– Звездоносец.

Моргон вздрогнул и проснулся, чувствуя, как сильно бьется его сердце, прислушиваясь к эху голоса, разбудившего его: он, казалось, еще звучал, этот голос, – не мужской и не женский, затерянный среди камней. Кто-то тряс его, повторяя его имя, кто-то до того знакомый, что Моргон, ничуть не удивившись, спросил:

– Ты звал меня? – И руки его протянулись вперед, встретившись с руками арфиста. – Дет.

– Ты видел сон.

– Да.

Моргона снова окружали тишина, стены башни, огонь. Руки князя Хеда разжались. Арфист, с запорошенными снегом плечами и волосами, снял с плеча свой инструмент и поставил у стены.

– Я решил: лучше подождать тебя в Кирте, чем идти в Харте; Данан не был уверен, что я все еще там, поэтому он ничего тебе не сказал. – Ровный, бесстрастный голос Дета звучал успокаивающе. – Ты задержался куда больше, чем я рассчитывал.

– Я попал в метель. – Моргон выпрямился. Протер руками лицо. – Потом я встретил Хара… – Он резко поднял голову и воззрился на арфиста: – Так ты ждал меня? Ты надеялся… Дет, как давно ты здесь?

– Два месяца. – Дет снял плащ, снежная пыль посыпалась в огонь. – Я вышел из Херуна через день после тебя, прошел вверх по Осе до Кирта – не останавливаясь. Я предупредил Данана, что ты должен скоро явиться сюда, объяснил ему, где меня найти, и ждал.

Дет на мгновение умолк.

– Я беспокоился, – добавил он, взглянув на Моргона.

Моргон внимательно разглядывал его лицо.

– Я действительно хотел возвратиться на Хед, – произнес он. – Ты это знал. Но не мог же ты знать, что я появлюсь здесь, тем более – спустя два месяца, в разгар зимы.

– Я верил, что ты придешь.

– Почему?

– Потому что, если бы ты отвернулся от своего имени, от загадок, которые должен разгадать, если бы ты поехал на Хед, одинокий, беззащитный, чтобы принять смерть, а она, как ты знаешь, должна была прийти к тебе, – тогда не имело бы никакого значения, куда мне идти: к горе Эрленстар или на дно морское. Я прожил тысячу лет – и я распознаю запах судьбы.

Моргон закрыл глаза. Слово, повисшее в воздухе между ними, как нота сыгранной на арфе мелодии, кажется, принесло ему какое-то облегчение, что-то высвободило в нем, и плечи его опустились.

– Судьба. Так ты тоже ее видишь. Дет, я коснулся самой ее сути в Остерланде. Я убил Сута.

Он впервые увидел замешательство арфиста.

– Ты сделал – что?

Моргон открыл глаза:

– Мне очень жаль. Я хочу сказать, что он умер из-за меня. Хар спас меня в метель, и я дал ему обещание выполнить любую его просьбу, при всем том, что понимал: неумно и безрассудно обещать такое королю-волку. – Он поднял руку ладонью вверх, шрам, как убывающая луна, мелькнул в свете огня. – Я научился оборачиваться туром. Я бегал в стадах туров два месяца вместе с сыном Сута Хугином – у него белые волосы и фиолетовые глаза. Я нашел Сута за Хмурой Горой, он был очень старым туром, он потерял свой глаз, отгадывая загадки. Там он и умер.

– Как?

Пальцы Моргона впились в подлокотники кресла.

– Я спросил его, почему он убежал из Лунголда, – я просто процитировал ему третий закон Основателя, требуя помощи, в то время как он знал… Он знал, что умрет… Он сделал выбор – попытался ответить мне, но при этой попытке умер, умер на краю света, где нет ничего, кроме снега, ветров и туров. Он был убит, единственный волшебник, которого люди видели в течение семисот лет. Он был убит, а я остался при нем, ловя последнее слово, которое он, уже умирая, смог произнести. Оно звучало как загадка, слишком жуткая для того, чтобы ее разгадать.

– Что это было за слово?

– Ом. Гистеслухлом. Основатель Лунголда убил Сута.

Моргон услышал приглушенное быстрое дыхание арфиста. Тот спрятал глаза, лицо его оставалось странно невозмутимым. Он сказал:

– Я знал Сута.

– Ты знал Мастера Ома. Ты знал Гистеслухлома. – Моргон еще крепче ухватился за подлокотники. – Дет, действительно Мастер Ом – Основатель Лунголда?

