По роду службы Отто Визену теперь приходилось регулярно бывать за границей, чаще во Франции. Эти командировки он использовал также для выполнения отдельных поручение тестя и поддержания своей лекарской квалификации.
Законы Третьей Республики запрещали заниматься врачебной деятельностью медикам, не имевшим французского диплома. Используя крупные связи тестя, а также сугубо дипломатическую, разумеется, временную снисходительность французских властей к русским (дело с очевидностью шло к войне с Германией), Визен успешно выдержал положенные экзамены и получил французский диплом. Он, конечно, не мог и подозревать, что этим шагом обеспечил на многие годы материальное и моральное положение семьи.
Артур рос ребенком опекаемым, но не балованным. Несмотря на достаточные средства, Визены вели скромный образ жизни. Большой сторонник идей профессора Лесгафта, Отто Густавович воспитывал сына в духе почти спартанском. Никакие излишества в еде не допускались. Плавать Артур научился раньше, чем твердо стоять на ногах. Отец постоянно брал мальчика и на рыбную ловлю, и в долгие пешие прогулки, и в офицерский манеж.
Мать со своей стороны ревностно заботилась о том, что сейчас принято называть эстетическим воспитанием. В доме была прекрасная библиотека из книг русских и зарубежных классиков и — редкость по тем временам — большая коллекция граммофонных пластинок с записями лучших певцов и музыкантов. Наконец, и мать, и отец заботились о том, чтобы мальчик с детства приучился к иностранным языкам.
Когда началась первая мировая война, Визен добился от начальства, чтобы его послали в действующую армию, и стал очевидцем трагедии в Мазурских болотах. Под рождество он был ранен, несколько месяцев лечился в петроградском госпитале, где его трогательно и заботливо выхаживала жена, а после выздоровления получил новое назначение: летом 1915 года полковник Визен был со специальной миссией командирован во Францию. Вскоре к нему приехала и семья.
Ольга Александровна располагала собственным состоянием, полученным в качестве приданого и депонированным по совету отца в одном из солидных французских банков. На особый счет Вечтамов-старший положил довольно солидную сумму и при рождении внука — первого и, как оказалось, единственного (Виктор Вечтамов погиб в самом начале войны, так и оставшись холостяком).
Ольга Александровна рассудила, что, чем снимать дорогую квартиру или номер в отеле, дешевле купить в Париже собственный небольшой дом. Найти в военное время за сходную цену подходящий особнячок оказалось делом несложным.
Командировка полковника Визена длилась до самой Октябрьской революции. Свержение самодержавия Отто Густавович принял как должное, разделял он и политику Временного правительства «Война до победного конца!», полагая, что выход России из войны при других условиях приведет к национальной и европейской катастрофе. Однако, не признав правительства Советов, он резко осудил развязывание гражданской войны в России и, тем более, интервенцию бывших союзников. Истинные мотивы, по которым правительства Англии, Франции, США, а также и Германии послали свои войска в Россию и поддержали белое движение, ему, работавшему долгое время за границей, были совершенно ясны.
Осужденный, а точнее, отвергнутый почти всеми своими бывшими сослуживцами, лишенный возможности вернуться на родину, Отто Густавович Визен повел во Франции жизнь частного лица. В последующем не пожелал он иметь никакого дела и с эмигрантскими организациями, что множились во Франции в двадцатые годы как грибы. Правда, поддерживал материально и связями сильно бедствовавших на чужбине русских врачей, не имевших возможности заниматься лекарской деятельностью.
В сравнении с основной массой соотечественников Визены были устроены более чем благополучно. Собственный дом, признаваемый властями диплом, банковский счет Ольги Александровны обеспечивали им независимость от превратностей эмигрантской судьбы. Отто Густавович в отличие от десятков тысяч бывших белых офицеров, петербургских столоначальников, фрейлин, вице-губернаторов и прочих, вовсе не считал себя политическим эмигрантом, беженцем, вышвырнутым революционной бурей с родной земли. Он и его семья, строго говоря, были просто иностранцами, застрявшими во Франции в силу обстоятельств.
Болезненно переживала вынужденный отрыв от России Ольга Александровна. Более всего она опасалась, что сын забудет родной язык, вырастет чужестранцем. Невзирая ни на что, она твердо решила вырастить Артура в русском духе. Ольга Александровна покупала для мальчика все русские издания, какие только могла найти у знаменитых букинистов в книжных развалах на набережной Сены, посещала с ним службы в русской церкви на улице Петель — единственной, подчинявшейся Московской патриархии, водила на спектакли «Русской Парижской оперы» Агренева-Славянского, «Пражской группы Московского художественного театра», концерты знаменитого хора Афонского, не пропускала ни одной гастроли Шаляпина и Рахманинова.
Странное это было воспитание: подросток, как того и добивалась мать, знал и любил русский язык, литературу, музыку, живопись. В то же время и понятия не имел, что происходит на его родине сегодня. Чем живут, что читают, какие песни поют его сверстники в Советской России, он не представлял. Советские книги, журналы, газеты, кинофильмы тогда во Францию еще почти не поступали, радиовещание переживало младенческую пору. Тут уж родители ничем Артуру помочь не могли. Но главное они сделали: уберегли сына от воздействия разнузданной белоэмигрантской антисоветчины.
Артур закончил частный лицей. К этому времени уже достаточно четко определилось его влечение к техническим дисциплинам. Несколько разочарованный, что сын не захотел выбрать отцовскую профессию врача, Отто Густавович, однако, не стал препятствовать ему в поисках собственного жизненного пути. Единственное, что посоветовал, получить высшее техническое образование не во Франции, а в соседней Бельгии, издавна славящейся во всей Европе своими дипломированными инженерами.
Так Артур оказался в Брюсселе. В бельгийских высших технических училищах тогда был самый продолжительный срок обучения. Объяснялось это тем, что они сочетали чрезвычайно широкую, можно сказать, универсальную подготовку будущих инженеров с высокой узкой специализацией и многомесячной практикой в качестве рядовых рабочих, а затем помощников мастеров на заводах и фабриках. Практике придавалось огромное значение: каждый студент отлично понимал, что в этот период он должен не только закрепить полученные знания, но и зарекомендовать себя как будущий специалист в глазах администрации и владельцев предприятия!
Первоначально Артур предполагал стать строителем мостов, но на втором курсе неожиданно увлекся проблемами улучшения свойств и качеств металлов и специализировался в этой области.
В студенческие годы Артур Визен занимался только учебой, ни с кем из однокашников близко не сошелся — сказалась выработанная годами привычка держаться особняком. Никто в институте о русском происхождении Визена не знал, одни считали его немцем, другие — французом. Вдумчивый, способный, всегда доброжелательный юноша, однако, пользовался авторитетом среди однокурсников. Годы спустя Артуру Визену не раз приходилось встречаться с ними по разным поводам в разных странах, и всегда он находил у них поддержку и содействие.
Ни во Франции, ни в Бельгии интересной работы для Артура не нашлось, но ему предложили хорошее, перспективное место в Германии. Он согласился. Увлеченный новой работой, Артур не заметил, как пролетели его первые месяцы в Дюссельдорфе. Потом только об разглядел, что в Германии что-то происходит. Этим «что-то» было открытое наступление фашизма. Гитлер и его клика рвались к власти. Фюрер национал-социалистской партии еще не стал рейхсканцлером, но штурмовики в коричневых рубашках с черными свастиками на красно-белых нарукавных повязках уже чувствовали себя хозяевами на улицах немецких городов.
Артур ничего не смыслил в политике, однако насилие в любой форме претило самой его натуре, а то, что штурмовики — это в первую очередь насильники, он понял быстро. Увы, и еврейские погромы, и зверские избиения рабочих активистов он считал лишь проявлением разнузданности полууголовных экстремистских элементов в нацистской партии. Артур не представлял еще, да, впрочем, и не он один, что человеконенавистничество и бандитизм могут стать в высококультурной Германии нормой государственной политики.
