Но не следует забывать и другого. То, что «нежные» и «бархатные революции» в Восточной Европе безумно напугали чекистов. Взятие толпой здания штази в ГДР, разгон службы безопасности — STB — в Чехословакии, массовые увольнения в Венгрии — о, это действовало на психику…

Кстати, о бывших соцстранах. Не новость, что тайные полиции государств Восточного блока — суть были подразделения КГБ СССР, управляемые его 11 отделом[98]. Известно, что все начальники управлений этих «подразделений» обязаны были пройти стажировку в Высшей школе КГБ. Немало оперсотрудников вышли из тех же стен, закончив обычные пяти- или трехлетние курсы.^{35}

Не открою Америки, если скажу, что «перестройки» и там не обошлись без Комитета.

«Москва еще в 1988 году наметила проект замены коммунистами-реформаторами тогдашних руководящих групп в Чехословакии, Болгарии и Румынии», — свидетельствует нынешний заместитель министра внутренних дел, бывший член движения «Хартия-77», известный чешский диссидент Ян Румл.^{36}

Есть свидетельства, что не обошлось без КГБ и в Румынии, когда свергали режим Чаушеску.37 Убеждена, что и низложение Хонеккера в ГДР, который, как известно, был в активной оппозиции к советской перестройке, тоже произошло не без участия Комитета[99]. Ибо понятно, что устойчивость военно-экономического Варшавского блока требовала более или менее ровной политической ситуации во всех соцстранах. Именно в Берлине, в районе Карлсхорст располагался европейский центр КГБ, откуда, согласно годовому отчету ведомства по охране конституции ФРГ, 350 офицеров и многочисленный вспомогательный персонал руководили советской разведывательной сетью в Западной Европе.^{38}

Электронные архивы госбезопасности ГДР за два дня до штурма здания штази разгоряченной толпой были удачно переправлены в Союз. Сотрудники берлинского центра вместе со специально прибывшими из Москвы специалистами из Оперативно-технического управления КГБ СССР могут отнести эту удачную операцию на свой счет.^{39} Не хочу более останавливаться на этой теме, поскольку сознательно ограничила себя в этой книге рассказом о деятельности КГБ лишь в Советском Союзе.

Важно: развитие событий в Восточной Европе убедило чекистов, что они неспособны контролировать лавину, именуемую тягой народа к нормальной жизни и хотя бы минимальной личной свободе. Но самое главное: на примере Чехословакии и ГДР они поняли, что при смене режима (а не косметическом ремонте его, как мечталось интеллектуалам от КГБ) им места нет. Новой, действительно демократической власти они могут оказаться не нужны вовсе. Таким образом, КГБ терял не только свою власть — обыкновенные, рядовые чекисты теряли личный, персональный кусок хлеба с маслом. И именно это превращало их борьбу с демократами в борьбу за выживание. Потому переворот, возвращение страны в тоталитарное русло, им был необходим. И не поддержать его они не могли.

Вот почему во все разговоры о том, что комитетчики, равно как армейская верхушка и ВПК, вдруг все, скопом, стали демократами, антикоммунистами и именно поэтому переворот провалился (подобными «откровениями» были заполнены советские и западные газеты всю осень 1991 года), с самого начала верилось с трудом[100]. Материалы Государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ во время путча этот мой скептицизм подтвердили.

Расследование показало: 19 августа, в первый день переворота лишь единицы среди чекистов выступили против ГКЧП, абсолютное большинство — либо участвовало в перевороте, либо выжидало.

Что касается спецназа «А-7», то приказа взять штурмом здание российского правительства боевики просто-напросто не получали. Не было такого приказа.

Случилось другое.

В переворот не вступил второй эшелон власти — теневые кабинеты КГБ, ВПК, армии, партийная и советская номенклатура на местах. Другими словами — переворот не поддержал тот важнейший передаточный механизм, та, образно говоря, «шестеренка», которая в тоталитарном государстве соединяет верхушку с ее «руками» и «ногами» — силовыми структурами. Без этой «шестеренки» приказы перестают быть приказами, их просто саботируют. 19 августа второй эшелон власти выжидал.

Но уже к исходу дня понял: у «восьмерки» ничего не получится. А поняв это — он начал свою игру, в которой члены ГКЧП были не только не нужны — мешали.

Повторю: в принципе гекачеписты все рассчитали правильно.

Не додумались они до другого — самолюбие не позволило: в ГКЧП вошли люди, во-первых, из прежней властной когорты — уже по одному этому им не поверили. Во-вторых — до крайности лично непопулярные в стране. В третьих (что, может быть, самое главное) — непопулярные в своих собственных ведомствах.

Премьер Павлов скомпрометировал себя в глазах населения тем, что поднял цены на товары первой необходимости и провел бессмысленную кампанию по обмену 50-рублевых денежных билетов. При этом пострадали прежде всего неимущие. В возглавляемом им Совете Министров над Премьером почти открыто смеялись.

Вице-президент Янаев давно имел репутацию клоуна, пристяжного при Горбачеве. Трясущиеся с похмелья руки вице-президента на пресс-конференции 19 августа стали анекдотом года.

Главный колхозник страны Стародубцев потерял вес среди активного крестьянства благодаря своей борьбе с новыми фермерами и выступлениями против передачи земли в частную собственность.

Маршала Язова тысячи российских матерей обвиняли в том, что он посылает на смерть их детей в Закавказье. Не говоря уже о том, что «старик» безумно раздражал и мешал молодой поросли генералов. «Отношение к нему в армии было скорее отрицательным», — говорил мне офицер Главного разведывательного управления Министерства обороны.

Тизяков и Бакланов для рядовых сограждан были «темными лошадками». Но важнее, что против Тизякова выступал Научно-промышленный союз Аркадия Вольского, а против Бакланова — целый ряд влиятельных людей из ВПК, которые «объелись бессмысленными указаниями Бакланова еще в то время, когда тот был председателем военно-промышленной комиссии Совета Министров, а потом секретарем ЦК КПСС, ведавшим вопросами обороны.^{40}

Пуго сменил на посту министра внутренних дел пользовавшегося известностью Вадима Бакатина. Коррумпированность милиции была притчей во языцех повсеместно в стране. Не любили Пуго и в самом Центральном аппарате МВД. Не говоря уже о том, что Пуго был латыш, в ментальности обывателя — инородец, чужак.

Наконец, Крючков как выходец из партаппарата имел сильную клановую оппозицию профессионалов в КГБ. Хотя его уму, собранности, умению организовать работу многие отдавали должное. Однако смещения Крючкова с поста Председателя КГБ его же коллеги добивались давно и лишь поддержка (или — зависимость?) Горбачева позволила Крючкову сохранить кресло летом 1991 года.

Короче, окажись, не дай, конечно, Бог, во главе путчистов фигура (фигуры) менее известная и, уж во всяком случае, не так скомпрометированная, августовские события могли повернуться совсем по-другому. И совсем по-другому — не сомневаюсь — повел бы себя и второй эшелон власти.

Но произошло то, что произошло.

А теперь факты.

В первый день путча начальник Первого Главного Управления Леонид Шебаршин отправил в 130 резидентур шифровку, приказывающую распространять документы ГКЧП.^{41} Еще раньше подчиненный ПГУ особый учебный центр был приведен в боевую готовность и передислоцирован в Москву. Во второй половине 20 августа Шебаршин отдал приказ, запрещающий спецназу вступать в какие-либо мероприятия ГКЧП без его личного на то указания.^{42}

Указания не было.

19 августа оперативная группа Управления «Z» (идеологическая контрразведка) сидела с оружием наготове. Другая группа, которую возглавил заместитель начальника управления Геннадий Добровольский, опечатывала типографии и радиостанции^{43}. К исходу 20 августа оружие было отправлено обратно в сейфы, сотрудникам приказали ждать дальнейших указаний.