Золотые драконы ослепительно сверкали на фоне кремовой кожи, наполняя тело Эрин таинственной энергией. Распущенные волосы струились по ее обнаженным плечам.

— Вы само совершенство! — восклицала Тамара, любуясь ее волнистыми локонами.

Эрин остро чувствовала свою уязвимость и беззащитность в этом новом, непривычном облике и трепетала от мысли, что предстанет в таком виде перед незнакомым ей мужчиной.

Тяжелое золотое ожерелье, казалось, умножало ее женственность и сексуальность. Очевидно, оно обладало магической силой. В нем Эрин впервые в жизни выглядела нарочито эротичной и потому чувствовала себя заколдованной.

Ей не следовало поступать так безрассудно, но сожалеть о содеянном было поздно и бессмысленно. Такие же мысли возникли у нее перед утратой девственности, когда она легла в постель своего первого мужчины. Тогда она смирилась с неизбежным из вежливости и опасения выставить себя полной дурой. И поклялась не распускать нюни из-за возможных печальных последствий своего безрассудства, как и положено взрослой девочке. Но теперь у нее возникли сомнения в том, что она действительно стала зрелой разумной женщиной.

— С вами все в порядке, Эрин? — вежливо спросила Тамара, озабоченная странным выражением ее лица.

Эрин вздрогнула, но промолчала, только зажмурилась и затрясла головой. Когда же она открыла глаза, в них стояли слезы. Тамара услужливо промокнула их салфеткой и сказала, кладя свою холодную руку ей на плечо:

— Забудьте все свои проблемы! Помните только, что вы неотразимы. Красота — мощнейшее оружие против любых напастей, она выручает женщину в самые трудные минуты. Вы уж поверьте моему опыту!

Эрин рассмеялась. Тамара по-дружески обняла ее и спросила:

— Итак, вы готовы к бою? Или вам надо еще немного подумать?

Эрин расправила плечи и заявила:

— Я готова!

Слегка покачиваясь на высоких тонких каблуках экстравагантных туфель, Эрин последовала за Тамарой по коридору, размышляя о причудах богатого мужчины, заказавшего Для нее к шикарным платьям пять пар обуви разного фасона. Миновав лестницу, женщины очутились в другом крыле здания. Тамара распахнула узорчатые стеклянные двери — и взору Эрин предстал просторный салон с огромными створчатыми окнами. Ажурные шторы колыхались от легкого ветерка, пронизанные золотистыми солнечными лучами. Едва дыша от восторга, Эрин вошла в эту волшебную комнату.

И тотчас же поежилась, ощутив озноб. Казалось, воздух охлаждают невидимые кондиционеры.

Возле окна, спиной к ней, стоял стройный мужчина среднего роста. Услышав ее шаги, он медленно повернулся, сохраняя величественную осанку, словно старый английский дворецкий или вымуштрованный водитель роскошного лимузина.

Клод Мюллер улыбнулся, отчего его оливковое лицо потеплело, а в голубых глазах вспыхнули искорки, и почтительно склонил голову. Эрин отметила, что его темные волосы чересчур коротко подстрижены, а на висках появились залысины. Однако симпатичные ямочки на щеках с лихвой компенсировали эти недостатки. Одет он был в элегантный серо-голубой льняной костюм.

Тамара представила ему Эрин. Мюллер скользнул по ней оценивающим взглядом и поцеловал ей руку.

— Благодарю вас, Эрин, за удовольствие, которое вы доставили мне, надев это платье и ожерелье, — сказал он. — Я потрясен! Найджел и Тамара говорили мне, что вы прекрасны, но реальность превзошла все самые смелые мои ожидания. Пожалуй, вы могли бы и не надевать это ожерелье, ваша красота ослепительна!

Он пристально взглянул ей в глаза — и ее внезапно охватил ужас. На мгновение она словно прозрела, стряхнув оторопь, и зал показался ей вдруг холодным и безжизненным, точно он был высечен в глыбе льда. Она попыталась высвободить руку. Но Мюллер крепко сжимал ее своими пальцами и, продолжая сверлить Эрин взглядом, сказал:

— Благодарю вас, Тамара. Вы свободны.

Дверь за Тамарой затворилась, и душа Эрин ушла в пятки. Лишившись единственной связи с привычным миром, она остро ощутила свою беззащитность перед зловещим хозяином дома, ставшего вдруг похожим на большой и красивый склеп. Ее охватила паника. Эрин показалось, что она балансирует на грани обморока. Колоссальным усилием воли она сумела собраться и улыбнуться, вспомнив Коннора.

