У некоторых учеников стали закрываться глаза.

– Почти! – опять крикнул Гарра. – Так как в лесу поднялся ветер, пролетел между берёз, поднял в воздух сухую листву, так, что Серебряное молочко видела вокруг себя лишь танцующие осенние листья. Когда ветер стих, худой человек оказался намотанным на ветви дуба так, что каждая его кость была сломана. Он был совершенно мёртвым. А когда принцесса, осматривая ужасное тело, зашла за дуб, то там она обнаружила гору тщательно обглоданных черепов всевозможных лесных зверей, начиная с лисы и заканчивая единорогом. Там лежало и несколько черепов косуль. Худой человек был никем иным, как Вечноголодным Всеядом, а не голодающим аскетом, и принцесса была на волоске от смерти.

Гарра выдержал театральную паузу.

– Итак, – продолжил он, – Серебряное молочко побежала дальше в лес, так как опять наступала ночь. Она спряталась в кустах, поскольку теперь она не доверяла ни маленьким домикам, ни большим деревьям. Ночной ветер шумел в ветвях ив. На сердце у принцессы будто лежал камень. Её веки отяжелели и в третий раз она почти задремала, – Гарра замолчал.

– Почти! – закричал он так громко, что Румо чуть не свалился со своего стула. – Так как вдруг кто-то засопел прямо ей в ухо. Принцесса Серебряное молочко очнулась и увидела, что над ней склонилась тёмная тень. Она почувствовала, какой ледяной была тень, и в лунном свете увидела, что это был Человек-без-лица. Она ослабла, стала такой слабой, что не могла приподняться, так как тень высасывала через ухо её жизнь. Но вдруг в лесу зашумел ветер и Человек-без-лица замер. Раздался дикий рык, тень отлетела от принцессы и завертелась в воздухе, окружённая танцующей сухой листвой. Как только ветер снова стих, Серебряное молочко увидела, что Человек-без-лица лежит беззвучно на земле в необычной позе, будто ему сломали позвоночник.

– Это мне знакомо, – прошептал Румо. Гарра Мидгардский бросил и на него недоверчивый взгляд.

Затем он пересчитал по пальцам: – Стопалая Мума – мертва. Вечноголодный Всеяд – мёртв. Человек-без-лица – мёртв. Какие опасные существа остались ещё в лесу?

– Жуткий волк и Лесная колдучиха, – в один голос закричала половина класса.

– Правильно – и одно из этих существ стояло теперь около трупа Человека-без-лица и смотрело на Принцессу Серебряное молочко: большой чёрный волк, который мог стоять на двух задних лапах.

– Ух! – выдохнули школьники.

Гарра упёр кулаки в бока и принял небрежную позу.

– "Привет", – сказал Жуткий волк. "Здравствуй", – боязливо ответила Серебряное молочко. "Что тебе от меня надо?" "Я хочу тебя съесть", – сказал волк. И тут Принцесса начала горько плакать, а волк встал на четыре лапы, подошёл к ней и сказал: "Эй, это была просто шутка, только не начинай сразу плакать! У тебя что, совсем нет чувства юмора? Я не хочу тебя есть". Он был, как она дальше узнала из их беседы, ни какой не волк, а заколдованный человек, которого звали Хладнокровный принц. Вот так, Хладнокровный принц влюбился в принцессу Серебряное молочко, когда та зашла в Большой лес, и следовал за ней по пятам, чтобы защитить её от опасностей. Он был ветром, пролетевшим над Стопалой Мумой, Вечноголодным Всеядом и Челвеком-без-лица. И по ужасной случайности он был заколдован той же ведьмой, что и принцесса. Такие вещи сплачивают, поэтому принцесса Серебряное молочко тоже влюбилась в Хладнокровного принца и, ну да, они пошли туда, в самое тёмное место Большого леса, и там, э-э-э, произошло Чудо жизни. Румо и все остальные навострили уши.

– Э-э-э, через некоторое время, – быстро продолжил Гарра, – у принцессы Серебряное молочко родился мальчик. Это был не волк и не косуля. Это был волчонок с двумя маленькими рожками. И таким образом, следуя этой легенде, появились вольпертингеры. Гарра скрестил руки и его лицо приняло озабоченный вид.

