытаться продать всегда можно.

Телефон надрывался, как пожарная сирена. С трудом разлепив глаза, Витька приподнялся на локте и потянулся к трубке. Голова ничего не соображала и гудела так, будто под черепом проходил концерт хард-рок группы. В комнату заглянула бабка Поля:

– Витюша, телефон звонит…

Он махнул на неё рукой, чтобы сбрызнула, а сам прогундел в трубку севшим голосом:

– Алё-ё…

– Привет, лошок! – раздался чей-то бодрый голос, – не узнал?

– Не-ет, – Витька пытался в памяти восстановить последние события, но прошлое и настоящее смешивались. Ему казалось, что вчера он участвовал в гонке и влетел в отбойник.

– Тогда точно разбогатею! – довольно констатировал голос, – Я звоню, чтобы напомнить. Ты вчера проигрался в карты, и я дал тебе сроку неделю, чтобы собрать сорок три косаря зелёных. Это твой полный долг, учитывая три косаря для Серёги. Время пошло. Через неделю включается счётчик, один процент за сутки. Бегать от меня не советую, догоню и отшлёпаю. Сечёшь?

– Секу, – ответил Витька, с ужасом припоминая вчерашние события.

В трубке раздались короткие гудки. Часы показывали восемь вечера – выходит, он проспал весь день! Как он очутился дома? Когда успел проиграть в карты такую огромную сумму? И главное – КАК он умудрился это сделать?

Витька стукнул себя ладонью по лбу и закрыл руками лицо. Значит, он опять нажрался и наделал глупостей. Так он и знал, что когда-нибудь всё этим закончится! И вот нашёлся умный человек, воспользовавшийся Витькиной слабостью! Сколько раз он твердил себе, будучи трезвым, – не пей, козёл, не пей! У тебя башка не работает, когда ты пьян! А вчера… Наверно, он старался не пить… Витька вспомнил, с чего всё началось – велосипедист украл конверт с баксами. Затем вечеринка, а затем… Провал. Вечеринка… И в памяти всплыл образ той, которая… которая… Витька не мог понять, что она вообще такого сделала, чтобы засесть в его сознании и вытеснить оттуда почти всё остальное. Теперь он никогда её не увидит… Она уже знает, что он – лох, и должен её дружку дикую сумму. Господи, он потерял её…

И Витька заплакал. Щемящее чувство собственной вины, сдобренное едкой жалостью к себе же и замешанное на осознании беспомощности и отчаяния, заставляло литься слёзы бурными потоками.

Взять себя в руки удалось только после того, как он принял холодный душ и напился изподкрановки. Похмеляться не стоит – и Витька поставил на газ джезву с кофе. Пусть он лох, но он не размазня. Он столько всего пережил за четверть века, что иному и на жизнь не хватит! Тем паче, что ему некого винить в собственной глупости. А раз так, то жалеть себя – последнее и гнуснейшее дело. Тем паче, что есть Она. Олеська… И он должен показать, что достоин её. Чтобы она сказала: «Молодец, Витька! Ты уделал этого тупого громилу Штефа, и поэтому я…»

Витька захотел тотчас же пообещать ей это: он из кожи вон вылезет, но придумает выход из ситуации. Ведь совсем не обязательно отдавать деньги, ведь можно…

Телефон Олеси был коряво нацарапан в его драном блокноте. В какой-то момент, видимо, он узнал его вчера то ли у Костика, то ли у самой Олеси. Витька, не обращая внимания на захлёбывающуюся джезву и на выползшую из норы бабку, принялся накручивать телефонный диск…

В трубке что-то щёлкнуло, и неожиданно Витька услышал одновременно мужские голоса и фоном – короткие гудки. Надо бы перезвонить, хотя и так ясно, что у Олеси занято. Такое уже бывало – однажды, ещё живя в Литве, он болтал с приятелем, и в разговор вклинилась наглая девица, причём без всяких помех. Тогда они долго прикалывались друг над другом, разговаривая втроём. Вообще, Витька удивлялся тому, что, например, слышимость из Англии была гораздо лучше, чем из соседнего московского района…

Сейчас эти мужики не собирались вешать свои трубки, а значит, они не слышали «левых» гудков. Из любопытства Витька прислушался к их беседе:

– … этого не может быть, потому что я сам видел, как всё загрузили, – говорил, явно оправдываясь, бас, – и в аэропорте не могли ничего перепутать. Не первый же раз работаем!

– Дело дерьмо, Бегемот, – отвечал резкий, даже наглый, голос, – ты принял от меня товар, а сам перепутал и отправил Сайленсу пустую тару…

Витька вздрогнул. Уж больно знакомой показалась иностранная фамилия, произнесённая неизвестным. Случайность или нет? Пока Витька напрягался, пытаясь вспомнить, несколько фраз он прослушал.

– … отвечаю за свои слова! Я лично отдал водителю накладную, где было написано «Шереметьево». Перед вылетом был контрольный звонок – товар загружен в самолёт. Моей вины нет – ошибка могла произойти уже в Антверпене. Пусть Сайленс хорошенько проверит…

Витька вспомнил. Антверпен – Бельгия – Зольдер. Гонщик выступал такой, с фамилией Сайленс! Тогда они боролись за Кубок и после того, как Витька разбился, Сайленс и взял его! Но странное совпадение, однако! Оно заинтриговало Витьку, и он решил дослушать беседу двух дельцов до конца, несмотря на мешающие это делать гудки.

– … коробки. На них была буква «Б», это твоя пометка? Он выпотрошил их все – и пусто. Так что товар исчез здесь, Бегемот. К Сайленсу пришло фуфло. И я хочу тебя спросить: где товар?

Тот, кого называли Бегемот, долго молчал. Вообще, забавная кличка, подумал Витька. Остроумная. В отличие от дебильной «Штеф».

– Хорошо, я разберусь, – наконец, неуверенно ответил Бегемот.

– Это несерьёзно. Речь идёт о трёх лимонах, дорогой.

– Что ты хочешь, Мамон? – потерял терпение Бегемот.

– Пока товар не найдётся, это твой долг мне и Сайленсу. Мне в первую очередь, потому что товар мой. К тому же… я точно знаю, что ты присвоил партию себе.

– В таком случае я бы уже слинял, – отпарировал Бегемот.

– Нет, дорогой, – усмехнулся Мамон, – ты не идиот. Твоё бегство было бы прямым доказательством твоей вины. Теперь ты хочешь перевести стрелки на кого-то другого, а самому выйти чистеньким. Я даже уверен, что твой «козлик» уже зреет. Поэтому кончай елдонить мозги и слушай сюда: спасти тебя может только товар. Даже бабки, которые, я знаю, у тебя есть, не помогут. Товар, вот единственная твоя возможность отмыться. Этот пункт понятен?

– Иначе? – похоже, Бегемот взял себя в руки.

– Лучше не думай об этом. Скоро будет очередная партия, и если Сайленс её не получит… Не пытайся меня обмануть, Бегемот, потому что мёртвому деньги ни к чему.

– Я могу поклясться, что…

– Больше так не будешь? – зло перебил Мамон, – так вот, заруби на своём носу, что ты от меня не убежишь. Я тебя достану даже в гробу, понял? И в твою смерть я не поверю, если сам не вышибу тебе мозги. Это ты тоже учти. А есть ещё Сайленс, и если он решит, что найдёт себе других поставщиков, я тебя и твою семью по кусочку изжарю на костре.

– Я п-понял… – испуганно пробормотал Бегемот.

Разговор завершился, и Витька ещё несколько секунд слушал гудки, а затем медленно опустил трубку на аппарат. Прежде чем всё-таки позвонить Олесе, он прикинул, какие имеет в наличии варианты действий. Первый – раздобыть где-то деньги и отдать Штефу. Где – вопрос самый сложный, но уже следующий по списку. Второй вариант – спрятаться, лечь на дно, а значит, как говорят уголовники, заделаться фуфлыжником и не вернуть долг. Тогда придётся всю жизнь трястись за свою шкуру, но это уже следствие. И третий вариант – решить проблему кардинально, то есть избавиться от людей, создавших её. Либо убить Штефа, либо покончить с собой. Теоретически – самый лучший из вариантов, но Витька был уверен, что Штеф подстраховался – написал бумаженцию, и в случае его смерти долг Витьки перейдёт, например, к этому Сергею. Или к Олесе. Значит, надо будет найти такую бумагу и уничтожить её.