— Как понимать эту благодарность Москвы?

Я тоже встал, подошел к нему вплотную и спокойно сказал:

— Эта благодарность передана вам в знак того, что в Финляндии появился политический деятель, который, преодолев разного рода предрассудки, инсинуации, вражду, распространяемые по отношению к нашей стране и ее народу, стал на путь контактов и диалога с нами для совместного формирования нового внешнеполитического курса, ведущего наши страны к дружбе, взаимопониманию и добрососедству.

Выслушав мое заявление, он сказал:

— Я понял, спасибо за пояснение. Хочу заметить, что в настоящее время нельзя упускать из внимания действия правых сил, чтобы не допустить новой, но уже «горячей войны» между нашими народами. Со стороны Москвы, к сожалению, не видно, чтобы предпринималось какое-либо противодействие. Ваша пресса молчит о росте антисоветских выступлений.

Обещал ему сообщить в Москву и эту информацию.

Материал для Москвы оказался объемным, и поскольку шифровальщик приболел, а дипкурьеры прибыли из Стокгольма, направляясь в Москву, свою записку направил диппочтой. Нам казалось, что ответ на сообщение резидентуры Центр пришлет быстро. Ведь из нашей информации ясно следовало, что финляндское правительство начало переговоры с Германией о совместной войне против Советского Союза в случае, если ее начнут немцы. Мы полагали, что это сообщение вызовет реакцию в Москве, но она… молчала.

День 11 июня 1941 года выдался ярким, теплым, солнечным, каких мало бывает в Хельсинки.

Около двух часов дня мне позвонил Монах и условно сказал, что надо встретиться, если можно, через час, и назвал место встречи на окраине города в кафе на берегу залива. Когда уселись на открытой веранде, он от волнения с трудом выговорил:

— Война немцев с вами… — и окаменело замолк, но заставил себя продолжить: — Сегодня утром в Хельсинки подписано соглашение между Германией и Финляндией об участии Финляндии в войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнется 22 июня, т. е. через 12 дней. Первоисточником этих данных является мой хороший знакомый, участвовавший сегодня утром, в числе других, в подписании этого соглашения. Источнику информации я доверяю с давних пор. Жена с детьми выедет в деревню, а я останусь в Хельсинки. Мы разделим судьбу своего народа. Лично я буду предпринимать все, что возможно, чтобы скорее погасить истребительное пламя войны. На прощание, — сказал он, — прошу незамедлительно послать уведомление Сталину о войне немцев и финнов против Советского Союза, которая начнется 22 июня. Формально финны вступят в нее на четыре дня позже.

Расставаясь, мы обнялись. Мы еще не знали, какой страшной и кровопролитной будет эта надвинувшаяся война для всего мира.

Вернувшись в представительство, я вызвал к себе своего заместителя Ш. У. и рассказал о встрече с Монахом. Через час этого же дня, т. е. 11 июня, в Москву на имя Берии ушла телеграмма «молния», в которой дословно было изложено сообщение Монаха. Утром следующего дня пришло подтверждение о вручении ее адресату, но без всякой реакции на наше сообщение.

Учитывая чрезвычайную ситуацию, собрал весь оперативный состав на совещание, где, не раскрывая сообщения о войне, потребовал от каждого работника участить встречи и ежедневно докладывать о полученной информации. Через каждые двй дня в Москву посылалась информация, указывающая на факты скрытой подготовки Финляндии к войне.

Надо сказать, что мы с Ш. У. за месяц до этого по предложению командования военно-морской базы Ханко отправили туда свои семьи на отдых, поскольку пустующих летних дач там было предостаточно. Теперь нам предстояло срочно возвратить их в Хельсинки. Ш. У. возвратил с вок) семью на следующий день, т. е. 12-го, я же выехал в Ханко после работы 14 июня с тем, чтобы вечером встретиться с командованием базы для беседы о международном положении. Об этом меня давно просил командующий базой генерал Кабанов.

