Делла шла уверенно, зная дорогу, и Кайли старалась не отставать, несмотря на колючки кустов, цеплявшиеся за джинсы. Наконец среди стволов замерцало красное пятно.

К Кайли снова вернулась способность думать, и, используя последние минуты наедине с Деллой, она решила задать ей пару вопросов.

— Это… твой кузен с тобой сделал?

— Что сделал? — оглянулась Делла.

— Превратил тебя в вампира.

— А-а. Нет. Не он. Я родилась, зараженная вирусом. Хотя, возможно, контакт с ним его активировал.

— Я думала, ты стала вампиршей, потому что тебя укусили. Или это миф? Конечно, я понимаю, что о нелюдях рассказывают больше мифов, чем правды. Я видела, как ты ела пиццу. И выходила на солнце.

Делла улыбнулась:

— На солнце мне и в самом деле нехорошо, но хватает солнечных очков, чтобы от него защититься. Есть я тоже могу, правда, не так, как раньше. Мне нужна кровь. И некоторые действительно становятся вампирами… от укуса. Так что в мифах есть доля правды. Тем не менее в большинстве случаев вампиры рождаются, уже зараженные вирусом. Только нужен другой вампир, чтобы его активировать.

Кайли старалась вникнуть.

— Так ты всю жизнь знала, что ты вампир?

— Нет, конечно, — хмыкнула Делла. — У нас в семье были вампиры, но мои родители об этом не знали, потому что вирус проявляется только у одного из пятидесяти, а может вообще не проявиться. Про Чена все думали, что он погиб в автокатастрофе во Франции. Потом я однажды увидела его на вечеринке. Я обалдела.

— Могу себе представить.

Кайли сама обалдела от всего услышанного.

— Так или иначе он, конечно, почувствовал, что во мне заложен этот ген, и раз уж я вступила с ним в контакт, то теперь заболею и вообще со мной будет ужас что. Потом он зашел, чтобы мне помочь. И сказал, что я вампир. Я была в шоке. Примерно как ты сейчас.

— Да, но я не заболела. Мы вообще до сих пор не знаем, может, я человек.

— Ага, главное — все отрицать, — сказала Делла. — Помню, помню. Я говорила, что у меня тяжелая форма свиного гриппа.

Кайли сделала вид, что согласилась, и не стала мешать Делле рассказывать дальше.

— Это был кошмар. У вампиров это вообще тяжело. Перемена проходит болезненно до ужаса.

Она раздвинула ветки перед Кайли.

— Выходит, твои родители ничего не знают? — спросила та.

— Шутишь? — ответила Делла. — Да они бы с ума сошли.

Они шли дальше, и Делла продолжила рассказ:

— Я по-настоящему заболела. Врачи ничего не могли понять. Чен все объяснил. Он прятался в моей спальне и заботился обо мне почти полмесяца. Я перед ним в большом долгу.

— Даже семью решила из-за него бросить? — спросила Кайли, вспомнив, о чем Делла говорила с кузеном.

Потом она вспомнила, что творилось у нее дома, и прониклась к Делле сочувствием. Потерять любимого человека больно. Мысль об отце мелькнула в памяти, и на сердце легла тяжесть.

Глаза у Деллы блестели от переживаний.

— В Пенсильвании живет целая коммуна вампиров. Чен думает, что мне лучше к ним присоединиться. Тяжело жить в семье и никому ничего не рассказывать. Я не знаю… не знаю, как правильно поступить. Мы с родителями жили душа в душу. Правда, отец у меня упертый, но я знаю, как он любил меня. Мама всегда была моей лучшей подругой, а еще у меня есть младшая сестра, и я просто не представляю себе, как ее брошу.

— Мама отпустила бы тебя, если бы ты попросила?

— Нет. Пришлось бы сбежать, и я точно знаю, что разбила бы им сердце. Потому молодые вампиры часто разыгрывают свою смерть, и семья переезжает. Я не хочу этого делать, но… Я и сейчас делаю им больно. Дома теперь словно зона военных действий.

Голос у Деллы дрогнул, и, хотя Кайли не видела ее лица, она догадалась, что та сдерживает слезы. Правда, Кайли тут же в этом усомнилась, потому что не знала, могут ли вампиры плакать. Но плакала Делла или нет, боль в ее голосе была неподдельной.

— Тяжело, — продолжала Делла. — Мне приходилось уходить по ночам, чтобы добыть кровь. Ее не купишь заранее, не спрячешь в холодильнике. У меня теперь главным образом ночной образ жизни, потому сохранять бодрый вид на уроках, где и так-то можно уснуть от скуки, почти невыносимо. Учителя убедили мать, что либо я принимаю наркотики, либо у меня затяжная депрессия. Родители… даже мама… совсем меня достали. Обвиняли во всех смертных грехах. Мы только и делали, что ссорились, и я никак не могла остановиться. Так что, может, Чен и прав.

Кайли хотела что-то сказать. Впереди вспыхивали красные и оранжевые сполохи костра. В ночной тишине далеко разносились голоса ее новых товарищей. Она взглянула на Деллу и сказала только:

— У меня жизнь дома тоже превратилась в кошмар. Если тебе от этого станет легче.

Они уже выходили на поляну, когда кто-то тяжело, хотя и почти беззвучно, спрыгнул с дерева чуть ли не им на головы. Делла зарычала. Кайли едва не вскрикнула от страха, но тут же узнала темную фигуру, увидев голубые глаза.

Лукас Паркер.

— Так можно и в глаз получить, — возмутилась Делла.

Лукас хмуро и осуждающе посмотрел на них. Кайли застыла под этим пристальным взглядом, но на Деллу он не произвел никакого впечатления, и она подтолкнула спутницу холодным локтем:

— Пошли.

Лукас пристроился сзади примерно в шаге от Кайли и едва слышно сказал своим глубоким голосом:

— Если он снова заявится, я не буду сидеть в сторонке сложа руки.

И с этими словами исчез.

— Блин, — пробормотала Делла.

«Вот уж точно».

Лукас присоединился к обступившим костер приятелям, и они приветствовали его как вожака. Девица, всегда липнувшая к Лукасу, обернулась к Кайли, и ее зеленовато-желтые глаза полыхнули гневом.

— Кто-то тут у нас ревнивый, — кратко высказалась Делла.

Мысль была смехотворная, однако Кайли готова была поклясться, что заметила в глазах девицы ревность.

Немного погодя она осталась одна. Кайли глядела на пламя и прислушивалась к голосам лесного зверья вдалеке. Она проследила за струйкой дыма, которая, змеясь, тянулась к висевшей в небе половинке луны. Вдыхая запах горящего дерева и обуглившихся побегов алтея, которым обвивали свои посохи некоторые обитатели лагеря, Кайли старалась унять нервное напряжение. Вскоре она почувствовала, как ей недостает Сары. Сначала Кайли даже удивилась такому приливу тоски по подруге, но, хорошенько поразмыслив, поняла. Все стало ясно.

Добро пожаловать в мир школьных группировок.

Школа всегда делится на группировки. У них таких было много — группа спортивной поддержки, группа музыкантов, группировка умников — не путать с зубрилами — и группировка арт-клуба. Дело было в том, что Сара и Кайли входили в одну группировку — тех, кто был сам по себе.

Их группировка была не самой худшей. Честно говоря, это была вообще не группировка, потому что состав в ней то и дело менялся. Они подъезжали — именно подъезжали, а не принадлежали — то к одним, то к другим. К счастью, относились к ним неплохо, на смех не поднимали, как других. Да и с чего бы над ними смеялись, если они существовали почти незаметно? Или, по крайней мере, Кайли казалось, что они в школе почти незаметны. Не то чтобы их не любили — просто не обращали внимания.

И причина, по которой она сейчас так заскучала по Саре, была вполне очевидна. Может, Кайли и любила к кому-нибудь подъезжать, но не любила делать это одна. Они дружили с пятого класса, и Сара всегда была лидером — роль, уготованная ей от природы, поскольку Сара больше стремилась «соответствовать».

Переводя взгляд с одной компании на другую, Кайли вновь убедилась в правоте бабушки, вечно твердившей, что «птицу по полету видать».

«Стаи», или группировки, в лагере были не такими, как у них в старшей школе. Кайли заметила Деллу и парнишку с пирсингом по имени Джонатон в кругу других ребят, по внешнему виду тоже вампиров.

Рядом с костром и обуглившимися ветками алтея стоял метаморф Перри вместе с двумя парнями и девицей. Интересно, могут ли и они превратиться в единорога?