Отправившись по темному коридору в поисках завтрака, генерал случайно услышал разговор двух рядовых за своей спиной.

— Убраться бы отсюда к черту, — говорил один.

— Не получится. Мы окружены, — решительно возражал второй.

В то туманное декабрьское утро настроение рядовых солдат — участников этого диалога в штабе Миддлтона полностью соответствовало настроению всего высшего командования союзников. Контрнаступление в Арденнах застало ошеломленных союзников «со спущенными штанами». В течение нескольких месяцев они уверяли себя, что с немцами теперь покончено, что они на грани краха. Победа ждет уже за ближайшим углом, твердили офицеры друг другу. А теперь, к 19 декабря, самоуверенность сменилась паникой и страхом.

Все коммуникации были разорваны. Слухи разлетались с быстротой молнии. Пространство за линией фронта с американской стороны кишело саботажниками и вражескими парашютистами. Фронт разлетался вдребезги. В тылах царили сомнение и озадаченность. Поварам и писарям выдавали оружие и выставляли их на оборудуемые в спешке укрепленные пункты. Негры из тыловых служб с изумлением узнавали, что теперь они — стрелки боевых частей. Центрам подготовки приказали формировать временные полки для немедленного противостояния немецким танкам, которые вот-вот появятся. И по всему тылу писари и управленцы жгли секретные документы и готовили караваны грузовиков для броска к французскому побережью.

И вот в обстановке этих пораженческих, почти панических настроений Верховный главнокомандующий генерал Эйзенхауэр мчался утром по северу Франции, чтобы к одиннадцати часам прибыть в Верден. Там он вошел в промерзшую комнату бывшей французской «казармы Мажино», а за ним — некоторые из высших американских военачальников: Брэдли, Паттон, Диверс и начальник собственного штаба Эйзенхауэра, угрюмый генерал Беделл Смит. Шаркая по полу деревянными стульями, все расселись по местам.

Эйзенхауэр начал совещание без своей обычной улыбки.

— В сложившейся ситуации мы должны видеть не опасность, а в первую очередь открывающиеся перед нами возможности, — с ложным оптимизмом приступил он. Затем генерал замолчал, и лицо его озарилось той самой знаменитой улыбкой, которая принесла ему симпатию тысяч жителей стран союзников, а в конце концов — помогла выиграть выборы. — За этим столом должны быть только бодрые лица!

Потом выступил генерал Стронг, начальник разведки Эйзенхауэра, с докладом о положении дел в Арденнах на 9:00.

Подробности совещания в Вердене хорошо известны. Общепринято считать, что именно оно стало переломным событием Арденнской битвы, поскольку именно на нем Верховное командование признало наконец всю серьезность угрозы и приняло меры для противостояния ей. Когда в начале второй половины дня совещание закончилось, было решено вывести 3-ю армию генерала Паттона из битвы за Саар и бросить ее в атаку на южный фланг немецких сил в Арденнах самое позднее к 23 декабря.

Выходя из комнаты одновременно с Паттоном, Эйзенхауэр сказал ему, показывая на свою пятую звезду:

— Забавно, но каждый раз, стоит мне получить очередную звезду, как я попадаю под очередную атаку.

— Ага, — ответил Паттон, — а каждый раз, когда вы попадаете под атаку, мне приходится вас спасать.

Вот так, с шутками-прибаутками, они расстались, пребывая в полной уверенности, что теперь-то ситуация под контролем.

Но уверенность их сильно поколебалась бы, имей они возможность видеть в тот момент фронт в районе реки Амблев. Из конца в конец все полыхало. В Ставло шел штурм силами всех немецких соединений, и батальону пехоты Фрэнкленда приходилось обороняться от целого полка панцергренадеров. 2-й панцергренадерский полк СС под командованием обер-штурмбаннфюрера Зандига, давнего друга Пейпера по «Лейбштандарту», отчаянно пытался занять Ставло и пробиться к авангарду дивизии в Ла-Глез.

Штурм начался в полдень. Под прикрытием интенсивного огня минометов и пулеметов, который вынудил солдат Фрэнкленда укрыться в развалинах домов возле реки, к стратегическому мосту подошли шесть «Тигров». Одновременно с ними в сотне метров от моста в реку вошла дюжина машин-амфибий.

