— Я не собираюсь играть в вопросы и ответы.

— Летательный аппарат!

— Что ж, — саркастически улыбнулась Китти, — вы выполнили свое домашнее задание на «пять с плюсом».

— Каррингтон сказал, что ваша подруга здесь, а не в Удайпуре, — не обращая на ее насмешку внимания, продолжал Авели. — Надеюсь, проблем не будет?

— Нет, она согласилась вернуться домой завтра вместе с нами.

— Отлично! Мой план таков: пусть ваша подруга расскажет своим знакомым о приезде знаменитой английской летчицы. Ручаюсь, махарана ни за что не упустит такой случай и сам попадет в нашу ловушку.

— Похоже, вы уже все обдумали. Вы всегда проявляете такую скрупулезность, когда хотите чего-то добиться?

Сообразив, что ее фраза прозвучала двусмысленно, Китти вспыхнула. Авели окинул ее обжигающим взглядом и отвернулся.

— Тщательная подготовка — половина успеха, — буркнул он.

В комнате воцарилось неловкое молчание. Раздосадованная своей оплошностью, Китти почувствовала, что не может больше притворяться. Надо выговориться, высказать ему в лицо все, что она думает о его лжи и вероломстве! Однако донесшийся из коридора шум ссоры погасил ее порыв. Похоже, выясняли отношения двое — мужчина и женщина. Нахмурившись, Авели выглянул в коридор.

— Милые бранятся — только тешатся, — спокойно сказал он, собираясь закрыть дверь.

— Это Виктория! — с тревогой воскликнула Кити, узнав голос подруги, и тоже выглянула в коридор.

В дверях номера Виктории стоял Рэмси, лицо его было искажено яростью. По-видимому, он порывался уйти, но Виктория удерживала его за руку.

— Уехать сегодня вечером, бросить на произвол судьбы детей?! — кричала она. — Да как у тебя язык повернулся мне это предложить!

Лейтенант вырвал руку и зашагал к лестнице, яростно впечатывая в пол каблуки.

«Наши ссоры ужасны, они разрывают мне сердце», — вспомнились Китти слова подруги.

Виктория бросилась за ним, умоляя одуматься, и, нагнав у самой лестницы, схватила за плечо, развернула к себе лицом. Из их горячей перепалки Китти уловила только многократно повторявшееся слово «неразумно». Рэмси не сдавался, и между любовниками завязалась борьба — Виктория пыталась заставить молодого человека остаться и выслушать ее, а он, оскорбленный, разгневанный, рвался уйти. Рэмси поднял руку, чтобы в очередной раз отбросить от себя Викторию, а она, кинувшись вперед, чтобы удержать любовника, толкнула его, да так сильно, что он отлетел к кованым перилам, потерял равновесие и полетел в пролет лестницы.

Китти зажала рот рукой, чтобы не закричать от ужаса, и тут же услышала душераздирающий вопль Виктории — с белым, помертвевшим лицом та стояла, вцепившись в железные прутья, и смотрела вниз. Китти бросилась к ней, но в следующее мгновение Виктория уже мчалась по лестнице, минуя высыпавших из номеров встревоженных постояльцев. Китти посмотрела через перила — далеко внизу в растекавшейся по белому мрамору кровавой луже распласталось безжизненное тело молодого красавца.

Было очевидно, что он погиб — никто не смог бы уцелеть, упав с такой высоты. Китти побежала вниз вслед за подругой, чтобы хоть как-то утешить, поддержать ее в эти страшные минуты. Когда она, преодолев бесконечную вереницу пролетов, оказалась в вестибюле, Виктория стояла на коленях, прижимая к себе возлюбленного, и что-то шептала белыми губами. Подойдя поближе, Китти услышала, что она повторяет, как в горячке, одно и то же: «Господи, все что угодно, только не отнимай его у меня! Рэмси, родной мой, не оставляй меня, пожалуйста! Как же я без тебя?»

По ее лицу ручьями бежали слезы, на платье расплывались пятна крови. Подоспевший ночной управляющий пытался оттащить молодую женщину от тела, но она только сильнее прижимала к себе Рэмси, как будто хотела влить в его холодевшее тело свое живое тепло. Вокруг начали собираться испуганные, перешептывавшиеся постояльцы, но Виктория не видела никого, кроме своего мертвого возлюбленного.

Китти осторожно коснулась ее плеча, однако подруга с досадой стряхнула ее руку. Молодая девушка хотела повторить попытку, но кто-то властно потянул ее назад. Она обернулась — это был Макс.

