Так называемая «принцесса Алекса» была одной из таких актрис, за которыми следовало постоянно наблюдать. Эта дама, хотя она была только разведённой женой французского офицера, частенько посещала весёлые курорты в окрестностях Александрии, Рамлу и Сан-Стефано, одеваясь, как местная девушка знатного происхождения. Она ходила в яшмаке и сандалиях, с браслетами на ногах и в прекрасных шёлковых и сатиновых мусульманских одеждах.

Умная, хорошо знающая английский язык, она оказалась идеальной приманкой для молодых офицеров, «опьянённых Востоком». Смуглая, похожая на испанку, она кокетливо смотрела сквозь вуаль, над которой виднелась лишь пара чёрных изогнутых бровей. Существовали весьма серьёзные подозрения, что она передавала информацию одному хорошо известному в Каире человеку, работавшему в отеле; однако «принцессу» не лишали свободы.

У агента-резидента противника были две возможности передавать информацию: воспользоваться услугами какого-нибудь бедуина, как уже описано выше, или держать связь с подводной лодкой, курсирующей у берегов.

У меня на глазах возле Александрии был затоплен корабль водоизмещением 12 000 тонн. Подводная лодка весело подплыла к своей жертве, подняв парус, что придавало ей вид «доу» [10]. Уже выпустив торпеды, она подошла на 500 ярдов и дала ещё один залп по тонущему кораблю.

Но и после этого конвоирующие контрминоносцы не заподозрили безобидное парусное судно, которое вскоре стало погружаться в воду вместе с парусом.

— Эти мнимые «доу», — сказал мне как-то один видный офицер, — начинают надоедать. Видите ли, эти немцы шатаются тут, и их ни за что на свете не отличишь по внешнему виду от «доу», а в одну прекрасную ночь любезный туземец подплывёт к ним на лодке и передаст самые последние шпионские донесения из Каира. Затем командир подводной лодки погружается в воду и направляется в Бейрут или Александретту.

Действительным хотя и не официальным главой британской секретной службы в Египте был полковник Лоуренс, молодой человек 29 лет. Его романтическую, полную приключений жизнь нельзя ни с чем сравнить ни в этой, ни в других войнах. До войны Лоуренс был: студентом университета в Англии, увлекался археологией и египтологией, и научные занятия привели его в 1914 году в Святую Землю. По удивительному совпадению он очутился вблизи того самого Пройссера, о котором мы говорили. Лоуренс вначале служил лейтенантом в политическом департаменте, но постепенно благодаря прекрасному знанию местных обычаев и условий выдвинулся и, несмотря на сильное противодействие старых специалистов, встревоженных перспективой потерять свои синекуры, стал офицером связи у короля Геджаса и главным агентом британской секретной службы.

Он наденет, бывало, бурнус и «абба», расчешет русую бороду и отправляется странствовать по пустыне то один, то во главе небольшой группы бедуинов. Задания были разнообразны. Иногда он отправлялся в тыл противника и, сделав наблюдения, возвращался с лаконическим докладом в Генеральный штаб. Иногда проезжал на верблюде дикую пустыню Акаба, расплачивался с агентами-бедуинами, собирал донесения и давал новые задания. Во время таких кочёвок он вел жизнь бедуина в полном смысле этого слова, даже выполнял религиозные обряды и ел ужасную для европейца пищу. Лоуренс не останавливался ни перед чем.

Любимым его развлечением было разрушение железной дороги. Главная турецкая железная дорога от Дамаска до Мекки тянулась с севера на юг, приблизительно в 100 милях от правого фланга британцев. Лоуренс время от времени её взрывал. Кроме того, он пускал под откос поезда с боеприпасами и воинские эшелоны, а однажды захватил в плен турецкое подразделение, состоявшее из трёх офицеров и восьмидесяти рядовых. В таких случаях он обычно извинялся, что не привёл больше пленных, объясняя это пылом своих товарищей-бедуинов. Лоуренс занимался и ещё одним весьма полезным делом — он перерезал телефонные провода противника. Это обычно делалось накануне значительных боевых операций, и таким образом турки в критический момент должны были прибегать к помощи радио.

