Он не старался узнать, каким образом разбойник вошел в дом. Он не задумывался над этим. Он сознавал, что был без шпаги и что из-за раненого плеча все равно не мог бы воспользоваться ею, если бы даже и имел ее. Сеньор Зорро подходил к нему все ближе.

— Я могу быть вне закона, но я уважаю женщин! — произнес «Проклятие Капистрано». — А вы, офицер армии, не понимаете этого, как видно. Что вы делаете тут, капитан Рамон?

— А вы что тут делаете?

— Я слышал крик леди, что дает кабальеро достаточно права войти в любое место, сеньор. Мне кажется, что вы нарушили все правила приличия.

— Может быть, леди также нарушила их?

— Сеньор! — загремел разбойник. — Еще одна подобная мысль, и я уложу вас на месте, хотя вы и раненый человек! Как проучить мне вас?

— Дворецкий! Люди! — закричал внезапно капитан — Здесь сеньор Зорро! Вы получите награду, если схватите его!

Человек в маске засмеялся. — Мало пользы принесет вам призыв о помощи, — сказал он, — используйте лучше время на произнесение молитвы.

— Вы поступаете красиво, угрожая раненому человеку.

— Вы заслуживаете смерти, сеньор, но я думаю, что должен позволить вам избежать ее. Вы встанете на колени и попросите прощения у сеньориты. А потом вы покинете этот дом, ускользнете отсюда подобно подлецу, кем вы и являетесь на самом деле, и будете молчать о том, что произошло здесь. Если вы этого не сделаете, я обещаю запачкать вновь мою шпагу вашей кровью.

— Ха!

— На колени, сеньор, и немедленно! — приказал Зорро. — У меня нет времени ждать.

— Я офицер!

— На колени! — скомандовал снова сеньор Зорро страшным голосом. Он шагнул вперед, схватил капитана Рамона за здоровое плечо и швырнул на пол.

— Немедленно, трус, скажите сеньорите, что вы униженно просите у нее прощения, которого она, конечно, не даст вам, так как вы недостойны его — и что вы никогда больше не будете тревожить ее. Скажите это или, клянусь святыми, вы произнесете свое последнее слово!

Капитан Рамон исполнил все это. Тогда сеньор Зорро схватил его за шиворот, приподнял, дотащил до двери и вышвырнул на улицу в темноту. Если бы не мягкие сапоги, то капитан Рамон пострадал бы еще сильнее и в смысле боли и в смысле телесных повреждений.

Сеньор Зорро как раз закрыл дверь, когда дворецкий вбежал в комнату и с ужасом увидел человека в маске.

— Сеньорита, я надеюсь, что был вам полезен, — сказал разбойник. — Этот негодяй не будет больше тревожить вас, иначе он снова почувствует острие моей шпаги.

— О, я благодарю вас, сеньор, благодарю вас! — крикнула она. — Я расскажу отцу о вашем прекрасном поступке. Дворецкий, подайте вина!

Дворецкому оставалось только повиноваться приказанию, и он поспешил из комнаты, удивляясь временам и нравам.

Сеньорита Лолита подошла к сеньору Зорро.

— Сеньор, — прошептала она, — вы спасли меня от оскорбления. Вы спасли меня от осквернения, которое нанесли бы мне губы этого человека. Сеньор, хотя вы будете считать меня не скромной, но я по доброй воле предлагаю вам тот поцелуй, который он хотел взять силой.

Она подняла лицо и закрыла глаза.

— Я не буду смотреть, когда вы снимете свою маску, — сказала она.

— Это было бы слишком много, сеньорита, — ответил он. — Вашу руку, но не ваши губы.

— Не оскорбляйте меня, сеньор, я сама предложила вам это, а вы отказываетесь.

— Вы не будете оскорблены, — ответил он, быстро склонился, поднял конец маски и слегка коснулся губ Лолиты своими губами.

— Ах, сеньорита! — продолжал он. — Я бы хотел быть честным человеком и открыто добиваться права на вас. Мое сердце полно любовью.

— А мое — любовью к вам!

— Это безумие! Никто не должен знать этого…

— Я не побоялась бы сказать об этом всему миру, сеньор…

— А как же ваш отец и его состояние, дон Диего?

— Я люблю вас, сеньор!

— А возможность стать влиятельной дамой? Разве, вы думаете, я не знал, что дон Диего был тем человеком, которого вы подразумевали, когда мы говорили во дворе вашего отца? Это только ваш каприз, сеньорита.

