Нойбауэр кивнул, и они вышли из номера.

Харлоу отодвинул «коронадо» на фут и внимательно осмотрел секцию пола, подсвечивая себе карманным фонарем и стоя на коленях. На одной из продольных планок он обнаружил две поперечные линии, прорезанные насквозь на расстоянии около пятнадцати дюймов друг от друга. Харлоу провел по линии промасленной тряпкой и убедился, что это тонкая, сделанная очень острым инструментом щель. Шляпки двух гвоздей, скрепляющих эту планку, блестели ясно и отчетливо, будто новые. Харлоу подсунул в щель стамеску, и планка очень легко поднялась, открыв отверстие. Он сунул туда руку, чтобы определить глубину и длину открывшегося тайника. Слегка приподняв брови, он только этим выразил свое удивление размерами тайника. Вынув из него руку, он поднес ее к лицу и принюхался. А затем вернул планку на место, закрыл тайник, слегка стукнул стамеской по шляпкам гвоздей и грязной, промасленной тряпкой замазал щели и планку.

Сорок пять минут прошло с того времени, как Харлоу вышел из виллы-гостиницы Чессни, до его возвращения. Просторное фойе теперь выглядело полупустым, в действительности же в нем все еще находилось около сотни человек, вернувшихся с официального приема и, вероятно, ожидающих обеда. Первыми, кого увидел Харлоу, были Мак-Элпайн и Даннет, сидевшие в стороне за отдельным маленьким столиком. Через два столика от них одиноко примостилась Мэри с напитком в стакане и журналом на коленях, судя по всему, совершенно забытым. Вид у нее был отрешенный. Харлоу удивился происшедшей в ней враждебной перемене по отношению к себе. Он заметил также, что неприязнь появилась и в отношении Мэри к отцу. Рори нигде не было видно. «Наверное, опять шпионит за кем-нибудь», — решил Харлоу.

Эти трое тоже заметили Харлоу, как только он вошел. Мак-Элпайн сразу раздраженно поднялся.

— Я буду вам весьма благодарен, Алексис, если вы возьмете Мэри под свою опеку. Я пройду в ресторан. Опасаюсь, что если я останусь здесь...

— Все в порядке, Джеймс. Я понимаю... Харлоу оставался внешне спокойным, однако верно рассудил, что выражение нарочитого безразличия, проявившееся даже в походке Мак-Элпайна, адресовано именно ему. Он заволновался еще больше, увидев, что Мэри пошла ему навстречу. Не оставалось сомнений, что ее враждебность была направлена тоже против него. Она не скрывала, что поджидала его. Милой улыбки, делавшей ее любимицей всех гонщиков, как не бывало, Харлоу заметил это сразу. Он внутренне подобрался, потому что знал наперед все, что она скажет ему.

— Вы добиваетесь, чтобы все видели вас в таком состоянии? — Харлоу помрачнел. — Немедленно уходите отсюда.

— Так, хорошо. Продолжайте, продолжайте. Оскорбляйте невинного человека. Вы передо мной... Вернее, я перед вами... — сбивчиво говорил он.

— Как это противно! Трезвый человек не теряет своего лица. Посмотрите же, на кого вы похожи! Возьмите себя в руки и идите прочь!

Харлоу демонстративно оглядел себя.

— Ага! Превосходно! Приятных сновидений, чудная Мэри.

Он повернул к лестнице, преодолел каких-то пять ступенек и резко остановился, столкнувшись внезапно с Даннетом. Мгновение оба глядели друг на друга с равнодушными лицами, потом брови Даннета удивленно поднялись. Когда Харлоу заговорил, его голос был абсолютно трезв.

— Идемте, — тоном приказа сказал он.

— "Коронадо"?

— Да.

— Идемте.

Харлоу допил свой кофе — у него уже вошло в привычку завтракать в одиночестве у себя в номере — и подошел к окну. Прославленного итальянского сентябрьского солнца этим утром не было и в помине. Тяжелые дождевые облака закрывали небо, но земля была сухой, а воздух прозрачный — идеальная погода для гонок. Он прошел в ванную комнату, открыл настежь окно, снял с бачка крышку, вытащил бутылку виски, открыл водопроводный кран и добросовестно вылил половину бутылки в раковину. Затем поставил бутылку на прежнее место и обильно обрызгал комнату аэрозольным освежителем.

