— Разве святой Кэмерон смог бы доставить тебе столько удовольствия? — пробормотал Авели, стаскивая с нее куртку и расстегивая блузку. — Ты можешь представить себе, чтобы он ласкал тебя так, как я?

Его рука нежно стиснула обнажившуюся грудь девушки, и Китти застонала от переполнявшей ее страсти.

— Да, милая, да, — пробормотал он, — я хочу, чтобы ты мечтала мне отдаться, потому что собираюсь сейчас трахнуть тебя так, чтобы ты забыла обо всем на свете…

Китти вздрогнула от грубого слова, впрочем, в его устах даже оно прозвучало не пошло, а эротично, возбуждающе. Его бормотание походило на завораживающее заклинание. Китти закрыла глаза, чувствуя, как руки Авели стянули с нее брюки, а его влажные горячие губы приникли к ее соску.

— Со мной ты познаешь небывалые ощущения, — продолжал нашептывать чарующий голос, — ты будешь кричать, ты будешь молить о любви, я покажу тебе твою истинную женскую природу…

Брюки Китти болтались где-то на лодыжках. Авели целовал ее грудь, живот, руки его опускались все ниже, лаская ее тело, и наконец его пальцы проникли между ее бедер во влажную глубину лона. Девушка сделала слабую попытку отстранить его руку, но он, не обращая на это никакого внимания, продолжал свое дело. Она почувствовала, что не в силах больше сопротивляться его опытным искусным рукам.

— О, ты уже совсем влажная, детка, — довольно произнес Авели. — Влажная, изголодавшаяся по любви женщина — это как раз по мне. Тебе хорошо, киска?

Хотя Китти изнемогала от желания, в глубине сознания она еще не могла смириться с поражением, поэтому стиснула зубы, намереваясь хранить молчание. Внезапно он убрал руку, прекратил эти упоительные ласки и потребовал:

— Скажи, что тебе нравится.

Она молчала, чувствуя себя так, словно вот-вот провалится в пропасть. Новое прикосновение заставило ее затрепетать от чувственного томления. Он опять быстро убрал руку, и Китти поняла, что больше не вынесет этой пытки.

— Скажи! — настаивал Авели.

— Мне нравится… — сдалась она.

— Ты хочешь, чтобы я продолжал?

— Да… — еле слышно пролепетала она, — пожалуйста…

Его палец нашел внутри ее какую-то особенно чувственную точку и стал поглаживать ее, наполняя все тело Китти истомой.

— Ты получишь удовольствие, о котором раньше не смела и мечтать, — приговаривал он, — но сначала ты должна полностью отдать мне себя…

Что он хотел этим сказать? Китти не поняла. В эти мгновения она понимала и чувствовала только одно: никогда еще она не была такой свободной и желанной, никогда еще она так не жаждала любви. Ее бедра начали двигаться в такт с его рукой, наполняясь жаром. Вторая рука Авели ласкала ее живот, ноги, груди, дразня, сводя ее с ума… Пылая от страсти, Китти вскрикнула.

— Вот так, киска, вот так… — довольно пробормотал Авели. — Отдай мне себя полностью, почувствуй мои руки. Бог свидетель, ты изумительно хороша — нет на свете ничего прекрасней, чем женщина, дарящая себя мужчине.

Теперь Китти поняла, вернее, всем телом ощутила смысл его слов. Жар, поднимавшийся из самой сокровенной глубины ее женского естества, разгорался, накатывая огненными, томительно-сладостными волнами, которые раз от разу становились неистовее, заставляя ее тело дрожать все сильнее. Наконец Китти выгнулась дугой, непроизвольно схватившись рукой за фюзеляж стоявшего позади аэроплана, и из ее глаз брызнули слезы восторга.

В следующее мгновение она бессильно повисла на руках Авели, почти потеряв представление о том, где она и что с ней происходит. Между тем граф стянул с нее сапоги, полностью раздел, уложил на пол и сам лег сверху. Его жадные руки снова принялись ласкать ее, возрождая угасшее было желание, и с каждым новым прикосновением оно росло, вытесняя из сознания девушки все остальное.

Почувствовав, что в ее бедро упирается его напряженная плоть, Китти чуть не задохнулась от возбуждения. Он еще раз потрогал рукой ее жаркое влажное лоно и резким движением вошел в него.

