— Предлагаю другой вариант ответа — вчера поздним вечером, в темноте.

— И в укромном уголке, как кот с кошкой, да? — заметил он серьезно таким тоном, что у Китти мурашки пошли по телу, потому что ей снова вспомнились обжигающие ласки Тигра.

— Хватит притворяться, Макиавелли, — одернула его она.

— Отдаю должное вашей сообразительности, и все же зовите меня лучше по-прежнему — Макс Авели, — усмехнулся он, явно довольный, как будто Китти сделала ему комплимент.

— Или вам больше по душе ваше прозвище — Тигр?

— Похоже, вы принимаете меня за легендарного взломщика, — проговорил итальянец, окидывая ее веселым взглядом. — Откуда такая уверенность?

— Назовем это интуицией.

— А-а, хваленая женская интуиция…

— Обычная интуиция, которая позволяет распознать любителя приключений.

Веселый огонек в его глазах угас, граф посмотрел на девушку испытующе, заставив ее смущенно потупиться.

— Мне кажется, дело не в интуиции, просто вы вспомнили, что чувствовали в моих объятиях, — притянув ее к себе, сказал он тихо, и Китти вздрогнула: его итальянский акцент исчез, голос стал вкрадчивым и обольстительным, совсем как тогда у Тимсли.

— Так это и впрямь были вы! — воскликнула она.

— Не вижу смысла отрицать. Вы с вашей проницательностью все равно разыскали бы меня рано или поздно.

— Кто же вы на самом деле? — вырвалось у Китти, донельзя взволнованной его признанием.

— Не имеет значения. Вопрос в том, что мне нужно.

— И что же вам нужно?

— Думаю, то же, что и вам, — один великолепный рубин.

От неожиданности Китти пропустила па.

— Откуда вы знаете? — прошептала она.

— Ведь я Тигр, не забыли? — ответил он, помогая ей снова войти в ритм танца. — А тигры за версту чуют соперника. Мне не дали бы этого прозвища, не обладай я столь же феноменальным чутьем.

— Какая самоуверенность!

— Без уверенности в себе я не стал бы тем, кто я есть.

— Послушайте, в Лондоне полно драгоценностей. Почему вас заинтересовал именно тот рубин, который ищу я?

— Я мог бы задать вам тот же вопрос.

— Видите ли, красный — мой любимый цвет.

— И мой. Это цвет огня, страсти, что я больше всего ценю в драгоценных камнях. Да и в женщинах тоже.

— Боюсь, что не могу предложить вам ни того, ни другого, — ответила Китти, ощущая странное беспокойство. Господи, ну почему этот, в сущности, совершенно чужой и чуждый ей человек так ее волнует?

Тигр смотрел на нее, как в ту ночь, откровенно оценивающим взглядом. Да, ее очарования не заметил бы только слепой. А как она смела! Днем — летчица, по ночам — дерзкая потрошительница чужих сейфов. Такая женщина рождена, чтобы завоевывать сердца, и его влекло к ней вопреки его воле. Он наслаждался каждой минутой, сжимая в объятиях ее хрупкое и одновременно сильное тело, ведя с ней этот рискованный разговор. О, она оказалась на редкость умной женщиной! Увы, ум делает ее еще более опасной для него. Ни в коем случае нельзя позволить ей одержать верх.

— А вы попробуйте, — обманчиво мягким тоном предложил он, снова обжигая ее нескромным взглядом.

Вспыхнув, она решила поменять тактику:

— Не бойтесь, я не собираюсь сдавать вас полиции. Но вы должны знать: мне очень нужен этот рубин по чисто личным причинам. Понимаете, с его помощью я рассчитываю спасти одного человека.

— Я не занимаюсь благотворительностью.

— А я от вас этого и не требую, прошу только одного: не мешайте мне.