Но ночью в подкрепление к солдатам полковника Фрэнкленда прибыла артиллерийская батарея. Орудия расположились на доминирующих высотах и вступили в бой в самый необходимый момент. Первый залп лишь зря поднял фонтаны воды на высоту десять метров. Но второй пришелся точно в цель. Несколько судов исчезли, еще несколько — стали тонуть. В воде появилось множество мертвых тел и умирающих людей; перепуганные тяжело снаряженные эсэсовцы отчаянно пытались выгребать на быстрине. Третий залп тоже попал в цель, и последние оставшиеся амфибии пошли на дно. Переправа сорвалась.

Но «Тигры» полковника Зандига тем временем продолжали движение. Американские солдаты в ужасе смотрели на то, как первый из них въезжает на мост. Самым тяжелым имевшимся в их распоряжении вооружением был пулемет 30-го калибра. Но тут в происходящее вмешался расчет одной из противотанковых самоходок взвода Фрэнкленда. Тяжело грохоча, машина подъехала к повороту дороги за мостом и остановилась. Наводчик поймал в прицел немецкий танк, и не успел экипаж «Тигра» ничего предпринять, как 90-миллиметровый снаряд попал танку точно под башню. В танке раздался глухой взрыв. Потом люки вылетели, а из отверстий полыхнула желто-красная вспышка. Из башни повалил дым, и машина остановилась на немецком берегу реки, так и не достигнув моста. Никто из экипажа не выжил. Оставшиеся «Тигры» на всей скорости бросились наутек. На какое-то время штурм был окончен.

Одной опасности удалось избежать, но чуть западнее уже маячила вторая. Рано этим же утром Пейпер узнал о том, что его коммуникации под угрозой, поскольку в Ставло появились американцы. Он вызвал к себе майора Книттеля, командующего тылом в Ла-Глез, и приказал ему атаковать Ставло силами своего разведывательного батальона. Книттель, под командованием которого находилось несколько танков, легких бронемашин и САУ, понимающе кивнул. Перед выходом он коротко бросил:

— Die haben'n ganze Menge auf der Kreuzung umgelegt.[26]

— На перекрестке? — переспросил Пейпер, оторвавшись от карты.

— Да, на повороте на Энгельсдорф (Линьевиль). Там теперь куча трупов янки.

Так Книттель донес до Пейпера первую весть о событии, которое позже назовут «бойней в Мальмеди».

К полудню разведывательный батальон Книттеля передислоцировался в район к западу от Ставло. Майор расположил свой штаб в сожженной ферме на окраине Труа-Пон. Здесь он быстро разделил своих людей на две команды. Одной под началом капитана Кобленца предстояло наступать на Ставло вдоль дороги, тянувшейся к северу от реки Амблев, а второй, под командованием капитана Гольца, — двигаться по крутой извилистой проселочной дороге к горным деревушкам Стер, Парфондрю и Ренармон, где высота местности наконец-то позволила бы накрыть огнем американскую батарею, расположившуюся за Стумоном.

Передовые артиллерийские наблюдатели американцев очень быстро заметили колонну Кобленца на дороге в тот момент, когда немцы были зажаты между рекой и горным склоном. На беззащитную колонну обрушили град снарядов и за несколько минут покончили с наступлением.

После этого все внимание американцев обратилось на Гольца, который успел к тому времени уже добраться до деревень. Удивленные местные жители с улыбками выбежали встречать солдат, думая, что это американцы. Улыбки быстро исчезали с их лиц.

И снова артобстрел. Первые же залпы угодили точно в цель. Немцы повсюду валились мертвыми и ранеными, потом один снаряд угодил в ящик с боеприпасами и раздался оглушительный взрыв. Так наступление Гольца тоже резко оборвалось.

Во второй половине дня в подвалы сожженной фермы, где разместился штаб Книттеля, начали поступать донесения. Его полк понес очень большие потери: три сотни человек — больше трети всего личного состава полка — убиты или ранены. Обстрел и Кобленца, и Гольца все еще не прекращался. Вместе с донесениями о потерях приходили горечь и отчаяние.