Я был абсолютно искренен, когда, поблагодарив профессора, заверил его, что счастлив учиться под его руководством.
— Вам предстоят нелегкие дни, — профессору явно хотелось поговорить. — Только очень неумные люди представляют студенческие годы эдаким веселеньким коктейлем из развлечений и увлечений. Работа, работа и еще раз работа — только так можно стать настоящим ученым. В наш век, когда поток информации растет как снежный ком, когда ученый уже практически не может оставаться узким специалистом-индивидуалистом, когда многие важнейшие открытия приводят к невиданным изменениям в жизни всего человечества...
Я слушал профессора внимательно, подчеркнуто почтительно. Мне хотелось, чтобы с самого начала с ним установились добрые отношения — зачем осложнения там, где их можно избежать?
— Надеюсь, профессор, вы будете мною довольны.
— Время начала занятий, расписание и другие детали вы узнаете у Джин, — профессор Саймонс встал. Разговор был окончен.
В приемной сидела худенькая большеглазая девушка. Потом я узнал, что ей двадцать с небольшим, но тогда она показалась мне подростком.
— Наверное, вы и есть Джин? — обратился я к ней, не скрывая, что с интересом разглядываю ее.
Джин рада была поболтать:
— Это действительно мое имя. А вы будете у нас учиться?
О, милая Джин! Конечно, она уже знала, что Гордон Лонсдейл зачислен студентом, но надо же было поддержать разговор.
— Да. Но боюсь, без ваших советов я просто пропаду, — сказал я. — Поэтому помогите, Джин, своему студенту.
— В чем? — подняла аккуратно выщипанные бровки Джин.
— Подскажите, какие нужны учебные пособия, книги. Вообще посоветуйте, что еще необходимо студенту.
Я по опыту знал, что добрые отношения с секретарями иногда более важны, нежели с их патронами.
Джин толково, с полным знанием дела перечислила все, чем следовало мне заняться в эти дни. В то же время она успевала весьма деловито выполнять свои секретарские обязанности: кратко и точно отвечала на телефонные звонки, по каким-то одной ей известным признакам определяла, стоит ли пропустить очередного посетителя к профессору, придирчиво следила за тем, чтобы посетители, удостоившиеся чести быть принятыми Саймонсом, не отнимали у него больше запланированного времени.
— Ну и работенка у вас, — посочувствовал я.
— Приходится нелегко, — охотно откликнулась Джин. — Но это временно. Вот только бы рост не подвел.
— А в чем дело?
— Мне не хватает нескольких миллиметров до нормы. А вы себе не представляете, как придираются к этому, когда отбирают девушек в стюардессы.
Джин мечтала стать стюардессой на одной из американских линий.
— Рост — чепуха, — с полным знанием дела сказал я. — Когда я жил в Нью-Йорке...
— Так вы из Нью-Йорка? — оживилась девушка.
— Я из Канады, но мне пришлось провести немало времени в этом городе.
Джин буквально набросилась на меня с расспросами о США и Нью-Йорке. Особенно интересовала ее стоимость жизни в этом городе. Это было не праздное любопытство: девушка хотела знать, сможет ли она прожить на зарплату стюардессы. Я достаточно подробно рассказал ей о ценах в кафе и ресторанах, парикмахерских, гостиницах, магазинах. Джин пришла в ужас, когда услышала, сколько стоит маленькая квартирка в Нью-Йорке, казавшийся ей весьма высоким будущий оклад стюардессы для Нью-Йорка был очень и очень скромным.
Растерянность ясно отразилась в больших светлых глазах девушки.
— Не унывайте. Каждый с чего-нибудь начинает. Ведь то, что вам предлагают, это только начало?
— Но я уже так много успела сделать! — Джин, видимо, сочла меня вполне достойным того, чтобы поделиться своими сомнениями. — Думаете, легко было окончить курсы французского языка? А сейчас я учусь на курсах медицинских сестер, посещаю занятия по спасению утопающих.
— И все это надо знать стюардессе?
— О да, это и еще многое другое! В наши дни стать стюардессой не так-то просто! И специальные знания, и физические данные.
— Ну, с этим у вас полный порядок! — вполне искренне заверил ее я.
