Мое желтое платье облегает тело, доведенное до совершенства сексуальным марафоном с Бэрронсом. Туфли и аксессуары золотистые.

Я буду выглядеть, как Принцесса, — до самого последнего дюйма.

Когда я убью Дэррока.

При моем появлении он замолкает и долго рассматривает меня.

— Твои волосы когда-то были светлыми, как у нее, — произносит он наконец.

Я киваю.

— Мне нравились ее волосы.

Я поворачиваюсь к ближайшему стражу и говорю ему, что мне нужно, чтобы перекрасить волосы. Он смотрит на Дэррока, тот кивает.

Я вскидываю голову.

— Я прошу о мелочах, но они все равно сомневаются. Это раздражает. Разве ты не можешь дать мне двух охранников, чтобы они выполняли мои просьбы? — Я требую. — Или мне не положено ничего лично для себя?

Дэррок смотрит на мои ноги, длинные и мускулистые, на ступни, которые отлично смотрятся на высоких каблуках.

— Конечно, — бормочет он. — Кого именно ты пожелаешь?

Я равнодушно машу рукой.

— Выбери сам. Они для меня одинаковы.

Он приказывает паре стражей выполнять мои желания.

— Вы будете подчиняться ей, как подчинялись бы мне, — говорит Дэррок. — Немедленно и без вопросов. Если только ее приказы не будут противоречить моим.

Они станут мне подчиняться. А остальные стражи привыкнут, что эти двое подчиняются мне. Малые победы, крошечные повреждения.

Я присоединяюсь к Дэрроку за завтраком и улыбаюсь, давясь едой, у которой вкус пыли и крови.

«Синсар Дабх» редко проявляет активность днем.

Как и остальные Невидимые, она предпочитает действовать ночью. Для тех, кто так долго был заперт во льду и темноте, солнечный свет кажется болезненно ярким. Чем дольше я живу с кипящим горем внутри, тем лучше это понимаю. Солнечный свет — это как пощечина, которая говорит: «Посмотри, как светел мир! Жаль, что ты не такой».

Интересно, Бэрронс по той же причине редко выходил куда-то днем? Он ведь тоже, как и мы, искалечен и ищет покоя в тайне теней. Тени — отличная штука. Они скрывают боль и мотивы.

Дэррок ушел на весь день в сопровождении небольшого отряда и отказался сказать мне, куда направляется. Я хотела настаивать, поскольку чувствовала себя зверем в клетке, но были границы, которые лучше не переступать, если я хочу, чтобы он мне доверял.

День я провела в пентхаусе, порхая, как бабочка, рассматривала вещи, листала книги, заглядывала в шкафы и ящики, пытаясь скрыть этот обыск от стражей за имитацией обычного любопытства.

Я ничего не нашла.

В спальню Дэррока меня не пустили.

Но в эту игру можно играть вдвоем. Я запретила пускать кого-либо в мою комнату. И обновила руны, чтобы защитить рюкзак и камни. В спальне Дэррока я окажусь так или иначе.

Поздно вечером я покрасила волосы, высушила их феном и уложила свободными крупными локонами.

Я снова блондинка. Как странно. Я помню, как Бэрронс называл меня нахальной радугой. Мне не хватает белой мини-юбки и розового топика.

Вместо них я надеваю кроваво-красное платье и сапоги на высоких каблуках, доходящие до середины бедра. Черный кожаный плащ с меховыми манжетами и воротником я стягиваю поясом, подчеркивая изгибы своего тела. Черные перчатки, блестящий шарф и бриллиантовые серьги завершают мой наряд. Большая часть Дублина погибла, шопинг стал несбыточной мечтой. Вот только меня это больше не волнует.

По глазам вернувшегося Дэррока я понимаю, что сделала правильный выбор. Он думает, что красное и черное я надела для него, это цвета его стражи, цвета, которые он выбрал для своего будущего Двора.

На самом деле я выбрала красный и черный, потому что это цвета татуировок на теле Бэрронса. Сегодня я подтвердила свое обещание все исправить.

— Разве твоя армия не отправится с нами? — спрашиваю я у Дэррока, когда мы выходим из пентхауса.

Ночь ясная и холодная, небо усеяно звездами. За день растаял снег, и мостовые, для разнообразия, высохли.

— Охотники не выносят представителей низших каст.

— Охотники?

— А как ты собираешься искать «Синсар Дабх»?

Я уже ездила на Охотнике — с Бэрронсом, в ту ночь, когда мы пытались заблокировать Книгу тремя из четырех камней. Интересно, знает ли об этом Дэррок? Учитывая то, что его Зеркало спрятано у черного входа в «КСБ», сложно определить, что именно ему обо мне известно.

— А если мы найдем Книгу сегодня?

Дэррок улыбается.

— Если ты найдешь ее для меня сегодня, МакКайла, я сделаю тебя своей королевой.

Я внимательно его оглядываю. На нем дорогая одежда — твидовый костюм от Армани, кашемир и кожа. С собой он ничего не взял. Значит, ключ к слиянию с Книгой — это просто знание? Ритуал? Руны? Объект Силы?

— Ты взял все, что поможет нам с ней слиться? — как будто между делом спрашиваю я.

Дэррок смеется.

— Ах, так сегодня будет лобовая атака! И в таком-то платье, — тянет он шелковым голосом. — А я надеялся на соблазнение.

Я беспечно пожимаю плечами и так же беспечно улыбаюсь.

— Ты знаешь, что меня интересует. Я не считаю нужным притворяться. Мы то, что мы есть, ты и я.

Ему нравится, что я отношу нас к одной категории. Я вижу это в его глазах.

— И кто же мы, МакКайла? Что мы такое?

Дэррок поворачивается по сторонам и отдает резкую команду на незнакомом языке. Один из Невидимых Принцев появляется, слушает, кивает и исчезает.

— Те, кто выживает. Те, кто не потерпит чужой власти, поскольку сам рожден править.

Дэррок вглядывается в мое лицо.

Ты действительно в это веришь?

Улица остывает, а мой плащ внезапно покрывается крошечными кристаллами черного льда. Я знаю, что это значит. Королевский Охотник материализуется над нами, черные кожистые крылья рассекают ночной воздух. Мои волосы треплет ледяной ветер. Я смотрю вверх, на чешуйчатое брюхо представителя касты, специально созданной для уничтожения ши-видящих.

Огромный сатанинский дракон складывает массивные крылья и прижимает их к телу. Он тяжело падает на улицу, едва вписываясь между домами.

Он огромен.

В отличие от мелкого Охотника, которого Бэрронс смог подчинить своей воле и «погасить» в ту ночь, когда мы летали над Дублином, этот был стопроцентным Королевским Охотником. Я чувствовала его невероятную древность. Он был старше всего, что я видела или чуяла в ночном небе. Адский холод, отчаяние и пустота, которые он излучал, были единым целым. Но это не угнетало и не вызывало чувства собственной ничтожности. Я чувствовала себя... свободной.

Охотник осторожно мысленно «тычется» в меня. Я чувствую сдержанность. Он не обладает силой. Он и есть сила.

С помощью своего темного озера я «пробую» его.

Охотник удивленно выдыхает.

Я снова смотрю на Дэррока.

«Ши-видящая?» — говорит Охотник.

Я игнорирую его вопрос.

«ШИ-ВИДЯЩАЯ?» Охотник врезается в мое сознание с силой, которая взрывается болью в моем черепе.

Я поворачиваю голову.

— Что? — рычу я.

Огромный темный силуэт подбирается в тени. Опустив голову, Охотник касается подбородком мостовой. И переминается с одной когтистой лапы на другую, массивным хвостом сметая с улицы мусорные баки, которые давно стали бесполезными, и пергаментные останки людей. Яркие глаза Охотника смотрят прямо на меня.

Я чувствую, как он очень осторожно давит на мое сознание. В легендах Фейри говорится, что Охотники либо не Фейри, либо не до конца Фейри. Понятия не имею, что они такое, но мне не нравится чувствовать его у себя в голове.

Миг спустя он говорит: «Аххх» — и садится на задние лапы. «Вот ты где».

Я не знаю, что это значит. Я пожимаю плечами. Он выбрался из моей головы, это главное, и я поворачиваюсь к Дэрроку, который возобновляет наш разговор:

— Ты действительно веришь в то, что сказала о рожденных править?

— Я хоть раз спросила тебя, где мои родители? — отвечаю я вопросом, который горит в моем сердце, опаляет душу.