— Пропустим по чарке, — предложил тот.
Они пошли в глубь леса, расположились на небольшой полянке.
— Эх, Иван, обидел меня батько, кровно обидел, — сказал захмелевший Куцый. — Як собаку бездомную, плеткой отстегал при дружках своих и при бабе поганой. К Катьке, потаскухе этой, приревновал спьяну. Такое унижение мне нанес, на посмешище выставил. Вот уж неделю хожу сам не свой. Не прощу я ему этого, пристрелю гада!
Посмотрел Иван на Богдана. Не играет ли он, может быть, провокацию ему устраивает? Да нет. Не годится Куцый на эту роль. Его Иван с малых лет знает, не умеет тот прикидываться. Вон он какой стал. Глаза бешеные, губы трясутся, чуть не плачет. Самолюбивый он парень, никому не простит обиды. А раз так, то надо рискнуть.
— Жить тебе, Богдан, что ли, надоело? Ну, пристрелишь ты батьку, так все равно с тобой другие расправятся. А вот если мы Шпака вместе с его сворой в ЧК сдадим, то и с бандой покончим, и прощенье себе этим заработаем. Хватит нам с тобой по лесам разбойничать. У нас с Советской властью никаких счетов нет, оба из бедняков.
Богдан удивленно взглянул на своего друга.
— Да ты что! Разве гоже это — своих предавать?
— Своих? Это Шпак тебе свой? Он бывший царский есаул. А ты кто? Или, может быть, Никиту Шило, дружка его, ты за своего считать стал? У него в Еременках своя торговля была, а вы с отцом всю жизнь на других спину гнули.
— Это все верно. Они меня за человека не считают, за глаза батраком кличут. Только как их схватишь? Заманить если только куда-нибудь?
— Когда они на гулянку поедут?
— В пятницу должны. Слышал, как договаривались.
— Куда?
— Опять к Катьке, на Глебовский хутор. Только меня они теперь уж не возьмут.
— Сколько их будет?
— Шпак, Терещенко да Шило.
— А теперь послушай, что надо будет сделать…
После этого разговора Иван не мог найти себе места. Боялся, как бы не передумал Богдан и не выдал его бандитам. В пятницу вечером заметил, что Шпак надел новый китель, побрился. Значит, действительно собирается куда-то.
Чалый быстро разыскал Богдана:
— Я в деревню, как стемнеет, поскачу, а ты жди нас возле двух стогов на большой дороге, что к Глебовскому хутору ведет.
…Шевченко внимательно слушал рассказ Чалого. Представилась возможность одним ударом обезглавить банду. Можно было взять их сейчас, этой ночью. А может быть, установить наблюдение за Глебовским хутором, дождаться следующего прихода туда бандитов и захватить их большими силами? Но придут ли они туда еще раз? С другой стороны, Николай опасался ловушки. Если об Иване у него сложилось четкое мнение, то Куцего он никогда не видел и не мог доверять ему всецело. Тем не менее Шевченко решил все-таки рискнуть.
— Далеко до Глебовского хутора?
— Часа за два доедем.
— Ну давай, запрягай лошадь,
К хутору подъехали на рассвете. Огромный цепной пес у дома Шмелько залаял было на них, но, узнав Богдана, сразу же завилял хвостом. Куцый, бросив ему кусок хлеба, быстро поднялся на крыльцо и три раза постучал в дверь.
— Кто там? — послышался женский голос.
— То я, Богдан. Открой, Катя. Срочно дело до Константина Трофимыча есть.
Скрипнул засов, дверь отворилась, и все четверо, Куцый, Чалый, Шевченко и Дзюба, быстро вошли в хату.
Никто из бандитов даже не успел вытащить оружие. Через полчаса, связанные, они лежали на телеге.
К полудню Иван и Богдан вернулись в банду. Куцый сказал, что Шпак приказал ему взять командование на себя, всем сняться со стоянки и двигаться по направлению к Волчьему оврагу.
До него они дошли только к вечеру. Там их уже ждал вызванный из города отряд красноармейцев. Куцый приказал бандитам сделать у оврага привал. Не прошло и десяти минут, как красноармейцы разоружили их.
После завершения операции Евдокимов принял Шевченко и Дзюбу.
— Молодцы, — сказал он, пожимая им руки. — Отлично сработали. Без потерь с нашей стороны ликвидировали целую банду. Оба будете представлены к награде.
— В этом и ваша большая заслуга, Ефим Георгиевич, — сказал Шевченко.
— А я-то тут при чем?
— Ведь операция осуществлялась по разработанному вами плану. Признаться, я сомневался, что Чалый согласится помогать нам. А вы как-то сразу это почувствовали.
Таких, как Иван Чалый, еще много в стане наших врагов. Кто-то был обманут, поверил в посулы бандитов и белогвардейцев, а кого-то мы сами в спешке, по незнанию обидели, оттолкнули от себя. И наша задача бороться за них, отбить у врагов этих людей и сделать полноправными строителями новой жизни.
Продолжительной и нелегкой была борьба чекистов на Украине с бандитскими формированиями.
Назначенный в 1921 году начальником управления ВУЧК, а затем полномочным представителем ОГПУ на Правобережной Украине, Ефим Георгиевич Евдокимов лично участвовал в разработке операции по выводу на Украину и аресту петлюровского генерала Тютюнника. Эту операцию чекисты готовили тщательно. Когда с инспекционной проверкой на Украину прибыл заместитель председателя ГПУ СССР Иосиф Станиславович Уншлихт, Ефим Георгиевич подробно доложил ему о состоянии и результатах борьбы с бандитизмом, махновщиной и петлюровщиной. Знакомясь с документами, И.С. Уншлихт особенно заинтересовался тем, что сделано по закордонному петлюровскому центру. Позже, звоня из Москвы, он не раз давал ценные рекомендации. Осенью 1922 года в Киев с группой сотрудников центрального аппарата ГПУ по делам службы приехал начальник Контрразведывательного отдела Артур Хриетианович Артузов. Он внимательно просмотрел все материалы, касающиеся Тютюнника. В разговоре с А.X. Артузовым Ефим Георгиевич поделился подробно планами украинских чекистов, сказал, что „…мы должны во что бы то ни стало достать Тютюнника из Польши и этим самым положить конец бандитизму на Украине…“. А.X. Артузов одобрил план операции и пообещал, в свою очередь, подумать о том, как это быстрее и лучше осуществить.
Тактически правильными действиями чекисты сумели склонить Тютюнника к решению лично прибыть нелегально на Украину, чтобы проверить состояние повстанческого подполья и принять руководство „Радой трех“ — легализованной (по предложению Евдокимова) контрреволюционной националистической организации. В конце мая 1923 года вместе с переправщиком Дулькевичем Тютюнник был арестован при переходе границы. На суде Тютюнник заявил, что раскаивается в содеянном и признает Советскую власть. На этом основании он был выпущен на свободу. В 1929 году Тютюнник возобновил антисоветскую деятельность, за что был вновь арестован и осужден.
4 октября 1923 года Волынский губотдел ГПУ Украины и его полевой штаб совместно с частями 44-й дивизии Красной Армии нанесли сокрушительный удар по последнему оплоту петлюровщины — „Волынской повстанческой армии“. 12 октября ее ликвидация завершилась арестом почти всех участников, изъятием большого количества оружия. Наряду с этим чекисты разгромили и „Казачью раду“, арестовав свыше 300 ее членов. Так была завершена еще одна крупная операция под руководством Ефима Георгиевича Евдокимова.
За большую работу по укреплению и воспитанию чекистских кадров Украины, участие в ликвидации белогвардейских, махновских, петлюровских и иных банд, шпионских и националистических организаций Ефим Георгиевич Евдокимов был награжден двумя орденами Красного Знамени, соответственно в 1921 и 1923 годах,
В приказе, подписанном Ф.Э. Дзержинским 2 августа 1921 года, говорилось:
„…Более трех лет борется российский пролетариат с русской и мировой контрреволюцией, посягающей на его священные права, добытые ценою неисчислимых жертв. Наряду с Красной Армией в авангарде революционных сил, защищая своей грудью пролетарские красные знамена, идет Всероссийская чрезвычайная комиссия.
В этой великой борьбе бессменно, рискуя жизнью, открывая контрреволюционные заговоры и подавляя контрреволюционные восстания, особенно отличались нижепоименованные товарищи, коих Президиум ВЦИК нашел справедливым своим постановлением от 18 июля с. г. наградить высшей воинской наградой „орденом Красного Знамени…“