Письмо кончалось словами: «За единство ленинской партии! Против раскола, против откола!»

Таким образом, авторы письма и другие «подписанты» фактически возлагали основную тяжесть вины за тяжелую обстановку в партии не на левую оппозицию, а на партруководство. Кроме того, они оправдывали поведение и брали под защиту не только Г. Зиновьева и Л. Каменева, но и Л. Троцкого, а также лидеров группы «демократического централизма» («децистов»). Этого, разумеется, И. Сталин ни простить, ни забыть не мог.

Наиболее активно из авторской тройки общавшаяся с оппозиционерами В. Каспарова будет исключена из партии уже XV съездом, 5 января 1928 года — уволена из аппарата ИККИ. Впрочем, и без «вдовьего» письма участь Каспаровой была предопределена: она первая стала утверждать, что Сталин являлся агентом царской охранки. Документальных подтверждений тому до сих пор не обнаружено, однако доподлинно известно, что Сталину донесли, кто распространяет опасный слух. Первоначально сосланная в Минск, В. Д. Каспарова была затем переведена в Краснококшайск, а позже в Курган. После того как она подписала в 1935 году покаянное заявление, ей позволили вернуться в Москву, но ненадолго. 20 июля 1936 года В.Д. Каспарова была арестована и осуждена на 10 лет заключения. 11 сентября 1941 года ее в числе других заключенных расстреляли в тюрьме города Орла.

По сравнению с В. Д. Каспаровой дрейф Г. Л. Шкловского в сторону открытой оппозиции после сочинения цитированного выше письма был не столь прямолинеен. Однако и его в ноябре 1927 года сталинско-бухаринское большинство вывело из ЦКК ВКП(б), а заодно также из Общества старых большевиков. Именно Г. Л. Шкловский оказался первым, кто проинформировал Л. Б. Каменева о публикации троцкистами в листовке от 20 января 1929 года записи тайной беседы последнего с Н. И. Бухариным в момент июльского 1928 года пленума ЦК ВКП(б). В это время Г. Л. Шкловский уже работал в Химсиндикате. Позже его ввели в правление Химимпорта, а в 1931 году перевели в Объединение научно-технических издательств. 14 ноября 1936 года Г. Л. Шкловский был осужден на 10 лет заключения, а 10 октября 1937 года по постановлению тройки УНКВД Ленинградской области — расстрелян[160].

Судьба H. H. Овсянникова после 1937 года неизвестна.

Кроме В. Деготя, подписи под «буферным» письмом поставили ветераны партии Клавдия Тимофеевна Свердлова-Новгородцева, Людмила Николаевна Сталь, Александр Ильич Финн.

В 1928–1930 годах В. А. Деготь работал исполняющим обязанности проректора Тимирязевской сельскохозяйственной академии. В январе 1931 года В. Деготь становится членом коллегии, начальником управления кадров Народного комиссариата труда, а с декабря 1933 года — старшим помощником Прокурора РСФСР. На этом посту В. Деготь проработал до 27 июля 1937 года. В 1929–1931 годах он также являлся членом Президиума Центрального комитета МОПР, а с начала мая до 15 ноября 1932 года — заведовал французским сектором Международной ленинской школы (МЛШ).

22 июля 1937 года В. Деготя исключили из партии: ему припомнили «буферную платформу», а также попытки защитить ряд репрессированных лиц. 31 июля 1938 года его арестовали органы НКВД, обвинив во вхождении в 1934 году в «антисоветскую правотроцкистскую террористическую организацию» и в «подрывной деятельности» под ее руководством. Следователи НКВД утверждали, что в эту организацию В. А. Деготя вовлек народный комиссар юстиции РСФСР Н. В. Крыленко. Кроме показаний последнего, обвинение основывалось на показаниях арестованных по другим делам первого заместителя прокурора СССР Григория Моисеевича (он же Герш Мовшович) Леплевского, начальника авиации Главсевморпути Льва Павловича Малиновского, командира дивизии Алексея Александровича Глазкова и бывшего зиновьевца Павла Петровича Бурмистрова, работавшего до заключения в январе 1935 года в концлагерь заведующим организационно-массовым сектором «Ленпогрузсоюза». Все они были в 1937–1938 годах приговорены к расстрелу.

Ни в ходе следствия, ни в судебном заседании Владимир Деготь виновным себя не признал, категорически заявляя, что Н. В. Крыленко ни в какую организацию его не вербовал, антисоветских разговоров с ним не вел, а потому ничего плохого сказать о нем и не мог. Однако судебный вердикт был предрешен, и показания обвиняемого, поскольку речь не шла об открытом процессе, значения не имели. 21 марта 1940 года Деготь был осужден на десять лет заключения с конфискацией имущества и поражением политических прав на пять лет. Освобожденный в 1944 году по состоянию здоровья, он через два месяца умер.

17 июня 1954 года сын В. А. Деготя Владимир направил Первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву письмо с просьбой о посмертной реабилитации отца. Больше года тянулось разбирательство. Наконец, 5 ноября 1955 года Военная коллегия Верховного Суда СССР определила приговор от 21 марта 1940 года «в отношении Дегтя Владимира Александровича по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело о нем за отсутствием состава преступления прекратить».

Абрам Яковлевич Гуральский, настоящая фамилия которого Хейфец, родился 10 апреля 1890 года в Риге — административном центре Лифляндской губернии (ныне столица Латвии). Его отец — мешанин из города Яновичи Витебской губернии и уезда был учителем в еврейской школе, он умер в 1918 году. Семья была многодетной, но с достатком, что позволило Абраму Хейфецу в 1902 году поступить в рижское коммерческое училище Миронова, которое он окончил в 1910 году. Уже в стенах училища А. Хейфец приобщился к революционному движению, вступив в 1904 году в возрасте 14 лет в еврейскую партию Бунд, а затем вместе с бундовской организацией — в Социал-демократическую партию Латышского края (СДЛК), являвшуюся автономной частью РСДРП.

В 1908 году он вошел в состав федерального комитета СДЛК и начал работать в его культурном центре. В том же году рижская организация Бунда была разгромлена полицией, а Хейфец впервые арестован, но вскоре выпущен. Удар был настолько сильным, что до марта 1909 года о Бунде в Риге ничего не было слышно. В сводках агентурных сведений о партии Бунд по городу Риге дважды появлялась запись: «В течение отчетного месяца деятельность организации не проявлялась». Только 6 марта, по сообщению секретного сотрудника № 14 Особого отдела губернского жандармского управления, на квартире доктора Милля во время приема больных состоялось заседание оставшихся на свободе местных бундовцев: Хейфеца, Осипа Разовского, Гера и других[161]. Обсуждался вопрос об организации денежной помощи арестованным. 12 марта рижские бундовцы собрались на новое заседание, на котором Хейфец доложил о положении дел, подчеркнув необходимость крайней осторожности в партийной работе. После этого собрания Бунд не подавал никаких признаков жизни аж до ноября, когда по инициативе Абрама Хейфеца и Абрама Дистенко под прикрытием секции легального культурно-просветительского общества «Вестник знания» была воссоздана рижская организация партии. Для налаживания пропагандистской работы была использована проводившаяся в то время избирательная кампания по выбору делегатов на съезд евреев Северо-Западной области в Ковно. Этот съезд в свою очередь должен был избрать делегатов на всероссийский съезд в Петербурге, собираемый для выработки программы еврейских нужд. На собрании членов «Вестника знания» председательствующий Хейфец добился избрания делегатом на ковенекий съезд активиста Бунда Хаима Гельфанда, известного по кличке Литвяк. Он же составил ему наказ и провел его на собрании.

Ведущая роль Хейфеца в воссоздании рижского Бунда никем не оспаривалась, и поэтому закономерно, что он наряду с четырьмя другими лицами вошел в состав Исполнительной комиссии организации. Неделей позже, 24 октября, жандармское управление приняло решение установить за ним наружное наблюдение[162]. Филеры присвоили Хейфецу кличку Береговой, поскольку он жил в то время на Набережной улице в доме № 15/17. Сам же Хейфец в организации сначала просто именовался «Абрам», а позже стал пользоваться псевдонимом «Овсянка».