Наши оставили Нахичевань, значит, оставили и нас, тяжелораненых. Что будет с нами дальше? Деникинские солдаты раненым солдатам Красной Армии помощи никакой не оказывают. Единственная помощь – добивают прикладами или прикалывают штыками и раздевают догола. Думаю, если не замерзну, такая же участь меня ожидает. Чувствую, у меня все постепенно холодеет. Стали коченеть руки. Почему-то в голову лезут разные мысли: вспоминаются трудные переходы карпатских гор, переправа через реку Сан, как под нашими ногами ломался лед во время перехода. Наша пулеметная команда разведчиков и 8-я рота шли по пояс в воде, намокшие солдаты замерзали в снеговых окопах, так как вся солдатская одежда сохла от тепла своего тела и сильного мороза. Нас, пулеметчиков, согревали и сушили наши лошадки-кони, а два пулеметчика из моего взвода замерзли. Думаю: неужели придется замерзнуть или перестреляют деникинские солдаты?

Сверху ярко светило зимнее солнце, согрело своими лучами мою спину, а в животе было очень холодно от мостовой. Я лежал и ждал своего конца. Вдруг послышался стук колес пулеметной тачанки, снова забилось мое сердце, глубоко вздохнул и мысленно тихо сказал: вот и пришел мой последили час. Слышу, раздался голос. Возле меня остановилась пара лошадей, запряженных в пулеметную тачанку. Позади стоит пулемет. Слышу их разговор: «Пойдем посмотрим, чья-то стоит разбитая машина». Услышав голоса, сразу как будто стало легче. Мысленно подумал: наши вернули обратно город. Подойдя ко мне, стали шевелить голову, брать руки, шепча: «Ты жив?» Я затаил дыхание. Подошел другой, стали разговаривать, ругать деникинцев: «Что, сволочи, наделали со свердловцами, раздели наголо, искололи штыками, на спинах все изрезали на мелкие ремешки». Я глубоко вздохнул и сказал: «Да, я остался жив». Кому отвечаю, не знаю. Не успел головы повернуть, как уже лежал на тачанке. Я спросил, почему не взяли моих товарищей Буша и Надя? Последовал ответ: «Мы собираем живых, ваши товарищи мертвые, их подберут другие».

Вскоре я оказался в теплом большом бараке. С носилок сняли и положили на пол. Быстро подошли две девушки в белых косынках с красным крестом. Не снимая с меня шинели, быстро разрезали валяный сапог. Раны промыли, оказали первую помощь, перевязали и положили ногу в шину. Я почувствовал большое облегчение. Вскоре барак заполнили тяжело раненными красноармейцами. Стоны не умолкали. Поздно вечером нас перевели в госпиталь в Нахичевань. Все мы были красноармейцы, нас поместили в двух больших палатах. А в эту ночь мне сделали операцию: удаление косточек с наложением гипса. Те самые девушки, которые оказывали нам первую помощь, в бараке были медработниками белогвардейского госпиталя (бывший Красносельский). В нем много лежало раненых солдат деникинской армии. Вскоре из большой палаты я был перенесен в палату вытяжных аппаратов. По окончании гипсования сестра сказала: «Теперь все будет хорошо, господин Крестьянский», и показывает мне дощечку с надписью: «Крестьянский 275-й маршевой роты Дроздовского полка». Я промолчал, ничего ей не ответил, только посмотрел на нее и закрыл глаза. В аппаратной палате кроме сестры никого не было. Я подумал: стало быть, так было нужно, я ее любезно поблагодарил от имени всех наших раненых за оказанную нам первую медпомощь в бараке и в госпитале. Она смущенно улыбнулась и тихо сказала: «Если только не шутите». Я ответил: «Нет». – «И вам наше большое спасибо за освобождение нас. Если нет секрета, скажите ваше имя. Меня зовут Надежда Николаевна Кукуева, прошу, не забывайте, господин Крестьянский», – ответила она. Я медленно закрыл глаза, кто-то вошел в палату. Кукуева спросила: «Господин Крестьянский, что с вами, вам плохо?» Я вспомнил дом 7, что стоит у Яузского моста, и маленький бульвар, куда по воскресным дням я и мои братья и товарищи ходили пить чай и играть на бильярде. Я старался не терять надежды на излечение тяжелых ран и возвращение в родную Москву. Да и сестра сказала: «У вас теперь есть надежда, и будет хорошо. Одна наша к вам просьба: забудьте на время свою фамилию. Вот ваша история болезни, которая висит на кровати: рядовой Крестьянский 275-й маршевой роты. Прошлой ночью наша Красная Армия и конница Буденного отступили. Оставили Ростов и Нахичевань. Деникинская армия заняла Ростов. Больных и легко раненных солдат Красной Армии сегодня срочно из госпиталя эвакуировали. Тяжело раненные оставлены в госпитале ввиду сильных морозов». Сестра строго меня предупредила: «Сейчас в эту палату положат троих казаков, помни: господин Крестьянский 275-й маршевой роты».

В течение ночи госпиталь был переполнен тяжело раненными деникинскими солдатами. Оставшиеся солдаты нашей армии частью были зарублены, а другие выброшены из госпиталя на мороз. Кровати занимались ранеными солдатами деникинской армии. Солдаты и офицеры Дроздовского полка проверяли палаты, не осталось ли в госпитале солдат Красной Армии. Солдаты-деникинцы из наших прикроватных тумбочек забирали хлеб, сахар, который и так был большой редкостью. И я в эту минуту сообразил, как только в палатах госпиталя появились деникинцы, подумал: вот почему Н.Н. серьезно меня предупредила – при появлении деникинцев укройся, закрой глаза и будь без памяти, иначе нас могут разоблачить, и мы вместе погибнем. Я день и ночь твердил, чтобы не забыть, – Крестьянский 275-й маршевой роты. Как только я узнал от Н.Н., что деникинцы из палат госпиталя выбрасывали на мороз с отрубленными головами, руками солдат Красной Армии, от страха и боли закрыл глаза, затаил дыхание, лежал день за днем в напряженной тревоге, ожидая смерти, которая долгое время кружилась над головами многих наших товарищей, лежавших прикованными к госпитальным койкам. Прошло не так много времени, но нам показалось это вечностью. Красная Армия, конница Буденного разгромили деникинские войска, сгруппировались под Ботайском, Ростовом и Нахичеванью.

Деникинские войска сбежали, а из госпиталя сбежал весь старший медперсонал. Они забрали медикаменты, продовольствие. Санитары, няни, медицинские сестры. Надежда Николаевна вошла в нашу палату, в которой было четверо раненых, для очередной утренней перевязки. Лежавший в углу командир эскадрона всегда спрашивал о фронтовых делах сестру, няню или санитаров. Сестра Н.Н. сказала: «Я не хотела вас и себя огорчать, но должна сообщить печальную новость: наши отступили. Красная Армия снова захватила Ростов, Нахичевань». Лежавший в углу палаты командир эскадрона деникинской армии (фамилию я не помню) с волнением заговорил: «Сестрица, милая, помогите, помогите мне скорей умереть». – «Зачем вам умирать? Вы еще молоды, вас ожидает хорошая жизнь». – «Нет, все равно солдаты Красной Армии или казаки конницы Буденного придут в госпиталь и всех нас, солдат Белой армии, уничтожат». – «Успокойтесь, эскадронный командир, вас никого не тронут, солдаты Красной Армии глубоко сознательны и с ранеными, кто бы они ни были, не учиняют расправы, жестокости, в госпитале тем более».

Кроме тяжелых ранений, у меня было обнаружено двухстороннее крупозное воспаление легких. После окончательного разгрома деникинцев и им подобных полчищ в первой половине марта 1920 г. Конная армия и автоброневой отряд возвратились в Ростов. Из Ростова Конная армия и автоброневой отряд уходили на польский фронт для ликвидации войск Пилсудского панской Польши, которая занимала Украину. С каждым днем самочувствие мое улучшалось. Сращение костей шло хорошо. Врачи обещали скоро освободить меня от вытяжного аппарата. Двухстороннее воспаление легких постепенно проходило. Кризис миновал, все стало хорошо. Врачи и сестра нашего отделения Н.Н. Кукуева, делая нам перевязки, радовали меня, говорили, что раны заживают, здоровье улучшается. «Осталось еще немного, и мы вас эвакуируем в Москву. Я адрес дам, и вы побываете у моей мамаши, надеюсь, и мы скоро вернемся в Москву». В конце апреля 1920 г. из госпиталя начали эвакуировать раненых, т. к. прибывали все новые и новые раненые из Киева, с украинского и польского фронтов. С первым санитарным поездом и я был эвакуирован в Москву. Как сейчас вспоминаю сообщение Н.Н. о моем эвакуировании. Сколько у меня было радости! День был солнечный, в вагоне было тепло, светло. В эвакуации нас из госпиталя принимала активное участие Н.Н. Кукуева – сестра хирургического отделения. Перед отъездом я спросил тихонько Н.Н.: «Скажите, под какой фамилией вы меня эвакуируете?» – «Крестьянский Д.Н. 275-й маршевой роты остается до тех пор, пока не будет выписан из госпиталя». Уходя из вагона, Н. Н. двоих из нас, ею спасенных, расцеловала и пожелала счастливого пути, скорейшего выздоровления.