– Я отведу тебя на гору Эрленстар. Тогда с разрешения Высшего, если он не ответит тебе на этот вопрос, отвечу я.

Моргон кивнул и сказал очень спокойно:

– Интересно, сколько еще волшебников до сих пор живы и находятся под властью Гистеслухлома? И еще меня интересует, почему Высший ничего не предпринимает?

– Возможно, потому, что его дело – земля, а не школа волшебников в Лунголде. Возможно, он уже начал действовать, но таким образом, что ты этого не замечаешь.

– Надеюсь, что это так. – Моргон поднял чашу, в которую Дет налил ему вина, выпил и через несколько мгновений добавил: – Дет, Хар загадал мне пять загадок, которые загадал ему Сут. Он хочет, чтобы я ответил на них, поскольку ничего лучшего с моей жизнью я сделать не смогу. Вот одна из них: кто придет в конце времен и что он принесет? Полагаю, что Звездоносец – тот, кто придет. Я пришел. Я не знаю, что такое я принесу, но что меня больше всего беспокоит, так это не кто и не что, но – когда? Время подходит к концу. Когда я шел с Дананом в Харте, я вспомнил разрушенный город на Равнине Ветров, на Равнине Королевских Уст, и что никто на самом деле не знает, что же погубило Властелинов Земли. Это случилось задолго до Заселения. Каменные стены обрушились, и сорняки проросли сквозь них. Мы считаем, что великая и ужасная война пришла и ушла и ничего больше не осталось, кроме мертвых камней. Еще мы считаем, что волшебники умерли. Мне кажется, что единственное, что может уничтожить нас всех, – это смерть Высшего. Боюсь, что неизвестная сила, погубившая Властелинов Земли раньше, чем образовался наш мир, с тех пор все еще ждет, чтобы бросить вызов последнему из Властелинов Земли.

– Думаю, это вполне вероятно, – сдержанно произнес Дет.

Арфист наклонился вперед, лицо его было освещено пламенем. Он перевернул в очаге наполовину сгоревшее полено, и в воздух, словно сверкающий снег, взлетел сноп искр.

– А Высший когда-нибудь объяснял, отчего разрушились города?

– Насколько я знаю – нет. Когда я был в Кэйтнарде, один из Мастеров рассказывал, что он предпринял специальное путешествие, чтобы расспросить об этом Высшего, поскольку это была загадка из списка тех, что не имеют ответа. Высший сказал только, что города состарились и опустели задолго до того, как он учредил землезакон своего мира.

– Что ж, значит, он или сам не знает, или не хочет говорить.

– Не похоже, чтобы он не знал.

– Тогда почему… – Моргон осекся. – Только Высший может объяснить Высшего. Так что придется мне спросить у него самого.

Дет внимательно посмотрел на него:

– У меня есть свой вопрос, – медленно проговорил он. – Я задал его тебе в Херуне, ты не захотел ответить. Но теперь у тебя на руках появились шрамы от рогов тура, ты произнес собственное имя, и ты занялся нераскрытой тайной, как и подобает Мастеру. Я снова хотел бы спросить тебя.

Моргон вспомнил:

– Ах, это…

– Что заставило тебя покинуть Херун и отправиться домой?

– Кое-что, во что обратился Корриг. И смех в его глазах, когда я убил его.

Моргон беспокойно встал, подошел к окну, вгляделся в беспросветную черноту, окутывающую Исиг.

Арфист, стоя у него за спиной, спросил:

– И какой же облик он принял тогда?

– Он был в облике меча. С тремя звездами на рукоятке.

Моргон резко обернулся – арфист молчал.

– Я думал, – продолжил Моргон, – я думал об этом и пришел к заключению, что никто, даже сам Высший, не может заставить меня принять этот меч.

– Это верно. – Голос Дета оставался ровным, но между бровями появилась небольшая складка. – А тебе не приходило в голову спросить у себя, где Корриг мог видеть этот меч со звездами?

– Нет. Мне это неинтересно.

– Моргон… Меняющие Обличья знают, что меч принадлежит тебе, что ты неизбежно его обнаружишь, так же как и арфу, которую ты уже нашел. И когда это случится, они будут на месте – и они будут ждать тебя.

Полено, брошенное в очаг Детом, загудело в тишине, отдавшись набирающему силу пламени. Моргон вздохнул и сказал: