Вряд ли Москва не понимала истинной ситуации, но вспомним время: осень 1997-го, семимильными шагами приближается очередной юбилей Железного Феликса. Результаты нужны позарез: мнимые или реальные — это в больших кабинетах на Малой и Большой Лубянке никогда и никого не волновало. Вряд ли объект показательной расправы лично выбирал будущий герой «шведской битвы» г-н Н. Ковалев.[60] Но разнос мог вчинить: «Штаны просиживаете, мышей не ловите! Сами же сообщаете, что по оперативным данным в крае выявлено несколько сот вербовочных подходов! А вы ни одного агента с поличным взять не можете!»

Возвращается к себе в глушь взбодренный таким втыком адмирал от жандармерии Герман Угрюмов и собирает своих: «Где, результат, где агенты и резиденты?! Без пенсии вылететь захотели?!» А вылететь можно было очень даже просто: как раз сверху спущена очередная указивка о сокращении кадров на сорок процентов. И что делать человеку, если до пенсии еще год-два? Рвать, метать и давать волю профессиональной фантазии. Все в рамках славных традиций: нет агента? — Будет!

И награда нашла героев: начальник УФСБ по ТОФ контр-адмирал Герман Угрюмов сразу пошел на повышение — взяли в Москву, ныне он курирует в ФСБ особые отделы всего российского флота.[61] Непосредственно ведший Пасько опер Егоркин, только в марте 1997-го перешедший на следственную работу, уже в декабре 1997-го возглавляет следственное отделение УФСБ по ТОФ. Не обойдены поощрениями начальства и другие службисты. Точно так же стремительно росли в чинах и званиях чекисты, варганившие липовые дела Мирзаянова и капитана 1-го ранга Никитина. Тенденция, однако. И каждый работник щита и меча твердо знает: карьеру в наши дни можно сделать только на мифических, а не на реальных шпионах. Попробуй, переубеди!

Но чекисты не были бы чекистами, если одним выстрелом не постарались бы поразить несколько целей. Очередные звездочки на погоны, ордена, новые должности — это само собой. Показать журналюгам кузькину мать? Не без этого. Главное, можно пугануть сразу всех: японцев-американцев и осмеливающихся общаться с ними без санкции компетентных органов несознательных граждан. Такой шум учинили, что приморцы долго будут шарахаться от любого иноземца. А те, в свою очередь, видеть подставу ФСБ в каждом аборигене.

Однако профессионализм спецслужбы определяется умением вести точную и филигранную работу, а не беспорядочной пальбой по площадям. Накрыть «Градом» сто га проще, чем провести на высоком уровне оперативную игру по выявлению реальной агентурной сети. Но при валовом подходе только и остается, что ловить журналистов. И вовсе не потому, что агентов и резидентов не водится в приморской природе. Но далеко ли уедешь с Феликсом в башке и стукачами в матросском кубрике?

Дело Пасько демонстрирует: суть «компетентных органов» осталась неизменной — те же традиции, та же икона в красном углу, те же методы, тот же кадровый подход, те же критерии успешной карьеры, то же наглое презрение к законности. Есть, конечно, в органах и настоящие, честные служаки-профессионалы. Но не они определяют нравственный климат Службы. А жаль…

Вот, казалось бы, и все: очередной шпионский процесс успешно завершен (да и бывают ли у нас процессы неудачные?!), дело можно смело сдавать в архив. А уж помиловку президент рано или поздно подмахнет.[62] Так что, довольны будут все: и чекисты — еще один враг разоблачен и показательно наказан, и Поуп — поедет домой, не сомневайтесь, может не к Рождеству, а после Нового года, но в знаменитой зоне для иностранцев его уж точно не увидят.

Много будут говорить о несомненно присутствующей политической составляющей дела, о том, насколько корректно велся закрытый процесс, о суровости приговора — у нас даже убийцы получают меньше! Но лично для меня так и остался без ответа куда более существенный вопрос: так был ли Эдмонд Поуп шпионом или нет? Проще говоря, покушался ли он на наши военные тайны, а если да, то по чьему почину и насколько успешно, не было ли все это банальным случаем промышленного шпионажа (если, конечно, что-то вообще было), а может американца просто подставили элементарным образом, чай не впервые…

Ни на один из этих вовсе не риторических вопросов внятного ответа мы не получили. При всем уважении к суду и государственному обвинению, убедительных доказательств совершения американцем чего-то экстрапреступного или сверхшпионского в стиле Зорге-Филби — т. е., того, что оправдывало бы двадцатилетний срок — ничего этого нам не представлено. Как же, возопят защитники национальной безопасности, мы ничего и не должны были узнать, кроме того, что нам сообщают официально: процесс шпионский, закрытый и все такое прочее. Вот именно, закрытый! А почему, собственно говоря, я должен на слово верить каким-то анонимным и сверхзасекреченным от меня техническим экспертам, почему должен как заведомую истину воспринимать все, что на сей счет мерно выливается из лубянской канализации под строгим присмотром сантехников в штатском, почему я априори должен доверять этим самым сантехникам, если они уже многократно доказали свое умение сфабриковать все и вся — если на то у них есть потребность?!

Мистер Поуп вполне мог быть шпионом, но вы мне это докажите и поубедительнее, потому как наш исторический опыт и практика последних лет говорят и об обратном: мог и не быть. Как уж это могут и должны делать профессионалы, как при этом обойти ими же созданную проблему сверхсекретности — их проблема. Пока же мы знаем лишь одно: взяли американского мужика и что-то там впаяли ему за закрытыми дверями…

В организации процесса над Поупом есть и другие странности, объяснить которые тяжело. Например, уникальная, по всем ранее привычным меркам и канонам, стремительность реализации дела. Вот хронология: 3 апреля происходит арест, а 14 августа предварительное следствие уже завершено, 21 сентября обвиняемый завершил ознакомление с материалами дела. Дальше все на наших глазах в течение считанного количества ноябрьских заседаний и приговор 6 декабря. Подобная оперативность беспрецедентна для всей отечественной практики «шпионских дел». Заметим, что это еще и первое (пока единственное) уголовно-политическое дело, начатое при Путине и уже доведенное до финала. Прочие истории аналогичного рода (типа обвиняемого в сотрудничестве с южнокорейской разведкой дипломата Моисеева и мидовца же Платона Обухова, коему инкриминируют связь с британцами) обычно тянутся годами.

Очень сомнительно, что в таком запутанном деле, как промышленный шпионаж в сфере высоких технологий, суд мог бы за считанное количество заседаний разобраться в существе дела. Надо же сделать и скидку на необходимость больших затрат времени на организацию синхронного перевода — с английского на русский и обратно. Тут уж стремительность процесса и вовсе выглядит как-то легковесно: реально на все и про все затрачено примерно сорок часов! Поделим все пополам (перевод!) и у нас вовсе выйдет не более двадцати часов. Получается, что суд вошел во все детали и все понял всего за два с половиной рабочих дня! Рекорд!

Но это лирика: есть же пленка! Да, вроде как имеется оперативная съемка. Из каковой, как водится, можно понять, что товарищи в штатском хорошо умеют иногда неожиданно сваливаться с потолка в неожиданном месте. А что еще на той пленке, по крайней мере, той ее части, что продемонстрирована нам? Ничего, кроме демонстрируемых из оперативных рук каких-то чертежей. Но если они так «секретны», то отчего их так назойливо и постоянно крутят по ТВ? Чтобы получше разглядели те, кто еще не успел снять копии «секрета»?

С объектом покусительства тоже непонятка: то говорят о каких-то ракетных разработках, то о сверхскоростной торпеде «Шквал» с ракетным двигателем, то вдруг спохватываются и оказывается, что само это название изделия — «Шквал» — тоже секретно. Ближе к процессу детали проясняются (или, напротив, затуманиваются): речь идет о добывании Поупом секретов уже не всей торпедо-ракеты, а лишь ее главной, двигательной составляющей, точнее, топливных компонентов.