— Как это ужасно, — прошептала одна из них. — Разве так можно? Просто страшно.

«Они ничего не понимают», — подумал про себя Маркос.

Потом к нему снова пришли полицейские. Теперь они уже называли его коммунистом.

— Как называется твоя организация? Назови фамилии своих товарищей. Зачем ты пошел работать на завод, когда можно было найти работу получше? Признавайся: ты это сделал затем, чтобы поднять всех на бунт и добиться повышения зарплаты?

— А вы сами разве не хотите, чтобы вам повысили жалованье? — спросил Маркос. Но сказал он это очень робко, так как не хотел провоцировать их на новые пытки.

— Не пытайся забить нам голову своими коммунистическими бреднями, — прервал его полицейский, и Маркос не стал вдаваться в дальнейшие объяснения.

Когда конвульсии чуть стихли, полицейские вновь доставили его в штаб-квартиру ОБАН и сказали, что дают ему три дня на подготовку полного признания. Марлин, заявили они, уже рассказала, что он член подрывной группы. Маркос обрадовался трехдневной передышке, но по окончании срока ничего существенного полиции не сообщил.

— Эти каракули гроша ломаного не стоят! — сказали ему, прочитав то немногое, что он написал.

Затем его повели на очную ставку с Марлин. Входя в камеру, Маркос слышал, как один из полицейских сказал кому-то:

— Приготовься. Сейчас ты увидишь Франкенштейна.

Вид у Маркоса и вправду был страшный. Он с трудом волочил за собой бесчувственную ногу, используя вместо костыля щетку для подметания пола. Один глаз, распухший от побоев, по-прежнему не открывался.

— Ты правда сказала, что я член подрывной организации? — спросил Маркос у Марлии. — Но ведь это же неправда.

— Молчать! — заорал надзиратель. — Кто здесь задает вопросы?

Затем они отвели Марлин в соседнюю комнату и стали пытать ее электрическим током. Маркос слышал, как она кричала. Сам он уже привык к пыткам и относился к ним почти безразлично. Его уже дважды долго и жестоко пытали, так что теперь они вряд ли смогут причинить ему еще большую боль. Но теперь не он кричал от боли, а Марлин.

— Мы убьем ее, если ты будешь по-прежнему молчать, — пригрозил один из полицейских. Такой боли Маркосу еще не причиняли.

Затем Марлин снова ввели в камеру. Кроме Маркоса, там еще были армейский капитан и два лейтенанта.

— Ну и дрянь же ты! — сказал капитан. — Это из-за тебя она так мучается, мерзавец!

— Ее мучаете вы, а не я, — ответил Маркос.

— Ты прекрасно знаешь, чего мы хотим, — рявкнул капитан. — Ты что, рехнулся? Работать за такие жалкие гроши! Ты же геолог. Ты мог бы иметь квартиру. Машину. Женщин. Ты же не полный идиот. Посмотри на нее. — И он показал пальцем на Марлин, рыдающую, всю в синяках и ссадинах. — Разве я не прав? — спросил он ее.

— Нет, — ответила Марлин. — Прав он. — И она показала на Маркоса. — Жаль только, что у меня нет такой силы духа.

Ее выволокли из камеры и принялись снова избивать Маркоса. Один из офицеров подошел к нему сзади, приставил к горлу щетку для подметания пола и стал нажимать на черенок до тех пор, пока Маркос не стал задыхаться. Ему показалось, что вот-вот наступит конец.

Когда Маркос вновь очутился в своей камере, через деревянную дверь он услышал, как один охранник говорил другому:

— Не знаю, что и делать. Этот малый никак не хочет говорить.

И тут Маркос почувствовал новый прилив сил и энергии. Он понял, что его враги беспомощны. У них есть генераторы, провода и дубинки, но они бессильны. Он оказался сильнее их.

Через какое-то время в камеру к Маркосу пришел генерал. Этот пожилой человек с седой головой был еще и врачом. Генерал вдруг заговорил о планктоне. «Понятно, — подумал про себя Маркос. — Хочет выяснить, действительно ли я геолог». Судя по всему, генерал был образованным человеком. Маркос терпеливо отвечал на все его вопросы. Наконец генерал спросил, как случилось, что Маркос оказался в тюрьме.

Тот все ему рассказал, не забыв в заключение подробно описать, как его пытали и сделали теперь калекой.

