Я не оборачиваюсь к ним. Я и так знаю все, что нужно: что бы мне ни подарило озеро, им это не нравится.

Мое зрение снова становится четким.

Дэррок смотрит на меня, потом на мои руки и замирает.

— Что ты делаешь? Что ты делала в Зеркалах, пока я не нашел тебя? Ты входила в Белый Особняк без меня, МакКайла?

Принцы за спиной звенят громче. Это какофония, которая режет душу, словно бритва, рвет сухожилия и раскалывает кости. Возможно, это последствия неполной Песни Творения, мелодии, которая может разрушать, уничтожать, отменять созданное на молекулярном уровне.

Они ненавидят мои алые руны, а я ненавижу их темную музыку.

Не мне же одной страдать.

— А что? — спрашиваю я у Дэррока.

Или руны, которые я зачерпнула, родом оттуда? Что он о них знает? Я не могу спросить, не выдав при этом, что понятия не имею, что они такое и как ими пользоваться. Я поднимаю кулаки и разжимаю их. С моих рук капает густая красная жидкость. Тонкие трубчатые руны вздрагивают на ладонях.

За моей спиной скрипучий звон Принцев переходит в адский вопль, от которого вздрагивает даже Дэррок.

Я понятия не имею, что делать с этими рунами. Я думала о Принцах Невидимых, о том, что мне нужно оружие против них, и руны просто появились в моем сознании. Я не знаю, как я перенесла их из темного озера в реальность. И я понимаю эти алые руны не больше, чем серебристые.

— Когда ты научилась этому, МакКайла? — требовательно вопрошает Дэррок.

Я едва слышу его за воплем Принцев.

— Как ты собираешься слиться с Книгой? — отвечаю я вопросом на вопрос.

Мне приходится повышать голос почти до крика, чтобы он меня услышал.

— Ты хоть понимаешь, на что они способны? — спрашивает он. Я читаю по его губам. Я его не слышу.

Крик за моей спиной переходит в нечеловеческий вопль, который впивается в барабанные перепонки ледяными иглами.

— Отдай мне копье, и я уберу руны! — ору я.

Дэррок подходит ближе, пытаясь меня расслышать.

— Невозможно! — вопит он. — Мои Принцы не станут защищать тебя, если у тебя будет копье. — Его взгляд скользит по рунам на моих ладонях. — Не с этим.

— Думаю, мы сами можем о себе позаботиться!

— Что? — кричит он.

— Принцы нам не нужны!

Ледяные иглы в ушах начинают ввинчиваться в мозг. Я на пороге сильнейшей мигрени.

— Они нужны мне! Я еще не стал Фейри. Моя армия следует за мной только потому, что ее ведут Принцы Фейри!

— Кому нужна армия? — Нас разделяют несколько дюймов, но мне приходится кричать, слова теряются в шуме.

Дэррок трет виски. Из его носа течет кровь.

— Нам! Видимые собирают силы, МакКайла. Они тоже начали охоту за «Синсар Дабх». Тут многое изменилось, пока тебя не было!

— Откуда ты знаешь? — Что-то я не видела стендов с новостями, пока была в Зеркалах.

Дэррок хватает мою голову, притягивает к себе.

— Я стараюсь быть в курсе дел! — рычит он мне в ухо.

Звон превращается в невыносимую какофонию, не предназначенную для человеческих ушей. Моя шея становится влажной. Я понимаю, что из моих ушей течет кровь. И слегка удивляюсь. В последнее время мне нелегко пустить кровь. С тех пор как я ела плоть Невидимых.

— Ты должна подчиниться мне, МакКайла! — кричит Дэррок. — Если хочешь остаться со мной, избавься от рун. Или ты хочешь войны между нами? Я думал, ты искала союза! — Он вытирает кровь с губ и бросает взгляд на Принцев.

После того как звон прекращается, я испытываю блаженство. Ледяные иглы исчезают.

Я глубоко вдыхаю, жадно глотая свежий воздух, словно пытаясь очистить клетки от осадка жуткой симфонии.