– И поскольку это – замонийская сказка, а все замонийские сказки имеют несчастливый конец, то вот её трагическое окончание: однажды принцесса Серебряное молочко и Хладнокровный принц попали в сети коварной Лесной колдучихи и были ею, на глазах их ребёнка, э-э-э, высосаны. И так остался лишь одинокий сирота. Гарра откашлялся, обозначая этим конец истории. Некоторые девушки всхлипывали, а юноши толкались и ухмылялись, чтобы показать всем свою хладнокровность.

– Это была легенда, – сказал Гарра, – но как и во всех легендах, в ней есть доля правды. Человек-без-лица, к примеру, вероятно самое первое упоминание в народных сказаниях существа, которое мы называем Лунной тенью, а Лесная колдучиха…

– А что это было за Чудо жизни? – прервал его Румо. Он сам был больше всех сбит с толку тем, что решился вслух задать этот вопрос. Гарра уставился на Румо. Ученики уставились на Румо. Румо уставился на Гарру.

– Э-э-э-э, – сказал учитель.

У кого-то упал карандаш. Зазвенел школьный звонок.

– О! Урок закончен! – воскликнул Гарра. – М-да, на сегодня хватит. Перерыв. Все выходите! Выходите, выходите!

Так внезапно Гарра Мидгардский ещё никогда не заканчивал урока. Рала повернулась к Румо и одарила его долгим и загадочным взглядом. Гарра Мидгардский вылетел из классной комнаты, ученики последовали за ним.

Румо снова охватило чувство, будто он совершил ошибку, но какую, он не знал. У него не было никакого настроения идти на школьный двор и поэтому он остался сидеть в классе.

– Какой у нас следующий урок? – спросил он ученика, сидящего перед ним.

– Фехтование, – ответил он. – Фехтование у Ушана де Люкки. Румо сидел будто наэлектризованный. Фехтование! Сражение с опасным оружием! Наконец-то! Но у него не было оружия! Может на уроке можно было получить его?

– Румо Замонийский? – маленькая, полная учительница с бульдожьим лицом стояла у дверей. – Это ты?

Румо встал.

– За мной! – пролаяла бульдожица.

– Меня зовут Ога Железногородская, – сказала учительница, пока она вела Румо за руку по коридорам школы. – Тебя зовут как карточную игру, ты уже в курсе?

– Да, – сказал Румо. – Куда мы идём?

– Я буду учить тебя письму и чтению.

– Но у нас сейчас фехтование.

– У других сейчас фехтование. У тебя – чтение.

Она провела его по коридору в подвал школьного здания, мимо каморки с вениками, мимо стопок пожелтевших школьных тетрадей, мимо отслуживших своё школьных скамеек. Поход закончился в маленькой, слабо освещённой комнате, где уже сидели три других ученика. Румо со стоном сел. Он понял, что отсюда сбежать невозможно. Даже его взгляду невозможно было сбежать – в комнате не было ни одного окна, в которое он мог бы смотреть. Пара толстых свечей заполняли комнату беспокойным, тягостным, сумрачным светом.

В следующие, бесконечно длящиеся несколько часов, учительница поднимала вверх таблички, на которых были нарисованы всем известные предметы и животные – чайник, колесо, кошка, утка, шляпа, мышь, – а затем рисовала на доске значки, которые ученики должны были перерисовывать в тетрадь. Всё это она называла замогильным голосом с безжалостным упорством, картинку за картинкой, значок за значком, а потом опять всё сначала, час за часом, пока Румо и другие пленники не выучили значки так, что могли бы их рисовать даже во сне.

В конце урока Ога объяснила ученикам, что они имеют право посещать уроки фехтования и боевых искусств только после того, как научатся писать и читать. Ропот учеников заставил её заметить, что это – правило и что ни для кого не секрет, что это было сделано для того, чтобы школьники быстрее осваивали основы замонийского алфавита.

– Осёл, – сказал она, – передвигается гораздо быстрее, если у него перед носом висит морковка.

Когда Румо ближе к вечеру вышел из школы, ему понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к свету вечернего солнца. Урс уже ждал его с длинной связкой колбасок, обмотанной вокруг шеи.