Из Хельсинки выехал в 16 часов. Не доезжая до базы километров пятнадцать, пришлось остановиться — лопнуло колесо автомобиля. Я занялся сменой его. Нельзя было не обратить внимания, что по этой же дороге движется значительное число автомашин с солдатами. За ними следовала артиллерия. Когда я поменял колесо и выехал вновь на дорогу, то уцепился за «хвост» этой колонны и проехал километров десять, пока автомашины не свернули на проселочную дорогу. Это было километрах в пяти от военно-морской базы. Меня подмывало проехать по этой проселочной дороге. Я так и сделал. Оказалось, что совсем недалеко впереди, на опушке леса, стоял большой походный лагерь какой-то артиллерийской части.

На базу приехал с опозданием на час. Офицеры во главе с командующим базы Кабановым были в сборе и шумно обсуждали какие-то беспокоящие их дела. Свою беседу о международном положении я излагал в тональности неизбежного нападения на СССР Германии и весьма вероятного присоединения к ней Финляндии. В доказательство этого я привел некоторые факты, указывающие на подозрительные действия финской военщины. При этом рассказал о размещении артиллерийского подразделения финской армии недалеко от границы базы, виденного мною, когда ехал к ним.

С их стороны было много вопросов. Они ставили меня в тяжелое положение. Сказать им прямо, что через семь дней немцы и финны выступят войной против Советского Союза и их военно-морская база сразу подвергнется нападению, я не мог в силу огромной ответственности за возможную дезинформацию о начале войны 22 июня. Ведь Москва на мое сообщение об этом не дала никакого ответа. В силу таких обстоятельств ответы на вопросы слушателей давал в плане повышения бдительности, поскольку очумевший от побед в Европе немецкий фашизм может попытаться начать войну и против нас. Отвечая так офицерам, про себя думал, что надо все же сказать хотя бы командующему базой страшную правду, что война уже стоит на пороге и наша мирная жизнь скоро закончится.

После окончания собрания, когда в зале остались командующий базой Кабанов и два его заместителя, я сказал им, что на собрании офицеров всей правды по понятным причинам говорить не мог. Им же должен сказать, что время настолько тревожное, что в ближайшие пять-семь дней гитлеровская Германия и Финляндия начнут войну против СССР.

— Эти сведения я сообщил в Москву. Нынешнее мое сообщение вам сделано только для вас троих.

На прощание сказал им, что приехал за женой и сыном и завтра утром увезу их в Хельсинки, поблагодарил за гостеприимство. В ответ на это Кабанов предложил оставить жену и сына у них на отдыхе, а если наступит война, то вместе со своей семьей он отправит их прямо в Таллинн на турбоэлектроходе «Сталин». Я отказался от предложения, сказав, что вместе легче переносить все испытания. На следующее утро в 11 часов, когда я проезжал мимо штаба командования, морской офицер остановил мою машину.

К машине подошел Кабанов. Он первым делом сказал, что их разведка подтвердила размещение артиллерийских и пехотных соединений вдоль всей линии границы, особенно в местах, открытых для пересечения границы нашими танками.

После начала войны я узнал, что пароход, о котором говорил мне Кабанов, в 20 км от берега Эстонии был потоплен немецкой авиацией и спаслось с него только два человека, вплавь добравшихся до Таллинна и рассказавших о гибели сотен женщин и детей.

Вернувшись в Хельсинки, первым делом выяснил, что из нашего наркомата и Наркоминдела никакой информации не поступало.

Посовещавшись со своим заместителем, составил новую шифровку-«молнию» на имя начальника отдела Центра, в которой просили срочно сообщить нам мнение Центра о приведении в состояние военной готовности советских учреждений в Финляндии к 22 июня, т. е. дню, на который намечено начало войны с гитлеровской Германией.

И вновь гробовое молчание из Центра.

17 июня собрал всех работников резидентуры и под большим секретом сообщил, что в ближайшие дни гитлеровская Германия может начать войну против Советского Союза. В этой связи нам необходимо привести в порядок все секретные документы и наметить очередность их уничтожения.