Тихо играла музыка, звенели бокалы. Вышколенные официанты-китайцы обносили экзотическими блюдами:
— Медуза...
— Бамбук...
— Акульи плавники...
Все было острое, пряное, вкусное.
— Гордон, ваше здоровье, — поднял рюмку мой сосед Лестер — армейский разведчик, как я установил два года назад.
— Ваше здоровье, капитан.
— Майор.
— О, поздравляю... Теперь в Китай?
— Да, на днях отправлюсь в Пекин...
«Что ж, давай, двигай. Тебя там уже ждут...» И снова тихо звенели бокалы, играла музыка, звучали тосты. А когда пришла пора встать из-за стола и все взаимные дружественные чувства уже были излиты, те, кто уезжал за границу, обменялись адресами с «лондонцами». Большинство не удержалось, чтобы не похвастаться новыми назначениями, поскольку почти все получили повышение.
Несколько человек направлялись в Пекин. Многие ехали в Гонконг. Американец Клейтон Бредт возвращался в США.
— А ты, Гордон? — спросил он меня.
— Пока поживу здесь, потом двинусь в Китай.
— Что ж, может быть, еще увидимся.
— Вполне.
Бредт знал, что как американца его в группе недолюбливали, и поэтому общался главным образом со мной и Поупом — канадцы были как бы двоюродными братьями и англичанам, и американцам.
— Послушай, Гордон. Хочу поделиться с тобой открытием, — начал неожиданно он, чуть покачиваясь и стараясь глядеть мне прямо в глаза. — Только об этом — ни-ни...
— Хорошо... Слушаю тебя, Клейтон.
— Так вот, кроме нас с тобой все тут, в этой группе... Знаешь кто?
Он выдержал паузу, во время которой я старательно придавал своему лицу вопросительное выражение.
— Шпионы! Вот кто!
— Ты уверен в этом?
— Как в том, что сейчас со мной беседуешь ты, а не Мерилин Монро.
И он стал приводить различные, весьма небезынтересные мне доводы в подтверждение своего открытия.
— Повторяю, кроме нас с тобой здесь все из разведки. Гордон, посмотри внимательнее на эти мерзкие рожи...
Бредт, разумеется, был не совсем точен, однако я не мог сказать ему, в чем заключалась его ошибка. Бредт сам узнал об этом много лет спустя из газет. Тем не менее я был доволен, что этот, как оказалось, весьма наблюдательный человек ни в чем не подозревал меня. И уж если американец, который часто сталкивался с канадцами, без колебаний принимал меня за канадского коммерсанта, прожившего много лет в США, то англичан можно было не опасаться.
Акклиматизация была закончена. Я стал истым лондонцем. Через несколько дней вместе с поздравлением по случаю успешного завершения Лондонского университета я получил из Центра новое задание.
Интервью с героем книги:
— Конон Трофимович, а нет ли возможности воспроизвести текст этого задания? Это, наверное, было что-то в таком роде: «Центр — Гордону Лонсдейлу. Вам поручается...»
— Для начала не будем фантазировать. Вы ведь пишете не «шпионскую» книгу и не детектив, поэтому не стоит путать жанры. Как и мне не следует рассказывать о методике, свойственной моей работе.
— Что же мы все-таки пишем?
— Странный вопрос, когда половина работы уже сделана. По-моему, мы ясно уславливались: запись воспоминаний.
— Вы предлагаете «не фантазировать»... Согласны. Но ведь и мы не настолько наивны, чтобы не сообразить, что «вспоминаете» вы порою избирательно. Не так ли?
— Я не говорю только о том, о чем не следует говорить. Вообще у меня есть правило: лучше промолчать, нежели заниматься сочинительством. Но хочу подчеркнуть, что канва событий в целом восстанавливается реалистично.
— Позвольте усомниться... Полковник Молодый улыбнулся:
— Ваше право. Однако советовал бы больше доверять людям. Кстати, без разумного доверия к своим помощникам разведчику работать невозможно. Он долго не выдержит, если станет всех и вся подозревать...