Лоуренс подстрекал различные арабские и бедуинские племена на фланге турецкой армии к неповиновению, к постоянным восстаниям. Обычно он приезжал в какое-нибудь племя, жил там несколько дней, указывал предводителю, каким способом истощать силы противника, а затем переезжал в другой лагерь бедуинов и повторял свои наставления.

Не менее изобретательным был немецкий шпион в Палестине майор Франкс.

Франкс почти всю жизнь провел в британских колониях, и в любом обществе его приняли бы за англичанина. Это преимущество он использовал до конца. Собрав коллекцию британских офицерских форм, Франкс надевал одну из них во время своих экскурсий в тыл британских позиций.

Вся жизнь его была похожа на легенду. Однажды, когда он был в форме австралийского офицера, Франкса окликнули два австралийских часовых; он тут же их арестовал. Другой раз в форме полковника британского артиллерийского управления Франкс прибыл в нашу главную базу боевого питания в Рафе и, сказав, что прислан сюда австралийским дивизионом, находящимся на фронте, детально обследовал склады. Позднее, перед одним из сражений, он появился на британских позициях в форме капитана под видом представителя вышестоящего штаба, посетил штаб бригады полевой артиллерии и выяснил детали предстоящей операции.

После того как почетный гость уехал, выяснилось, что на один вопрос ему ответили неверно; позвонили в штаб, чтобы исправить ошибку. Оказалось, что оттуда никаких офицеров для обследования не посылали.

Так был обнаружен обман. Пришлось проделать огромную работу, чтобы изменить весь план артиллерийского огня, выданный Франксу.

Заключительный подвиг этого разведчика был, вероятно, самым изумительным.

Когда британцы удерживали сектор Яффа — Иерусалим, Франкс снова появился в форме офицера штаба; он переезжал из батальона в батальон по линии фронта, производя инспекцию, подробно расспрашивал командиров о предстоящей атаке и затем, не возбудив подозрений, возвратился на турецкие позиции.

Эти подвиги вызвали в Палестине настоящую «франксовую панику».

Часто задерживали совершенно невинных офицеров, что сильно мешало работе штабов.

В песчаных пустынях Палестины лучшая «профилактическая мера» — сконцентрировать туземцев в определённых районах и запретить выходить оттуда. Всех бродячих арабов подвергали аресту и обыску. Даже два итальянца — парикмахера, которые по настоянию генерала Алленби сопровождали его на поле боя, не имели права выходить за пределы штаба. А сколько бумаги ушло на этих парикмахеров!

На долю разведки выпадали иной раз и еще более странные обязанности.

Однажды вечером в Хан Унусе местного офицера разведки посетила делегация девушек с заявлением, что они «не хотят и не желают» выходить замуж за мужчин, которым родители посулили своих дочерей в раннем детстве или даже ещё до их рождения.

Эти смуглые красавицы — их было шестеро, — проникнутые новыми идеями в результате общения с англичанками — медицинскими сестрами, бесстыдно скинули чадры. Увидев, что европейские женщины пользуются такими же правами, как мужчины, обитательницы Хан Унуса пожелали сами выбирать спутников жизни. Но, увы, политика остаётся политикой: наше вмешательство в местные обычаи могло бы навлечь на нас проклятие Аллаха.

За местными жителями Месопотамии во время войны наблюдала обширная организация политической разведки — «белые нашивки». В особенности нуждалось в присмотре полумиллионное население бассейна Тигра, где половина жителей состояла из кочевников.

Номады (кочевники) живут в шатрах и постоянно движутся: от берегов Тигра — в пустыню, из пустыни — к Тигру. Они бродят небольшими, замкнутыми колониями человек по сто, засевая землю там и сям, снимая урожай на обратном пути и вечно странствуя. Так они бредут изо дня а день, не зная, где разложат свои палатки завтра. В пути номады выращивают свой скот: коз, овец, верблюдов, коров, птицу; в пути и продают его. Номады — суровый народ. Они любят драться, однако нападают только тогда, когда обладают огромным численным превосходством. Они делятся на племена и подплемена, платят дань шейхам и меньшим шейхам. У иного шейха бывает свита из 4 000 или 5 000 человек пехоты и тысячи всадников, самых замечательных наездников в мире. Эта сила обычно присоединяется к тем, кто берёт верх в данный момент, — к нам, когда наша звезда идёт к зениту, к туркам, когда для нас наступает чёрный день.