Вспоминать его ей было больно, но именно боль и привела ее в чувство. Стоило Эрин ухватиться за дорогие ее сердцу воспоминания, и паника исчезла.

— Я рада, что наконец-то лично познакомилась с вами, — произнесла она. — Благодарю вас также за возможность примерить этот восхитительный наряд, я никогда этого не забуду.

— Вам будет напоминать о нашей встрече и золотое ожерелье, украшающее вашу очаровательную шею, мисс Риггз, — с любезной улыбкой сказал Мюллер. — Мне думается, что этим драконам приятно соприкасаться с бархатистой кожей прекрасной дамы, согреваться теплом ее тела, наполняться ее энергией. Ведь они сотню лет мерзли в холодном склепе!

Эрин было нечего возразить на это. Загипнотизированная немигающим взглядом Мюллера, она оцепенела и лишь беззвучно раскрывала и закрывала рот. Наконец она пролепетала срывающимся голосом:

— К моему величайшему сожалению, сэр, я не успела закончить свой доклад о результатах недавней экспертизы. Мне помешали внезапно возникшие личные проблемы.

— Пусть это вас не беспокоит, мисс Риггз, — промолвил Мюллер, не дослушав ее. — Вам предстоит изучить еще три вещицы, поэтому можете не торопиться с заключением. Представите мне ваш отчет, когда он будет готов.

— Вы хотите, чтобы я взглянула на новые артефакты прямо сейчас? К сожалению, я не захватила свой диктофон…

— Ничего страшного, все равно эти безделицы доставят сюда только завтра к полудню. В связи с чем нам придется снова встретиться, часиков, к примеру, в пять. Вас это устраивает?

— Вполне, — сказала Эрин. — Но зачем в таком случае вы пригласили меня сюда сегодня?

— Сегодняшний вечер мы посвятим не работе, а приятной беседе. Позвольте мне угостить вас шампанским!

Эрин машинально кивнула в ответ, словно кукла, послушная воле кукловода, хотя и не любила шампанского.

Наполнив хрустальный бокал искрящейся влагой, Мюллер передал его своей гостье со словами:

— Послезавтра я улетаю в Париж по делам фонда «Куик-силвер», от которых мне, к сожалению, нельзя уклониться. Но До своего отъезда я в вашем распоряжении, мисс Риггз.

— Называйте меня просто Эрин, — отпив из бокала, сказала она.

— Тогда и вы называйте меня Клодом! Кстати, Эрин, раз уж мы заговорили о моих насущных финансовых делах, позвольте спросить, обдумали ли вы мое предложение относительно новой экспозиции в музее института Хапперта?

— Да. К сожалению, мне придется его отклонить. — Она уставилась на пузырьки воздуха в бокале.

Выдержав томительную паузу, Мюллер спросил:

— Могу ли я поинтересоваться причиной вашего отказа?

По спине Эрин пробежали мурашки: в зале с каждой минутой становилось все холоднее, отчего ее соски отвердели и явственно обозначились под полупрозрачной тканью платья.

— Дело в том, что я не переношу фальши. И я не могу вернуться в учреждение, где чувствую ее повсюду. Я не могу притворяться, что все идет хорошо, когда в действительности там все давно прогнило. И никакие деньги не заставят меня изменить свое мнение.

Клод хмыкнул и, наполнив свой бокал шампанским, отхлебнул из него, не произнеся никакого тоста. Его ироническая улыбка смутила Эрин, и она с тревогой спросила:

— Разве я сказала нечто забавное?

— Нет, Эрин! — заверил ее Мюллер. — Вы сказали именно то, что я и рассчитывал от вас услышать. Примите мои искренние поздравления, вы успешно прошли этот своеобразный тест.

— Значит, вы затеяли со мной какую-то игру? — сердито спросила Эрин, дрожа от закипающей в ней злости.

Клод невозмутимо отпил из бокала еще глоток, пронзил Эрин острым взглядом поверх золотой оправы своих очков и сказал:

— Нет, мое предложение не было вымышленным. Но я сомневался, что вы его примете, поступившись своими принципами. Я хотел получше вас узнать и в зависимости от результата этого испытания оповестить вас о дополнительных возможностях, открывающихся перед вами в связи с моим предложением.