Мы спросили т. Жердева: «Можно ли было избежать на острове Врангеля человеческих жертв?» Жердев ответил: «Можно. Продовольственные склады были заполнены запасами пищи не меньше, чем на три года. Можно было авансировать эскимосов из запасов станции, и эскимосы это с лихвой вернули бы в течение года».
«На мой вопрос Семенчуку, — рассказывал здесь т. Жердев, — почему ты не снабдил эскимосов? — он отвечал: «Существует какая-то инструкция, какой-то закон», — которого, однако, никто не видел и он сам не видел, потому что такого закона не существует. Он говорил: «Надо беречь государственное добро». А люди — это не государственное добро? По представлению Семенчука, люди, создающие добро, — это не добро, их беречь не нужно.
Ведь дело дошло до того, что эскимосская семья Аналько на севере острова, на косе Луч, если не ошибаюсь, питалась околевшей собакой и моржовой шкурой, снятой со старой байдары. Хотя Семенчук и это обстоятельство пытался, как вы помните, отрицать, но оно подтверждается и показаниями Старцева. (Вот он кивает и сейчас головой утвердительно.) Это подтверждается показаниями и целого ряда свидетелей. Вот почему радист Богданов говорит и справедливо говорит: «Семенчук вел антисоветскую политику в отношении туземцев, жестоко с ними обращался, срывал заготовку морского зверя, не выдавал продуктов, обрек туземцев на голод. Дошло до того, что туземцы питались оболочкой байдары».
Вот профорг Золотовский, механик, прямо показывает, что поведение Семенчука было преступно, что он вел антисоветскую политику по отношению к туземцам, и перечисляет ряд фактов, подтверждающих это. То же говорит и Смирнов — гидролог, и Каймук, и, наконец, т. Долгий — начальник полярной станции на мысе Шмидта, который приехал на остров Врангеля. По специальному заданию провести расследование творившихся там безобразий.
Показаниям Долгого я придаю особенное значение, потому что Долгий был в хороших отношениях, или как он говорил сам, «в самых хороших отношениях с Семенчуком». Это, правда, не к чести т. Долгого, но к чести то, что он это добросовестно здесь признал, к чести то, что он не стал это отрицать, а, наоборот, признав это и отбросив затем эту условность, — дал развернутые показания, которыми он ярко характеризовал преступную деятельность Семенчука в период зимовки 1934/35 года.
Тов. Долгий говорит о жутких безобразиях, которые творил Семенчук, что он вел себя, как «сатрап», издевался над людьми. Мы знаем, что у Семенчука процветало и рукоприкладство, и нё только с его стороны, но и со стороны его жены Надежды, которая один раз крепко прошлась по физиономии Зарубы, что конечно, осталось совершенно без всяких последствий со стороны Семенчука. Она сама не отрицала здесь факта происшествия, смягчая его вопреки действительности и говоря, что она «нетактично дотронулась» до плеча или до щеки, или до скулы Зарубы.
Вот положение вещей, которое было создано на острове Врангеля Семенчуком: «Жестокое, нечеловеческое отношение к туземцам, которых он обрекал на голод, смерть», — говорит свидетель Долгий.
Куцевалов, молодой гидролог, который на меня произвел — не знаю, как на вас, товарищи судьи, — впечатление наиболее свежего человека из всех зимовщиков 1935 года, этих (я исключаю из этого числа т. Фельдман) протухших людей, — пусть они на меня не обижаются, — этого бессильного, гнилого коллектива, который не носит в себе ничего коллективного. Это был не коллектив, а какое-то механическое соединение фигур, называемых людьми. Куцевалов, мне кажется, является лучшим из них. Он говорит: «Семенчук сорвал заготовки морского зверя, не давал разрешения производить охоту». Это, заметим кстати, опять-таки целиком подтверждается письмом Таяна. Когда Семенчука спрашивали, чем же будут питаться туземцы, — Семенчук, по показаниям Куцевалова, отвечал: «Не ваше дело, у меня имеются свои соображения». Куцевалов правильно добавляет: «Какие были у него соображения, я так и не знаю, но туземцы остались без мяса». В самом деле, «соображениями» Семенчука нельзя же быть сытым.
Вы видели здесь молодого Клечкина, который говорит то же самое. Был такой характерный случай. Клечкин приехал к Кмо и увидел всю его семью в чрезвычайно тяжелом состоянии. У них не было пищи. Клечкин отдал им все свои продукты и вернулся обратно. «Когда, — показывает Клечкин, — я рассказал об этом Семенчуку и просил его послать Кмо продукты для больных, то Семенчук отказал и заявил: «Они лодыри, продуктов не дам». В результате продукты так и не были посланы, спустя несколько дней Етуи и Таграк умерли, умерли голодной смертью. Это — не старуха, которой все равно пришло время умирать и которую поэтому Семенчук не считал себя обязанным снабжать продовольствием. Это — охотники, и лучшие охотники умирали от голода!..
В течение полутора часов говорил Семенчук и ничего не мог сказать, не мог выдвинуть ни одного факта, не мог привести ни одного аргумента в защиту своей позиции, в опровержение всех этих фактов. Он бессилен их опровергнуть, потому что фактов у него нет, потому что то, что здесь говорилось, это есть подлинная, настоящая правда.
Можно, пожалуй, так поставить вопрос: но где же люди не умирают? Везде умирают, везде есть больные. Но я прошу учесть то обстоятельство, что на острове Врангеля в период 1934/35 года подавляющее большинство смертей зарегистрировано от голода, подавляющее большинство смертей на острове Врангеля явилось прямым последствием голода, организованного Семенчуком.
И второе — вот что: этот голод и недоедание явились не результатом, какого-нибудь стихийного бедствия, а явились результатом сознательно, планомерно осуществлявшейся преступной, бандитской деятельности Семенчука, направленной к тому, чтобы, пренебрегая интересами людей и пренебрегая интересами Советского государства, расшатать, поколебать весь советский правопорядок, который существовал на острове Врангеля.
Позвольте кратко объяснить обстоятельства, требующие квалификации преступлений Семёнчука по ст. 593 как бандитизма. Бандитизм есть не просто и не только, как это принято представлять себе, разновидность имущественных преступлений, преступных действий грабительского, разбойного характера. Бандитизм — это не есть только разновидность разбоя или грабежа. Бандитизм — это прежде всего — и я данный случай считаю классическим примером бандитизма в собственном смысле этого понятия — преступление, своим острием направленное против государственного управления или направленное именно на то, чтобы подорвать самые основы советского строительства, советского правопорядка. Для лучшего понимания конструкции настоящего обвинения по ст. 593 УК я обращаюсь к анализу преступлений, кодифицированных в главе об особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления и, в частности, к ст. 59 УК, вводящей нас в круг понятий об особо опасных против порядка управления преступлениях.
«Особо опасными для Союза ССР преступлениями против порядка управления признаются те, совершенные без контрреволюционных целей, преступления против порядка управления, которые колеблют основы государственного управления и хозяйственной мощи Союза ССР и союзных республик».
Я постараюсь доказать, что деятельность Семенчука была построена именно так, что она колебала основы хозяйственного строительства и правового строя Советской страны, ибо остров Врангеля — это часть нашей страны, это наша страна.
Правда, в деятельности Семенчука имеются элементы вредительства, о котором здесь говорили свидетели и которое можно было бы квалифицировать по ст. 587, есть и элементы, позволяющие говорить о ст. 588 УК, элементы, которые, однако, покрываются и перекрываются общим понятием бандитизма, бандитской деятельности, направленной к тому, чтобы подорвать основы советского правопорядка, подорвать самые основы экономического, культурного и политического строительства Союза ССР.
Обычное представление о содержании ст. 593, как и о самом бандитизме, сводится к тому, что предусмотренное этой статьей преступление рассматривается как один из видов имущественных преступлений. По общераспространенному представлению, бандитизм есть лишь разновидность разбоя. Вот почему способна вызвать возражение квалификация в качестве бандитизма таких преступлений, которые не носят характера преступления имущественного и ни в какой мере не напоминают разбоя или грабежа. Между тем сведение бандитизма к простой разновидности имущественных преступлений, к своеобразному виду разбоя является совершенно неправильным и совершенно не вытекающим из действительной природы этого, преступления. Бандитизм — это преступление особого характера, преступление sui generis. Не случайно это преступление отнесено к особо опасным преступлениям против порядка управления.