Но передышка оказывается короткой. Так же внезапно, как прекратилась музыка, мои плечи и руки замерзают. Мне кажется, что, как только я пошевелюсь, с меня посыплются слои льда.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять — Принцы сменили позицию, теперь один слева, другой справа от меня. Я чувствую их. Я знаю, что их нечеловечески прекрасные лица в дюйме от моего лица. Если я поверну голову, они заглянут в меня своими завораживающими, пронзительными, древними глазами, которые видят не пределы человеческой души, а самую ее суть — и могут разорвать ее на кусочки. Как бы им ни были отвратительны руны, они все равно готовы меня изнасиловать.

Я смотрю на Дэррока, думая о том, какой будет его реакция, если я попытаюсь отнять копье. И вижу в его глазах то, чего еще совсем недавно не было. Я одновременно и большая угроза, чем он предполагал, и более ценное приобретение — и это ему нравится. Ему нравится сила и нравится обладать женщиной, которая может использовать силу.

Мне отвратительна мысль о том, что Принцы будут шагать у меня за спиной. Но слова Дэррока о том, что Видимые собирают армию, незнание того, что за руны я держу в руках, и ледяные Темные Фейри, сжавшие меня с двух сторон, — хорошие аргументы. Я склоняю голову, отбрасываю с глаз темные кудряшки и смотрю на Дэррока. Ему нравится, когда я называю его по имени. Думаю, при этом он вспоминает мою сестру. Алина была мягкой, южанкой до мозга костей. Мы, женщины Юга, кое-что знаем о мужчинах. Мы знаем, что их нужно часто называть по имени, чтобы они чувствовали себя сильными, нужными. Они должны быть убеждены в том, что последнее слово всегда остается за ними, даже если это не так. И мы всегда, всегда поддерживаем в них уверенность в том, что они получили главный приз в единственном по-настоящему важном соревновании, когда сказали «согласен».

— Если мы ввяжемся в битву, Дэррок, ты обещаешь вернуть мне копье, чтобы я могла защитить нас? Это ты позволишь?

Ему нравятся слова «защитить нас» и «позволишь». Я вижу это в его глазах. Он улыбается. Касается моей щеки и кивает.

— Конечно, МакКайла.

Он смотрит на Принцев, и они исчезают.

Я не знаю, как вернуть эти руны. Я не уверена, что их вообще можно вернуть.

Когда я бросаю их за спину, в сторону Принцев, те издают звук, напоминающий звон разбитых хрустальных кубков, и быстро телепортируются, уворачиваясь. Я слышу, как руны шипят и дымятся на мостовой.

Я смеюсь.

Дэррок косится на меня.

— Я хорошо себя веду, — мягко отвечаю я. — И не говори мне, что Принцы этого не заслужили.

Я начинаю лучше понимать Дэррока. Он находит меня забавной. Я вытираю ладони о кожаные штаны и рубашку, пытаясь избавиться от кровавого следа. Бесполезно, красный оттенок уже впитался.

А потом Дэррок берет меня за руку и ведет по аллее между «КСБ» и гаражом Бэрронса, где спрятана коллекция машин, которую я так хотела заполучить, и я не смотрю по сторонам. Я смотрю только перед собой.

Я потеряла Алину, не смогла спасти Кристиана, убила Бэрронса, стала близка с любовником своей сестры. Я причинила боль Дэни, чтобы прогнать ее, а теперь объединилась с армией Невидимых.

Я смотрю только на цель, и у меня нет пути назад.

Пошел снег, укутывая ночь мягким белым безмолвием. Мы направлялись к Темпл Бар Дистрикт: топающая, ползущая, скользящая мерзость Невидимых. За мной двигались касты, которые я видела лишь однажды, в ту ночь, когда Дэррок провел их через дольмен. Я не хотела рассматривать их ближе, чем в ту ночь. Некоторые Невидимые не так уж плохи. Носороги отвратительны, но из-за них я не чувствую себя... грязной. Другие же... ну, даже от того, как они двигаются, по коже бегут мурашки, а их взгляд словно оставляет слизь.

Мы проходим под фонарем, и я смотрю на прикрепленную к нему листовку: «"Дэни дейли", 97 дней ППС».

Заголовок хвастливо сообщал о том, что Дэни убила Охотника. Я попыталась думать, как она, чтобы определить, какой сегодня день. На это ушла минута, но я наконец поняла: ППС означает «после падения стен». Я быстро подсчитала в уме. В последний раз я была в Дублине 12 января.

Девяносто семь дней после Хеллоуина — ночи падения стен — это пятое февраля.