Такие настроения во многом подогревались многочисленными «признаниями» очевидцев и агентурными данными, которые, возможно, являлись хорошо подготовленной дезинформацией японских спецслужб. Среди них фигурировало признание «японского офицера», шедшего якобы на своем миноносце из Англии в Японию прямо за русской эскадрой, рассказы английских рыбаков о «миноносце», оставшемся на месте расстрела траулеров, рассказ германского офицера на Циндао офицерам русских кораблей о германском «миноносце» и т. п. Ни одна из этих версий так и не получила сколько-нибудь серьезного документального подтверждения. С высокой степенью достоверности можно только утверждать, что инициативы и красноречие «свидетелей» оплачивались наличными из специальных фондов японской разведки.
Российской Заграничной агентурой Департамента полиции за деньги был получен документ, в котором британский моряк Восточной (Китайской) эскадры подробно описывал, как перед Цусимским сражением на японские корабли перешли командиры британских броненосцев, включая самого вице-адмирала Ноэля. Однако показания этого «очевидца» опровергаются последующими британскими публикациями, основанными на донесениях капитана 1 ранга Пэкингхима, действительно бывшего в Цусимском сражении наблюдателем на японском броненосце «Асахи».
Как бы то ни было, но японцы к маю 1905 г. действительно хорошо знали сильные и слабые стороны своего противника. Они учитывали превосходство русской эскадры в тяжелой артиллерии и держались с большой осторожностью. Японский морской флот был хорошо профессионально подготовлен, и его командование вряд ли нуждалась в помощи британских инструкторов. Российские спецслужбы не полностью выполнили поставленные перед ними задачи обеспечения безопасности русской эскадры в пути следования, сбора сведений о силах противника в Цусимском проливе, сохранения военной тайны.
К их чести заметим, что были предприняты меры по координации усилий с союзниками. Так, директор Департамента полиции Лопухин лично прибыл во Францию, где в Париже вел переговоры с директором общественной безопасности Каваром, а также имел встречу частного характера с Президентом Франции Лубе, чтобы получить официальное разрешение об оказании необходимого содействия. Лопухину пришлось через посредничество министра иностранных дел Франции Делькассе заниматься улаживанием Гулльского инцидента. Сам же Лопухин был совершенно уверен в причастности японских спецслужб к трагедии в Северном море.
Одной из главных задач разведки и контрразведки в начале XX в. становится добывание дипломатических шифров и кодов. Совершенно секретное отделение дипломатической агентуры Департамента полиции во главе с ротмистром М. С. Комисаровым также активно действовало в этом направлении. Оно создавалось в строжайшей тайне, и от его сотрудников требовалась глубочайшая конспирация. Непродуманность действий, малейшая оплошность и случайность грозили обернуться международным скандалом. М. С. Комиссаров перешел на нелегальное положение и проживал на частной квартире под видом иностранца. Агенты из числа служащих иностранных посольств не предполагали, что работают на представителя русского правительства. Секретные документы, шифры и коды приносились к нему прямо на специально оборудованную конспиративную квартиру, где по ночам перефотографировались, а затем направлялись для практического использования в Департамент полиции или Министерство иностранных дел.
По собственному признанию М. С. Комиссарова, все иностранные сношения контролировались русской тайной полицией. В распоряжении российских контрразведчиков оказались американский, бельгийский, китайский и другие шифры. В общей сложности русские контрразведчики располагали шифрами двенадцати государств. Они были различны не только по сложности, но и по объему. Так, китайский шифр представлял шесть томов, а американский — толстую книгу, которую невозможно было переписать от руки. Работать приходилось очень быстро и ответственно, ведь из-за пропущенной или плохо переснятой страницы мог сорваться весь процесс последующей дешифровки перехваченного текста. Опасность провала была очень велика: в случае, если посольство выявит пропажу, оно могло легко установить его адрес, а Комиссаров должен был до конца играть свою роль.
Полученные шифры и коды использовались при перлюстрации дипломатической корреспонденции и перехваченных телеграфных сообщений. Для вскрытия дипломатических баулов и пакетов использовали копии ключей, а с наиболее важных документов делались фотографические снимки. С этим был связан следующий курьезный случай. Как-то чиновник, производивший перлюстрацию, случайно уронил в вализу (дипломатический баул) золотую запонку, не заметив этого. Почта была запечатана и отправлена по назначению. Через некоторое время, вскрыв тот же баул, следовавший в обратном направлении, чиновник обнаружил свою запонку в целости и сохранности. Возможно, дипломаты, получавшие почту, решили, что запонку потерял один из отправителей.
На телеграфе сотрудники тайной полиции стремились быстро расшифровать и перевести дипломатические послания. Для этого в специальном подразделении М. С. Комиссарова работали гражданские лица, высокопрофессиональные лингвисты, профессора Санкт-Петербургского университета. Ежедневно на основании перехваченной шифропереписки МВД пересылал на имя императора один-два доклада. Если информация представляла срочный оперативный интерес, то прочитанные документы задерживались. «…О ситуациях, аналогичных сложившимся перед Цусимой и во время Портсмутского мира, нашему государству нужно было знать немного раньше, и потому их задерживали, на сколько возможно — часов на 8-12», — впоследствии рассказывал Комиссаров.
Это особенно проявилось на переговорах в Портсмуте летом 1905 г., когда С. Ю. Витте вел нелегкий дипломатический поединок с министром иностранных дел Японии бароном Дзютаро Комурой. Вторыми лицами в составе делегаций были чрезвычайные и полномочные послы договаривающихся государств в США барон Роман Розен и кавалер Императорского ордена Священного Сокровища 1-й степени Тахагира Когоро.
Переговоры продолжались две недели. Посредничество американской стороны объяснялось отнюдь не миролюбием или особыми симпатиями к Японии и России. США были озабочены усилением влияния Японии в Тихоокеанском регионе. Великобритания тоже не желала дальнейшего усиления Страны восходящего солнца и постепенно закрывала перед ней «свой денежный мешок».
Российская делегация была очень хорошо информирована не только о японских предложениях, но и о позиции американского президента, за которым стояли деловые круги США. Условия Портсмутского мирного договора во многом обеспечивались работой российских спецслужб.
Эта деятельность сотрудников молодой российской контрразведки была отмечена царским правительством. Так, в 1904 г. И. Ф. Манасевич-Мануйлов был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени. Позднее, когда над ним сгустились тучи, он так писал руководству МВД: «За мои труды в области борьбы с международным шпионством по докладу князя Святополк-Мирского мне была дана награда: я получил Владимира 4-й степени… Когда министр пригласил меня и вручил мне орден, князь сказал мне, что Его Величество приказал ему передать его особую благодарность за мою деятельность».
В. Н. Лавров был произведен в полковники. 15 августа 1910 г. он также был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени. В указе Капитулу императорских и царских орденов, подписанном лично рукой императора Николая II, говорилось следующее:
«В воздаяние отлично усердной и ревностной службы, состоящего в распоряжении Начальника Главного Штаба и числящегося по армейской кавалерии полковника Владимира Лаврова Всемилостивейше пожаловали Мы его кавалером Императорского ордена нашего Святого равноапостольного князя Владимира четвертой степени.
Вследствие чего повелеваем Капитулу выдать сему кавалеру орденский знак и грамоту на оный.
Николай».
С началом военных действий в Маньчжурии японцы заметно активизировали разведывательно-диверсионную деятельность. Сначала они предприняли попытку блокировать русскую эскадру во внутренней гавани Порт-Артура с помощью пароходов-брандеров, которые намечалось затопить на входе в нее. Трюмы пароходов были заполнены камнями, и в случае удачи перекрытия фарватера русские броненосцы и крейсера оказались бы в ловушке. Однако ночная диверсия японцев не удалась. Они были замечены, и со стороны стоящего у берега поврежденного броненосца «Ретвизан» по ним открыли огонь из корабельных орудий. Один из пароходов-брандеров был потоплен, другой был сильно поврежден и выбросился на прибрежные камни. В дальнейшем японцы дважды предпринимали такие же безуспешные попытки, но каждый раз натыкались на бдительность русской дозорной службы, огонь корабельной артиллерии и береговых батарей.