Тишину ангара разорвал крик боли и восторга.

Авели замер. Китти умолкла, но еще несколько мгновений из глубины ангара слышался приглушенный отзвук ее голоса.

— Милостивый боже! — воскликнул граф, приподнимая за волосы ее голову. — Ну-ка, посмотри на меня!

Она открыла глаза — он был прекрасен, как греческий бог.

Боль стала стихать, тело Китти свыклось с вторжением мужской плоти, поэтому, когда Авели хотел отстраниться, Китти удержала его, обняв за плечи.

— Еще, — прошептала она.

Он не пошевелился, продолжая смотреть ей в глаза, но она почувствовала, как растет, набухает внутри ее его плоть.

— Я хотел тебя наказать, но не так… — пробормотал он. — Если бы ты меня предупредила…

— Еще, прошу тебя! — повторила она.

— Нет, я должен уйти! — сказал он, оглянувшись на дверь.

— Ты не можешь меня сейчас оставить!

Их взгляды снова встретились, и он хрипло прошептал:

— Да, не могу, и будь я проклят!

— Тогда исцели мою боль и подари обещанное блаженство…

Ее молящие глаза убеждали лучше всяких слов, и он начал медленно, осторожно двигаться внутри ее, одновременно поглаживая между грудей. С ее губ сорвался стон. Авели стал ласкать ее груди ртом, тело Китти снова наполнилось жаром желания, и она вдруг ощутила, что они стали единой плотью, как будто ее долгожданная половинка нашлась и заняла свое законное место. Обхватив его ногами, Китти чуть приподнялась, словно приглашая его проникнуть глубже. Боль ушла, ее место заняла чувственная радость, но Китти этого уже было мало.

Авели уступил ее безмолвной просьбе, его тело начало двигаться быстрее, увереннее, обретая собственный ритм.

— Ну как? — шепотом спросил он, заглянув ей в лицо.

— Восхитительно! — пробормотала она в блаженном полузабытьи. — Это похоже на полет…

— Ну так давай полетаем!

Его слова показались ей странно знакомыми, но она не успела сообразить, почему. Мощный толчок его плоти заставил ее вскрикнуть от восторга, за этим толчком последовали другие, и с каждым следующим ее восторг рос, наполняя ее жаром, который становился все невыносимей, пока наконец не взорвался, рассыпавшись тысячами искр. Китти почувствовала, как в ее лоно излилось семя. Она воспарила над бездной. И это было лучше, чем полет.

Некоторое время они лежали неподвижно, тяжело дыша и тесно прижавшись друг к другу, покрытые испариной, забывшие обо всем на свете. Китти даже не хотелось открывать глаза, чтобы продлить небывалое ощущение: ей казалось, что ее дух покинул тело и летит над какой-то волшебной, населенной такими же бесплотными духами страной, созданной высшим разумом. И не было в той стране ни забот, ни тревог, только ослепительное блаженство…

Авели пошевелился.

— Господи Иисусе, — услышала она его хриплый голос, — что я наделал!

Он вскочил на ноги и стал поспешно одеваться. Китти удивилась — на его лице застыла гримаса отчаяния и отвращения, как будто он только что совершил что-то позорное и корил себя за это.

Ей пришли на память его слова, на которые в пылу страсти она не обратила внимания: «Я хотел тебя наказать…» — и она оцепенела от ужаса: так вот в чем дело! Она заблуждалась, думая, что он занимается с ней любовью — нежно, пылко, открывая ей сокровенные тайны ее собственного тела, нет, он всего лишь выполнил свое намерение ее наказать, одновременно удовлетворив свою похоть!

Китти содрогнулась: как она могла даже допустить мысль, что это Кэмерон?! Наверное, ее толкнула на это уже зародившаяся в душе, но еще неосознанная любовь. Китти подсознательно пыталась оправдать свое чувство к человеку, которого должна была презирать. Отбросив английский практицизм, она доверилась своей хваленой интуиции, и в результате — полное фиаско. Ах, как поздно пришло прозрение…

Подавленная, девушка потянулась за блузкой и курткой, они валялись рядом с ней на полу. Уже одевшемуся Авели, по-видимому, не терпелось уйти, но он задержался и, избегая ее взгляда, протянул ей носовой платок: