С оставшимися бандитами Иванов бежал в Польшу, где рука советского закона настигла его через пятнадцать лет — в 1939 году, после освобождения Западной Белоруссии.

В те тяжелые времена чекистам редко приходилось отдыхать, на этот раз Григорию повезло. 17 июля 1925 года он отправился в родную деревню в долгожданный отпуск. Привез гостинцы родным. Отец довольно улыбался, натягивая новенькую косоворотку, а мать была несказанно рада не подарку — красивой расписной шали, — а тому, что ее первенец, ее Гришенька, живой и здоровый, снова подле нее после долгих лет разлуки. И не просто живой, а с орденом боевого Красного Знамени, которого в деревне ни у кого не было. Деревенские старики подолгу рассматривали орден, судили, важнее он, чем „Егорий“, или нет. Пришли к выводу, что важнее. За что получил его, Григорий не говорил, отмалчивался или отшучивался.

Мать, утирая слезы, с гордостью смотрела на Гришу — каким большим человеком стал! Да и младший, Константин, тоже в люди вышел — в самом Ленинграде в пожарной охране служит!

Григорий надел орден только дважды: когда отмечали приезд и проводы. Остальное время ходил как все, и трудно было отличить его от других деревенских парней. Косил, таскал воду, поливал огород, помогал отцу чинить крышу и забор; раз даже попробовал подоить корову. Не далась, опрокинула ведро.

Долгие летние вечера проводил с девчатами, пел песни, плясал под гармошку, ходил гулять за околицу… Многие матери уже намекали Агафье Кирилловне, что хорошим женихом был бы Гриша для их дочерей…

Но отпуск пролетел быстро. 18 августа Сыроежкин вернулся в Москву, и в тот же день ему вручили командировочное предписание и билет на скорый поезд Москва — Грозный.

— Суть задания узнаешь на месте, — сказал Пузнц-кий. — Временно поступаешь в распоряжение полномочного представительства ОГПУ по Северо-Кавказскому краю.

Верный своей привычке предварительно разобраться в той обстановке, в которой ему придется действовать, Григорий берет в поезд книги и брошюры о Кавказе, узнает много нового для себя.

Советская власть на Северном Кавказе была установлена несколько позднее, чем в Центральной России. Сказались особенности и уровень развития края — экономическая и политическая отсталость, забитость, нищета и разобщенность горских народов, их разноплеменность, разноязыкость и подверженность влиянию реакционной идеологии кавказского мюридизма.

Многие годы после революции на Северном Кавказе действовали кулацкие банды, Они нападали на предместья Грозного, на нефтепромыслы и поезда, убивали советских работников, учителей, женщин. Существовала кровная месть. Народ устал от бандитов, в руках которых скопилось огромное количество оружия.

Бандитизм в этом районе отличался особой живучестью: бандиты прекрасно знали район своих действий, имели налаженную разведку и связь, источники комплектования и снабжения всегда находились под боком. Им не нужен был обоз, они уклонялись от серьезных столкновений, нападали внезапно, а при отступлении разбегались в разных направлениях.

Одними лишь вооруженными силами справиться с бандитами было трудно. Кроме войсковых частей, активно действовали чекисты, местные ревкомы, Советы, — органы милиции, велась политико-разъяснительная работа. Местное население привлекалось к действиям против банд; регулярно устраивались встречи городского населения с жителями аулов, совместные празднества, соревнования, организовывалась кооперативная торговля.

В августе — сентябре 1925 года была осуществлена хорошо подготовленная операция по разгрому и разоружению кулацких банд.

Сыроежкин был направлен оперативным сотрудником в группу Курского, которая являлась составной частью военного отряда комдива Козицкого. В задачу отряда входило разоружение назначенного ему района и ликвидация баз опасных бандитов Гоцинского и Ансалтинского и их активных пособников.

Операция проходила в очень трудных условиях не только из-за гор и почти полного бездорожья — это ни для кого не было неожиданностью, но и из-за почти непрерывных ливневых дождей, зарядивших почти с первого ее дня.

Чекистам досталось самое опасное — разведка. Конечно, если бы им не помогали бойцы местной самообороны, было бы намного труднее. Каждый участник операции и каждый местный житель понимал, что она ведется не против чеченского народа, что она, по сути, носит классовый характер, и поэтому многие бедняки и середняки стремились внести свою лепту в ликвидацию ненавистных и опостылевших всем бандитов. Но было немало и их сторонников — то ли по родовому или племенному, то ли по религиозному или имущественному признаку…

…Небольшой смешанный отряд — два чекиста (один из них чеченец Ибрагимов) и два местных комсомольца — приближался к затерянному в горах аулу. Надо было попытаться через местных жителей выяснить места укрытия бандитов.

Сыроежкин отлично сидел в седле — сказались цирковые уроки джигитовки и служба в кавалерийском полку. Дорога шла в тумане, но где-то уже чувствовался аул — беспорядочный лай собак, запахи утренних дымков и кизяка, крики петухов. Едва въехали в аул, дождь как по заказу прекратился, туман рассеялся, солнце осветило сакли. Население высыпало на площадь. Отряд спешился. Вежливо поздоровались с подошедшими стариками, которые молча разглядывали приезжих. Ибрагимов и один из комсомольцев сразу же куда-то исчезли — у них были здесь свои дела, а Сыроежкин через комсомольца-переводчика стал беседовать со стариками. Знал закон гор — не спешить, не показаться назойливым в вопросах, проявлять уважение.

Вскоре вернулся Ибрагимов с известием: где-то невдалеке скрывается опасный бандит. Настроение в ауле неплохое, крестьяне могли бы помочь в его задержании. Сыроежкин посовещался с товарищами и решил: нужно хорошо поговорить с людьми, поближе познакомиться — ведь многие из них впервые видели воинов Красной Армии, провести политбеседу, подружиться, организовать, как говорилось тогда, смычку.

Ибрагимов поговорил со стариками. Те согласно закивали головами и отдали какие-то распоряжения. Некоторое время спустя собрались почти все жители аула.

Сыроежкин и Ибрагимов выступили с короткими речами. Обрисовали общее положение, рассказали о смысле и сути проводимой операции. Выстудили председатель аульного Совета и еще два крестьянина. Они просили помощи в создании школы, кооператива, дорог. Одна женщина, осмелев, выступила с просьбой об организации больницы.

Потом молодежь показала искусство джигитовки. Не удержался и Григорий — он, правда, не был лучшим, но участие в играх сразу сблизило его с горцами.

После конных состязаний началась борьба. Григорий решил выступить и тут. Он без труда уложил на лопатки двух соперников и во время перерыва вдруг заметил стоявшего невдалеке высокого чеченца, показавшегося необыкновенно знакомым. „Неужели это тот самый Бек, который сломал мне руку в тифлисском цирке?“ — подумал. Григорий. Веселая злость охватила его. Он призывно махнул рукой: „Иди, мол, сюда! Поборемся!“ Бек, узнавая или не узнавая его, подошел. За десять прошедших лет он отяжелел еще больше, как-то обрюзг.

Когда крестьяне увидели приближающегося Бека, по толпе пронесся легкий шепот, потом все замолкли. Бек снял черкеску, положил ее на камень и вошел в круг.

Началась борьба. Григорий сразу же почувствовал крепкого противника, но одновременно понял, что он сильнее. Мстить он не собирался — ему надо было лишь, чтобы лопатки Бека коснулись ковра. И через несколько минут это произошло. Толпа взвыла от восторга: оказалось, что все „болели“ за Григория.

Бек медленно поднялся, с ненавистью глядя на победителя, подошел к камню, медленно одел черкеску и вдруг, выхватив револьвер, выстрелил в Григория, воскликнув:

— Умри, гаски[17] проклятый!

К счастью, пуля пронеслась мимо. Бек побежал к стоявшему неподалеку коню.

— Нохчий, нохчий[18] что же это делается?! — закричали кругом. — Он нарушил закон гостеприимства! Догнать его! Догнать! — кричали старики. Джигиты на конях бросились в погоню.