Ввиду ограниченности кадровых ресурсов Самарское правительство оказалось вынуждено привлекать на службу любых лиц, имевших военный опыт и согласных добровольно вступить в ряды «Народной армии». Так, «в Военное ведомство стали проникать нежелательные элементы и начались подготовки к различным заговорам, которые были обнаружены не изнутри Военного ведомства, а извне его»[346].

Отчасти из-за этого центр тяжести в сфере противодействия агентуре Красной Армии на контролируемой Комучем территории был перенесен в военно-судебные учреждения и «штабы охраны» МВД[347]. Данные силовые структуры, однако, не оправдали доверия, превратившись из правоохранительных ведомств в карательно-репрессивные органы. Так, «на периферии, в отделении от комучевского правительства царил полный произвол».

К примеру, в Стерлитамаке ситуация характеризовалась «бесчинствами контрразведки», осуществлявшей массовые расстрелы, а в Самаре и ее пригородах сотрудники «штабов охраны» брали взятки за освобождение из-под стражи бывших работников советских учреждений.

В итоге, по признанию членов Комуча, им приходилось прибегать к отправке на места разнообразных комиссий для ликвидации «всех безобразий», творимых военно-полевыми судами и спецслужбами[348]. Таким образом, желание социалистов всячески дистанцироваться от прежних органов госбезопасности, их практического опыта и кадрового потенциала негативно сказалось на качестве работы созданных в Самаре контрразведок. При этом если после поражения Комуча тактика опоры на иностранные вооруженные силы была признана ошибочной[349], то схожие действия в отношении спецслужб даже не рассматривались, что говорит о недооценке лидерами Самарского правительства значимости службы военной контрразведки в условиях Гражданской войны.

Что касается аналогичных органов РСФСР, то и они были весьма далеки от совершенства. Если военно-контрольные структуры ВВС и ВГШ не приобрели на Восточном фронте большого значения, то контрразведка Наркомвоена оказалась не в состоянии эффективно бороться с разведслужбами противников. Конечно, к ее несомненным успехам и достижениям можно отнести арест Военконтролем 1-й армии нескольких белогвардейских шпионов в Казани, а также вскрытие заговоров в 3-й и 4-й армиях[350]. Вместе с тем советские борцы со шпионажем не смогли своевременно обнаружить деятельность эсеровской подпольной организации в Самаре, подготавливавшей свержение в городе советской власти и оказавшей поддержку наступающим чешским частям. Не сумели контрразведчики вскрыть и преступную деятельность эсера Ф. Е. Махина, внедрившегося в органы военного управления Красной Армии на Восточном фронте, благодаря чему части «Народной армии» смогли практически без боя захватить Уфу[351].

И без того непростая ситуация в области борьбы с разведывательно-диверсионной деятельностью на Востоке России осложнялась и недостаточной бдительностью местных военных и гражданских руководителей, часто не осознававших важность и необходимость этой работы. К примеру, председатель Оренбургского губернского исполкома А. А. Коростелев, обнаружив факты передачи консулом США важных в военном отношении сведений своему непосредственному начальству в Москву[352], счел нужным доложить об этом не в контрразведку и не в ЧК, а главам Народных комиссариатов иностранных и внутренних дел. При этом его возмущение вызвал не сам факт передачи этой информации, а содержание перехваченной телеграммы, негативно описывавшей политику большевиков в Сибири.

Другим аналогичным случаем была выдача официального разрешения советских властей капитану английской разведки Хиксу на ознакомительную поездку по территории Сибири летом 1918 года. Полученные в ходе этого путешествия данные разведчик в дальнейшем передал в специальный «Разведывательный комитет для изучения русского вопроса», созданный в США с началом Чехословацкого мятежа, что также не встретило сопротивления местной советской администрации. Подобная беспечность во многом объяснялась тем, что по заявлениям американских дипломатов, «все консулы и дипломатические представители Соединенных Штатов в России и Сибири имеют прямые указания от президента Соединенных Штатов воздерживаться от вмешательства в какую-либо партийную или фракционную политику. Задача официальных представителей Соединенных Штатов в России — соблюдать полный нейтралитет»[353].

Однако, несмотря на это, следует признать, что официальный (и далеко не искренний) отказ диппредставителей США от вмешательства во внутрироссийский конфликт между белыми и красными вовсе не отменял необходимости противодействия их разведывательной работе. Ведь международное положение РСФСР было довольно неустойчивым, а значит, собранные иностранными агентами данные вполне могли быть впоследствии использованы против Вооруженных сил Советской России, что и показали дальнейшие события.

Что же до местных Чрезвычайных комиссий в начальный период Гражданской войны на Восточном фронте, то их работа не могла содействовать разоблачению иностранных и белогвардейских агентов в силу чрезмерной занятости ЧК выполнением своих непосредственных обязанностей, а именно: борьбой с контрреволюционными проявлениями на фронте и в тылу.

Весной и летом 1918 года почти всю территорию Сибири, Урала и Поволжья охватили восстания крестьян, рабочих, казаков и даже солдат Красной Армии. Такие бунты имели место в Тюмени, Невьянске, Верх-Исетске, Ижевске и других промышленных центрах региона[354]. Поднял восстание и 1-й московский продовольственный полк численностью около 1000 человек. К этому же периоду относится и восстание казаков под Челябинском[355].

Однако самым крупным выступлением антибольшевистской направленности по праву можно признать Ижевско-Воткинский мятеж, отчасти спровоцированный подпольной организацией «Союз фронтовиков» и охвативший сразу несколько уездов. Этот эпизод истории Гражданской войны наглядно демонстрирует все недостатки работы ЧК, вызванные явными пробелами в агентурной подготовке их сотрудников.

В августе 1918 года чекистами была засечена деятельность белогвардейских агитаторов в непосредственной близости от зоны боевых действий 2-й армии Восточного фронта[356]. Антисоветская пропаганда в данной области, по признанию самих чекистов, вполне могла претендовать на успех, так как на этой территории до сих пор не существовало Советов депутатов[357], а «население живет в страшной темноте, питается ложными слухами и страшно запугано грабительскими наклонностями красноармейских частей»[358]. Тем не менее добытая информация не была оценена по достоинству, поэтому восстание рабочих Ижевска в начале августа 1918 года стало для городских властей неожиданным сюрпризом.

Толчком к началу восстания послужил приказ местного военкомата о мобилизации всех бывших участников мировой войны для захвата Казани, недавно занятой частями Чехословацкого корпуса[359]. Учитывая, что отношение к чехам в этой местности оценивалось, как «сочувственное, даже восторженное», а авторитет Красной Армии был не слишком высок, данный приказ воспринимался весьма негативно. Попытка местной администрации восстановить порядок репрессивными мерами ни к чему не привела, лишь спровоцировав бывших фронтовиков на ответную агрессию.