Резким движением он сжал ее так крепко, что она охнула, и зашептал на ухо:

— Ты забралась в мои джунгли, киска, и думаешь взять надо мной верх на моей же территории? Рискни, но предупреждаю: я быстрее и умнее, чем ты. К тому же я в этом скучном городе пользуюсь таким влиянием на одинокие женские сердца, о котором ты не можешь и мечтать! Однако из спортивного интереса я предлагаю тебе соревнование: кто первым заполучит рубин. Разумеется, камень достанется победителю. А теперь жирная мышь в качестве приманки для отважной кошечки-воровки — леди Уиндемир как-то проболталась, что в коллекции драгоценных камней ее давнишней подруги леди Филипсон есть необыкновенной красоты рубин, который ее супруг-мужлан получил от какого-то бирманского генерала не очень законным путем. По словам леди Уиндемир, ее бедная подруга вынуждена по настоянию своего мужлана уходить с балов и званых ужинов чертовски рано — в полночь, значит, в свободные от светских развлечений дни супруги Филипсон к полуночи уже видят седьмой сон. Ну как, киска, у тебя потекли слюнки?

— Откуда мне знать, что вы говорите правду?

— Ниоткуда. Кстати, Филипсон принял меры, чтобы обезопасить свои сокровища.

Китти задумалась над его словами. Внезапно его рука сжала ей пальцы.

— Кажется, вас ищут, мисс Фонтэйн, — проговорил он.

— Простите, что вы сказали?

— К нам направляется молодой человек, по-видимому, ваш жених.

Проследив за его взглядом, девушка увидела Чарльза, пробиравшегося к ним, лавируя меж кружащимися парами. Китти перевела взгляд на графа — его глаза заметно погрустнели. Неужели этот странный человек расстроен ее предстоящей свадьбой? Его, несомненно, влечет к ней, может быть, даже больше, чем ему хотелось бы…

К собственному удивлению и смущению, Китти почувствовала, что ей это приятно. Граф внезапно разжал объятия и, не сказав ни слова, скрылся в толпе прежде, чем Чарльз успел к ним подойти.

Чихнув, двигатель заглох, вуазеновский биплан клюнул носом и медленно полетел к земле, паря в бесконечном безоблачном небе, как огромная птица.

Нужно было сейчас же снова запустить двигатель, но Китти не смогла побороть искушение вот так парить в тишине, без его докучливого треска. Она сдернула с головы шлем с авиационными очками, и локоны ее длинных волос забились на холодном ветру. Внизу повсюду, сколько хватало глаз, простирались поля; границ между фермами видно не было, все слилось в изумрудный ковер, сотканный самой природой. Как всегда, от этого зрелища у девушки захватило дух.

Она обожала ощущение безграничной свободы, рождавшееся в ее душе, когда аэроплан начинал падать, — как хищная птица низвергается с высоты, чтобы вонзить когти в тело намеченной жертвы. В такие минуты Китти казалось, что все опасности, страхи, обязательства и утраты из ее простой, обыденной жизни остались далеко внизу. Освободившись, она привольно парила в поднебесье, где была только одна опасность: разбиться и сгореть вместе с аэропланом, если не удастся запустить вовремя двигатель. Мысль о возможном крушении и гибели только добавляла адреналина в кровь девушки, зрители же в такие минуты поговаривали, что она словно сама ищет смерти. Воздухоплавание было еще в новинку и считалось слишком опасным даже для мужчин, не говоря уже о женщине. Но Китти не обращала внимания на сплетни — пусть люди болтают, что хотят, они и понятия не имеют, что она переживает во время полетов. «Вот Кэмерону бы понравилось», — подумала девушка и вздохнула. «Ты чувствуешь, баджи? Мы свои в этом безграничном небе!» — припомнились ей восторженные слова друга.

Ах Кэмерон, Кэмерон… Девушка всегда думала о нем во время полетов, а когда поднялась в воздух впервые, то почти физически ощущала, что его дух парит над землей вместе с ней.

Еще сильнее опустив нос, биплан стал набирать скорость, изумрудный ковер внизу быстро приближался, на нем уже можно было различить скопления фермерских домиков, ветер доносил явственный запах моря. Китти снова надела шлем с очками и щелкнула тумблером зажигания, но безрезультатно, двигатель молчал. Ветер бил ей в лицо с прежней силой. Девушка предприняла еще одну попытку — и опять ничего.

Теперь земля стремительно неслась ей навстречу, заполнив собой все небо. Девушка вновь переключила тумблер, и двигатель наконец чихнул и заревел, возвращаясь к жизни. Переведя вперед ручку управления, Китти остановила падение, и биплан вновь взмыл в сверкающую голубизну неба. Отважная летчица откинулась на спинку кресла и с облегчением вздохнула.