— Оставьте ее в покое, — сказал он.

— Нет, я должна ей помочь, ведь она моя подруга!

— Когда Виктория придет в себя, ей будет неловко, что вы видели ее в таком состоянии.

Китти упиралась, но он все-таки оттащил ее от Виктории и потащил за собой по длинному коридору. Пройдя через большие стеклянные двери, они оказались на свежем воздухе. Китти заметила несколько столиков, плетеных кресел и шезлонгов, качели на золоченых цепях, освещенную фонариками дорожку и таинственно мерцавший чуть поодаль бассейн — это был прелестный уголок, дышавший спокойствием и уютом. Но она не замечала его очарования, потому что ее взгляд туманили слезы, и окружающее виделось размыто, неясно, как в страшном сне — романтический антураж, омраченный душевной болью и сознанием вины.

Не в силах больше сдерживать эту боль, Китти разрыдалась и вдруг почувствовала на своих плечах сильные руки Макса — он обнял ее и прижал к груди.

— Это я, я во всем виновата! — проговорила она сквозь рыдания. — Если бы я не убедила Викторию ехать с нами, Рэмси остался бы жив!

— Не надо плакать, — мягко ответил Авели, — вы ни в чем не виноваты. Просто лейтенанту было мало того, что Виктория могла ему дать…

— Бедная, она все время боялась его потерять, — захлебываясь от слез, сказала Китти. — Кто мог подумать, что его ждет такая участь!

Макс не ответил, только сильнее сжал ее в объятиях. Китти приникла к его груди, словно хотела позаимствовать частицу его силы, чтобы забыть ужасную сцену в вестибюле и прогнать воспоминания, которые эта сцена вновь пробудила в ее душе, — о том, как однажды лунной ночью она, Китти, бросилась к мальчику, рухнувшему под пулями на песок, как в отчаянии обняла безжизненное тело, понимая, что потеряла его навсегда… Ах, она с радостью пожертвовала бы тогда собой, если бы это могло его воскресить…

— Как же Виктория будет без него жить… Бедняжка, она так страдает… совсем, как я когда-то… — пробормотала Китти и снова зарыдала, спрятав лицо у Макса на груди.

Он замер — мука, прозвучавшая в ее голосе, потрясла его до глубины души, вызвав из глубины сознания тягостные воспоминания о безвозвратно ушедшей жизни, о том, чему не было места в сердце нынешнего Макса Авели. Прошлое, казалось, давно забытое и похороненное, нахлынуло на него, как цунами; он ощутил страдания Китти с такой силой, словно пережил их сам, и отчуждение, которое он столь долго и старательно в себе пестовал, растаяло в потоке ее слез без следа.

Он с нежностью поцеловал Китти в макушку.

— Когда потеряла тебя, Кэмерон… — добавила молодая женщина.

Он оцепенел и разжал объятия. Китти перестала плакать. Наступившую тишину прерывали только доносившиеся из-за высокой стены крики ночных птиц. Позабыв обо всех принятых ранее решениях, Китти подняла заплаканное лицо и сказала:

— Я знаю, ты Кэмерон. Я видела тебя с Нагаром.

Даже в мертвенном лунном свете было заметно, как побелело его лицо.

— Ты видела только то, что хотела увидеть, — с напряженными нотками в голосе начал он, видимо, собираясь ее переубедить, но внезапно передумал и замолчал. Все равно она рано или поздно докопается до правды, так к чему зря тратить время?

— Почему ты все время меня отталкиваешь? Разве ты не видишь, как мне тебя не хватает? Ты же любил меня когда-то.

Ее слова повисли в воздухе. Не отвечая, он пригладил рукой волосы и отвернулся.

— Пожалуйста, — шепнула она, — скажи мне правду, больше я у тебя ничего не прошу…

— Нет, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Почему?

— Я не хочу делать тебе больно.

— Разве правда может причинить боль? — не отступала Китти, хотя сердце у нее дрогнуло: она чувствовала себя совершенно беззащитной перед его правдой. Ну и пусть! Она должна знать правду, несмотря ни на что.

Молодая женщина порывисто положила ладонь ему на грудь — сердце билось так, словно хотело вырваться на свободу. Но внешне Макс оставался совершенно спокоен; невозмутимо глянув на руку Китти — в ярком свете луны на фоне ослепительно белой рубашки она казалась темной, — осторожно освободился и нарочито бесстрастно сказал: