Необходимость скорейшего очищения вооруженных сил от распропагандированных солдат и агитаторов повлекла за собой рост репрессивной составляющей в работе сотрудников ВРС. Вот как это описал управляющий отделом внутренних дел ВПСО В. И. Игнатьев: «Особенно безобразничали офицеры так называемых контрольных пунктов — отделений на местах контрразведки, пьянствовали, арестовывали крестьян, избивали, истязали, издевались над арестованными социалистами»[308]. А вот как отзывался о методах дознания контрразведчиков председатель Архангельской губернской земской управы П. П. Скоморохов: «Помещение военного контроля. Допрос нескольких солдат, допрашивают офицеры военно-регистрационной службы. Требуют назвать определенные фамилии. Солдаты не знают. Ругань. Беспощадное битье. […] Окровавленных и истерзанных, одних выводят, других вытаскивают»[309].

Все это объяснялось следующими причинами. Во-первых, неспособностью контрразведчиков Северной области переориентировать свою деятельность на противостояние антивоенной пропаганде, опыта борьбы с которой у них не было, и нашло свое отражение в использовании репрессивных методов. Во-вторых, применение контрразведки как инструмента «белого террора» было характерно и для других центров антибольшевистского движения. В частности, террористическая составляющая превалировала в работе контрразведки Вооруженных Сил Юга России[310]. В-третьих, причины такого поведения контрразведчиков лежат в области психологии самого Белого движения.[311]

Отчасти благодаря использованию таких мер наступление было проведено вполне удачно: войска Северной области сумели захватить территорию общей площадью около 400 000 км² и взять в плен порядка 14 000 красноармейцев[312]. Определенных успехов добились и тыловые контрразведывательные пункты. В частности, в конце ноября 1919 года в Мурманске была арестована группа моряков, входивших в состав подпольной пропагандистской организации. А уже в середине декабря арестовали и агитаторов В. Грасса, М. Филиппова, П. Антонова и С. Чехонина, осуществлявших подготовку большевистского переворота[313].

Максимальное усиление репрессий в Белой армии после окончания иностранной интервенции позволило контрразведчикам временно приостановить развал фронта. Конечно, случаи массового дезертирства солдат еще имели место. Например, в конце декабря 1919 года на сторону большевиков перешли 220 бойцов 2-го Северного стрелкового полка[314]. Тем не менее большинство заговоров, спровоцированных большевистской агитацией, успешно обнаруживались и подавлялись работниками ВРС. В начале января 1920 года был раскрыт заговор солдат Шенкурского батальона, подговаривавших офицеров своей части к неподчинению приказам ВПСО[315]. В Архангельске был обезврежен большевистский агент, прибывший в город для ведения разведки и пропаганды. Он выдавал себя за белого офицера-перебежчика, но был разоблачен контрразведкой и своевременно арестован[316]. В конце месяца по обвинению в подстрекательстве своих сослуживцев к уклонению от ведения боевых действий были арестованы несколько солдат 6-го Северного стрелкового полка[317].

Казалось, что обстановка на агитационном фронте стабилизировалась, но в условиях Гражданской войны даже одна ошибка контрразведчиков могла оказаться фатальной. 6 февраля 1920 года контрразведка, благодаря сведениям, полученным от лежавшего в лазарете матроса, смогла раскрыть заговор в одной из морских рот Архангельского фронта. Целью этой подпольной группы, связанной с большевиками в 3-м Северном стрелковом полку, было открытие фронта в момент наступления Красной Армии. 11 заговорщиков были арестованы, но их сообщники в 3-м полку подняли восстание и перешли на сторону противника. В ходе последовавшего наступления частей VI армии фронт был прорван на одном из самых важных участков, что предопределило падение Архангельска[318]. Город был занят частями Красной Армии 19 февраля 1920 года, что вынудило членов ВПСО в срочном порядке эвакуироваться.

Известие о падении Архангельска, полученное в тот же день радиотелеграфистами Иокангской базы, стало толчком к началу вооруженного восстания в Мурманске, Александровке и других населенных пунктах Северной области[319]. Сотрудники Мурманского ВКП в своих сводках и отчетах предупреждали об опасности вооруженного выступления моряков и портовых рабочих[320], но эта информация не была оценена по достоинству. В итоге повстанцы относительно легко подавили сопротивление милиции и ополчения. Ими были захвачены здание штаба, вокзал, почта и радиостанция. Члены белогвардейской администрации были задержаны восставшими. На территории Северной области была восстановлена советская власть.

Бывшие работники военного контроля в большинстве своем были арестованы и расстреляны. К примеру, агент Мурманского ВКП в Печенге В. Данилевич была убита, оказав сопротивление при аресте[321]. В Архангельске та же участь постигла и начальника военного контроля М. К. Рындина. В свою очередь, Особый отдел VI армии стал использоваться как карательный орган по отношению к бывшим солдатам, офицерам и чинам администрации антибольшевистской Северной области. Многие из них как «сознательные враги Советской власти» были арестованы и направлены в концентрационные лагеря, где их след теряется. Это положило конец антибольшевистскому сопротивлению на Русском Севере.

История органов контрразведки на Восточном фронте российской Гражданской войны не является новой для отечественной науки. За последние годы вышло достаточно большое количество публикаций, посвященных этой теме, среди них труды В. Ж. Цветкова, Н. В. Грекова, Е. А. Корневой, Н. С. Кирмеля и др.

Однако все эти работы, увы, посвящены исследованию лишь белогвардейских контршпионских ведомств, в то время как аналогичные советские структуры в Сибири почти не затронуты в исторической литературе[322]. Такой подход создает нездоровую историографическую ситуацию, когда органы по борьбе со шпионажем по одну сторону фронта изучаются в ущерб рассмотрению спецслужб противника.

Особенно это характерно для Восточного фронта как зоны противостояния белых и красных. С одной стороны, адмирал А. В. Колчак, особенно после недавно показанного на экранах нашей страны фильма, импонирует общественности. С другой стороны, советская власть, всячески боровшаяся с многочисленными проявлениями сепаратизма на Востоке страны[323], также не может не вызывать уважения. К тому же, будучи в конце 1917 — начале 1918 годов единственной хотя бы формально легитимной властью в стране вообще и на территории Сибири в частности[324], она довольно позитивно выглядела на фоне местных антибольшевистских правительств, спонсируемых из-за рубежа и опиравшихся на иностранную военную поддержку.

Таким образом, во избежание идеализации любого из противоборствующих лагерей (в каждом из которых можно найти и светлые, и темные стороны) необходимо деполитизированное, объективное и непредвзятое рассмотрение их участия в Гражданской войне. Подобное исследование целесообразно осуществить на примере истории органов государственной безопасности на Восточном фронте, во-первых, вследствие важности их деятельности для повышения эффективности систем военно-политического управления противников и, во-вторых, ввиду значимости самого Восточного фронта как стратегически важного ТВД в контексте общего противоборства антибольшевистского движения и советской власти. Обратимся к фактам.