— Еще один вопрос. После окончания учебы вам вы дали диплом, свидетельство, словом, какой-то документ, что образование завершено.
— Естественно. И когда мне его вручали, я вспомнил свой диплом, тот, который получал в Москве...
Диплом
с отличием
Е № 103503
Предъявитель сего тов. Молодый Конон Трофимович в 1946 году поступил и в 1951 году окончил полный курс Института Внешней Торговли по специальности юридической
и решением Государственной экзаменационной Комиссии от 30 июня 1951 года ему присвоена квалификация юриста.
Печать:
Министерство
Внешней
Торговли п/п
СССР.
Институт
Председатель Государственной экзаменационной Комиссии
подпись А. Кейлин
Директор
подпись И. Лебедев
Секретарь
подпись Богдан
город Москва 1951 год
Регистрационный номер 1028
ГЛАВА XXIII
Яростный рев, раздавшийся над самой моей головой, — густой и плотный до боли (были в нем и угроза, и дикая злость), снова заставил меня поморщиться и вздрогнуть. Еще один тяжелый бомбардировщик (третий по счету, интервал меньше двух минут!) прогрохотал над домиком майора Строу и растворился в сыром английском небе, где-то там, за высокой проволочной сеткой, окружавшей американскую базу.
— Э, Гордон, — засмеялся Строу, — привыкай. Теперь эта музыка будет до утра... Сменили старт.
Час назад я прибыл сюда, в Лейкенхит. Майор заранее предупредил дежурных на контрольно-пропускном пункте, и сержант, небрежно кивнувший в ответ на «Я к майору Строу. Вот мои документы» (я впервые переступал порог базы ВВС США), показал мне дорогу к домику летчика.
Строу был парень что надо — именно таких штампует на своих лакированных плакатах управление пропаганды Пентагона: высок, сероглаз, бронзов от загара и до невозможности обаятелен. Стоило мне вчера произнести по телефону: «Дорогой майор, вас приветствует старый друг... Узнаете?», и Строу тут же загрохотал:
— Как же, дорогой Гордон. Рад вас слышать... Вы откуда?
— Из Лондона? Как себя чувствует Мэри?
— Так какого черта вы кисните там, Гордон? Топайте сюда, в Лейкенхит, и вы убедитесь, что она вас не забыла.
И это была не просто фраза. И Реймонд, и его очаровательная Мэри действительно не забыли меня. Последовали неизменные в таких случаях воспоминания о городах, которые мы вместе посетили во время путешествия, о маленьких дорожных происшествиях, оставшихся в памяти.
Потом был обед. За ним — коктейль. И, конечно же, гости — друзья Строу, офицеры базы. Узнав, что я из Канады, американцы тут же приходили к естественному выводу, что меня можно считать «своим», и открыто болтали о служебных делах. Вначале меня удивляла такая беспечность, казалось, мне намеренно «подбрасывают» определенный набор сведений, чтобы проверить, но потом я убедился, что дело просто в служебной недисциплинированности.
— Знаешь, Гордон, оставайся у нас на воскресенье, — предложила Мэри.
Мне тут же постелили в маленькой комнате. Ночью я несколько раз просыпался — над крышей финского домика грохотали, отправляясь в вояж по Европе, бомбардировщики.
До этого мне никогда не приходилось бывать в среде американских офицеров, и, естественно, я с большим интересом присматривался к их быту и нравам.
Небольшой домик Строу, очевидно, славился гостеприимством. В воскресенье и праздничные дни гости шли сюда сплошным потоком. Американцы редко приглашают своих друзей на обед или ужин. И к Строу сослуживцы приходили обычно после восьми вечера. Мэри умело готовила виски или джин, разведенные содовой, соками. Гости неторопливо потягивали из высоких стаканов, закусывая орешками и хрустящим картофелем, и вели такой же неторопливый разговор.
О чем они говорили?