На гоночный трек он ехал в одиночестве — место рядом с ним в его красном «феррари» теперь редко было занято. Здесь уже были Джекобсон, два его механика и Даннет. Он поздоровался с ними коротко, привычно облачился в рабочий комбинезон, надел шлем и сел за руль своего нового «коронадо». Джекобсон при этом окинул его своим обычным мрачным взглядом.

— Я надеюсь, что уж сегодня-то вы покажете хорошее время в тренировочном заезде, — сказал он.

— Вот как? Я считал, что и вчера прошел круг успешно. Во всяком случае, буду стараться, — кротко ответил Харлоу и, приготовившись к старту, взглянул на Даннета. — А где же сегодня наш милейший шеф? Не помню, чтобы он когда-либо пропускал тренировочные заезды.

— Он остался в гостинице. Занят какими-то делами.

Мак-Элпайн был действительно занят делом, которое в последнее время приносило ему все больше огорчений, но становилось чуть ли не привычным. Он тщательно замерял в этот момент количество оставшегося запаса алкоголя у Харлоу. Едва он вошел в ванную комнату Харлоу, как сразу понял, что проверка уровня виски в бутылке будет простой формальностью: распахнутое окно и пропитанный освежителем воздух яснее ясного свидетельствовали, что это излишняя операция. Тем не менее Мак-Элпайн проделал все, что нужно, хотя и знал почти наверняка, что именно обнаружит, но когда он вынул из бачка наполовину пустую бутылку, лицо его все-таки потемнело от гнева. Он поставил бутылку обратно, вышел из номера и торопливым шагом, почти бегом миновал гостиничное фойе, сел в свой «остин» и поехал на трек так быстро, что его мчащийся автомобиль прохожие не успевали рассмотреть на всем пути от виллы-гостиницы Чессни до гоночного трека в Монца.

Мак-Элпайн тяжело дышал; когда оказался на обслуживающей станции «Коронадо». Первый, кого он здесь встретил, был собиравшийся уже уходить Даннет. Мак-Элпайн несколько успокоился.

— Где этот негодяй Харлоу? — спросил он грубо. Даннет не торопился отвечать. Ничего не понимая, он только покачал головой, стараясь определить, чем

Джеймс расстроен.

— Ради Господа, где этот алкаш? — Голос Мак-Элпайна дрожал от негодования. — Он не должен ни за что выходить на этот чертов трек.

— А судьба других гонщиков в Монца разве вас не интересует?

— Что вы этим хотите сказать?

— Хочу сказать, что этот записной пьяница показал сейчас на гонке время на две. и одну десятую секунды лучше рекордного. — Даннет был словно в ознобе, это по всему было видно, в голове его никак не укладывалась новость. — Невероятно. Чертовщина какая-то!

— Две и одна десятая! Две и одна десятая! — Мак-Элпайн был поражен. — Невероятно! Только подумать! На что это похоже? Невероятно!

— Спросите хронометристов. Они дважды проверяли.

— Иисус!

— Вы вроде бы недовольны тем, что узнали, Джеймс.

— Недоволен. Я расстроен чертовски. Конечно же он остается лучшим гонщиком в мире, однако в решающей обстановке у него не выдержат нервы. Сейчас это не успех гонщика, а его мастерство. Или простая хмельная храбрость. Дьявольская хмельная храбрость.

— Я что-то вас не понимаю.

— Он уничтожил полбутылки виски, Алексис.

Даннет ошеломленно уставился на него.

— Не могу этому поверить, — наконец с трудом вымолвил он. — Может быть, он вел гонку на пределе, но ангельски чисто. Полбутылки шотландского виски? Он бы убил себя наверняка.

— Хорошо еще, что на треке больше никого не было в это время. Вполне возможно, мог бы и убить кого-то.

— Но... но принять полбутылки!

— Желаете пойти и взглянуть на бачок в его ванной комнате?

— Нет, нет. Вы, надеюсь, не считаете, что я когда-либо сомневался в ваших словах? Я просто отказываюсь понимать что-либо.

— Я тоже. Ну и где же наш чемпион мира в данный момент?

— Он сказал, что на сегодня достаточно, и покинул трек. Сказал также, что завтра будет тренироваться на внутренней дорожке и если кто бы то ни было займет ее раньше него, то он прогонит любого прочь. Он сегодня ведет себя заносчиво, наш Джонни.