— Это любовь, сеньор. Выйдет ли что-нибудь из этого или нет, Пулидо не любят дважды.

— Что же может выйти из этого, кроме несчастья?

— Мы еще увидим. Бог милостив…

— Это безумие!

— Приятное безумие, сеньор!

Он прижал ее к себе, снова наклонил голову, она же снова закрыла глаза и приняла его поцелуй, только на этот раз поцелуй был более продолжителен. Она не пыталась увидеть его лицо.

— Может быть, я безобразен? — сказал он.

— Но я люблю вас.

— Изуродован, сеньорита?

— Все же я люблю вас!

— На что же мы можем надеяться?

— Уходите, сеньор, прежде чем вернутся мои родители. Я ничего не скажу кроме того, что вы спасли меня от оскорбления и ушли. Они будут думать, что вы появились, чтобы ограбить дона Диего. Станьте честным, сеньор. Ради меня! Станьте честным, прошу вас, и предъявите права на меня. Никто не видал вашего лица и, если вы снимете маску навсегда, никто никогда не будет знать о вашей виновности. Вы не обыкновенный вор. Я знаю, почему вы крали — чтобы отомстить за беззащитных, чтобы наказать жестоких политиков, чтобы помочь угнетенным. Я знаю все, что вы отнимали, вы отдавали бедным. О, сеньор!

— Но моя задача еще не окончена, сеньорита. Я должен завершить ее.

— Тогда кончайте ее и — да оберегают вас святые! И они это сделают, я уверена. И когда окончите, возвращайтесь ко мне. Я узнаю вас, в каком бы одеянии вы ни явились.

— Я не буду ожидать так долго, сеньорита. Я буду часто видеть вас. Иначе я не смогу существовать.

— Берегите себя.

— Теперь я действительно буду беречься, так как имею на то двоякую причину. Никогда жизнь не была так прекрасна, как теперь.

Он медленно отошел от нее, обернулся и посмотрел на ближайшее окно.

— Я должен идти, — сказал он. — Я не могу ждать вина.

— Это был только предлог, чтобы остаться вдвоем, — призналась она.

— До следующего раза, сеньорита — и пусть это будет скоро!

— Будьте на стороже, сеньор!

— Буду всегда, моя любимая! Сеньорита, до свидания!

Снова глаза их встретились, потом он махнул рукой, плотно закутался в плащ, кинулся к окну и выскочил. Темнота поглотила его.

Поднявшись с земли перед дверью дон Диего Вега, капитан Рамон устремился сквозь тьму по тропинке, которая вела в гору к гарнизону. Кровь его яростно кипела, лицо побагровело от злости. В гарнизоне оставалось не более полудюжины солдат, так как большая часть ушла с сержантом Гонзалесом, и из этой полудюжины четверо числились больными, а двое были необходимы в качестве охраны.

Таким образом капитану Рамону некого было послать к дому Вега, чтобы попытаться захватить разбойника; кроме того он решил, что сеньор Зорро останется там не дольше нескольких минут и теперь, наверное, вскочил на лошадь и скрылся, так как было известно, что этот разбойник никогда не остается долго на одном месте.

Капитану Рамону не хотелось широкой огласки того, как сеньор Зорро встретил его вторично и обошелся с ним, будто с пешкой. Не мог же он объявить, что оскорбил сеньориту, а сеньор Зорро наказал его за это, заставил встать на колени и извиниться, а потом выбросил через парадную дверь, как собаку.

Капитан решил лучше ничего не говорить о случившемся. Он предполагал, что сеньорита расскажет о происшествии своим родителям и что дворецкий тоже подтвердит это, но он сомневался, чтобы дон Карлос предпринял что-либо по этому поводу. Дон Карлос дважды подумает, прежде чем выступит против офицера армии, благо он уже заслужил недовольство губернатора. Рамон больше всего беспокоился, чтобы дон Диего не узнал о случившемся, потому что, если один из Вега подымет руку против него, то у капитана будет мало шансов сохранить свое положение.

Шагая по своему кабинету, капитан Рамон дал волю ярости. Он чувствовал дух времени и знал, что губернатор и окружавшие его лица очень нуждались в излишних средствах, чтобы жить красиво. Они обирали богатых людей, против которых было хоть малейшее подозрение и, конечно, приветствовали бы новую жертву. Не мог ли бы он дать им нужное указание и, таким образом, укрепить свое положение у губернатора? Ведь может же капитан осмелиться намекнуть, что семья Вега не очень-то лояльна по отношению к губернатору.