Джин действительно была очень миловидной.
— Вот только рост...
— Какие-то жалкие несколько миллиметров не могут играть существенной роли. Я как-нибудь принесу американские журналы, и вы сможете убедиться, что время рослых, мужеподобных девиц ушло в прошлое.
— Да здравствует грация! — засмеялась Джин.
— Вот именно! — ответил откровенно восхищенной улыбкой я. — И вы — ее образец!
Комплимент мог бы показаться нескромным, но я точно знал, кому он предназначен. В тысячах английских офисов, фирм, учреждений за секретарскими столиками сидят тысячи таких Джин. Они в совершенстве постигли технику своей работы, в меру исполнительны, в меру привлекательны. И многие из них мечтают о том времени, когда удастся вырваться из узкого мирка служебных обязанностей. Дома у Джин наверняка хранятся иллюстрированные журналы, в которых преподносятся стандарты женского обаяния.
Джин впоследствии все-таки стала стюардессой, кажется, в авиакомпании «Панамерикэн». Я встретился с нею, когда она уже летала. Помню, Джин очень важничала и строила из себя космополитку. Для какой-то части молодых людей Запада это весьма положительное качество, которое свидетельствует о том, что человек в любой стране чувствует себя как дома. Девушка небрежно поинтересовалась, как идут мои дела, невнимательно выслушала короткий ответ. Она явно считала, что все, кто «не летает», — люди второго сорта. Меня забавлял ее снисходительный тон, но я искренне пожелал ей новых удач в воздухе и на земле...
— Здесь меня видели в первый и последний раз, — категорически сказал Ленард, отодвигая от себя тарелку, на которой лежало нечто, вкусом, размером, цветом и формой напоминавшее хоккейную шайбу, зажаренную в собственному соку. — Обедать буду в итальянском ресторане. Идешь со мной?
— Боюсь, эта кухня не для меня, — уклончиво ответил я. — И потом я бы не хотел связывать тебя своей персоной. Пойду пошатаюсь по городу.
— Тогда до вечера.
Мы завтракали в одном из корнер-хаузов недалеко от гостиницы. Кухня была традиционно английской, привыкнуть к ней за неделю было невозможно. Ленард поднялся, нахлобучил шляпу. Я остался один. Достал из кармана план Лондона и, перелистав несколько страниц, выбрал один из прилегавших к центру районов, который решил сегодня освоить.
Красные линии транспортных маршрутов сообщали мне номера автобусов, которыми следовало воспользоваться (я пришел к выводу, что лучше всего знакомиться с городом, сидя впереди на втором этаже автобуса — здесь был хороший обзор: и вправо, и влево).
Несколько минут я путешествовал по карте, запоминая серую сетку улиц, зеленые прямоугольники парков, квадраты площадей. Допил кофе. Еще раз проверил себя, бегло глянув на карту и убедившись, что память зацепила именно то, что ей полагалось.
Лондон уже источал чистые и нежные запахи весны. После долгих дождей пробилось солнце, и город смотрел на мир весело и ясно.
Поднявшись на второй этаж автобуса, тут по утрам было свободно, я прошел вперед и занял первое место, приготовившись к встрече с незнакомым районом. Я пропустил несколько улиц, уже освоенных за предыдущие поездки, проверяя попутно, насколько запомнил их, и скоро въехал в район, с которым только что знакомился по карте. Серая сетка, отпечатанная на бумаге, трансформировалась в трех- и четырехэтажные дома с традиционным зеленым газончиком, в пустыри, оставшиеся на месте разбитых во время немецких бомбардировок зданий, в редкую цепочку прохожих.
Покачиваясь на обитом плотной мягкой тканью сиденье, я скорее безучастно, чем заинтересованно поглядывал по сторонам, а память в это время работала на полный ход, безотказно фиксируя все наиболее интересное для меня, что проходило перед глазами.
Так я ехал, может быть, пятнадцать, может быть, двадцать минут, потом пересел на автобус, двигавшийся в обратном направлении, и снова перед глазами побежали те же дома, пустыри, газоны... Где-то на середине пути я сошел и двинулся пешком, стараясь держаться поближе к магистрали.