Рассказ Маркоса привел старого генерала в ярость.

— Это неправда! — гневно воскликнул он. — У нас в армии ничего подобного не делают!

— Побудьте здесь хотя бы один день, — сказал Маркос, — и вы сами все увидите. Я ведь здесь не по собственной воле.

Генерал вызвал капитана.

— Этот человек все время лжет! Соли ему больше не давать! Лекарств тоже!

(Маркосу давали какие-то лекарства от эпилепсии, хотя страдал он вовсе не от этого. Просто врачи в военном госпитале решили, что только так можно снять судороги.)

Капитан разозлился еще больше, чем генерал:

— Мы вообще лишим его пищи.

Это в свою очередь подхлестнуло генерала, и тот добавил:

— И воды давайте ему как можно меньше.

Через два дня судороги возобновились, и теперь уже Маркос никак не мог совладать со своим телом. Его снова вернули в госпиталь. Рядом лежал раненый заключенный, которого пытали, не удалив пули. Закончилось все это тем, что тот оказался теперь в госпитале с гангреной. Чуть дальше лежала 60-летняя женщина с изувеченным от побоев лицом. Казалось, она вот-вот сойдет с ума. На другой койке лежала еще одна женщина. Ей был 21 год. Полиция арестовала ее за распространение листовок среди рабочих у ворот сталелитейного завода. Сначала ее, как и всех, жестоко избили. Но потом полицейские обнаружили, что она беременна. И тогда ее бросили на пол и стали топтать ногами до тех пор, пока у нее не произошел выкидыш. У молодой женщины открылось сильное кровотечение, которое не прекращалось. Тогда ее отвезли в госпиталь.

По «беспроволочному телеграфу» лежавшие в госпитале заключенные обменивались новостями и узнавали, кто лежит в других палатах. Так Маркос узнал о двух своих товарищах, которых пытали в присутствии каких-то людей, говоривших по-английски.

Позже, когда Маркос вновь вернулся в камеру, его охранник — армейский капрал — с усмешкой заметил: странно, мол, как-то получается — Маркос, такой образованный человек, сидит в тюрьме, а он, неотесанный капрал, сторожит его.

— Чудно как-то, — сказал капрал, протягивая Маркосу сигарету. — Здесь так много студентов и образованных людей. Что-то здесь не так.

Маркос не курил, но все равно искренне поблагодарил его. Он уже давно заметил, что простые солдаты часто относились к заключенным по-человечески. Полицейские же были хуже зверей.

— Разве это ни о чем тебе не говорит? — спросил Маркос. — Мы все учились, читали книги. У нас есть кое-что в голове. Мы не хотим мириться с тем, что творится в Бразилии. Разве это ни о чем тебе не говорит?

— Ты говоришь довольно убедительно, — сказал капрал. — Но я, пожалуй, пойду, а то еще, чего доброго, ты убедишь и меня.

Когда Дэн Митрионе прибыл в Белу-Оризонти, получив задание повысить эффективность местной полиции, Мурило Пинто да Силва еще учился в школе. Через девять лет, став членом группы «Борцы за национальное освобождение» (сокращенно КОЛИНА), Мурило и пять его товарищей попали в ловушку, подстроенную полицией на их конспиративной квартире в Белу. Во время перестрелки двое полицейских были убиты. Никто из повстанцев не пострадал. Мурило был схвачен и брошен в тюрьму. Ему было предъявлено четыре обвинения: незаконное хранение оружия, принадлежность к нелегальной организации, участие в вооруженной акции и убийство. Так он стал лично причастен к практическому осуществлению программы подготовки бразильской полиции.

В августе 1969 года Мурило и его товарищей перевели из городской тюрьмы в Белу в «Вилу-Милитар» — тюрьму для политических заключенных. Она находилась в Реаленго (пригороде Рио) и подчинялась особому отделу военной полиции.

8 октября Мурило и 9 других узников тюрьмы вывели из камер и приказали ждать в тюремном дворе. Семеро из девяти были политическими заключенными из Белу. Среди них находился и Ирани Кампос, имевший подпольную кличку Коста и также принадлежавший к группе КОЛИНА. Двое «неполитических» были солдатами бразильской армии, которых судил военно-полевой суд. Один украл пистолет, а что сделал другой, Мурило не знал.