Поворот Мы себе давали слово — не сходить с пути прямого, Но — так уж суждено. И уж если откровенно — всех пугают перемены, Но — тут уж все равно. Вот — новый поворот, и мотор ревет, Что он нам несет — пропасть и взлет, омут или брод, И не разберешь, пока не повернешь За поворот. И не разберешь, пока не повернешь За поворот. И пугаться нет причины, если вы еще мужчины, Вы — кое в чем сильны. Выезжайте за ворота, и не бойтесь поворота, Пусть добрым будет путь. Вот — новый поворот, и мотор ревет, Что он нам несет — пропасть и взлет, омут или брод, И не разберешь, пока не повернешь За поворот. И не разберешь, пока не повернешь За поворот. Пока не спущен курок Стена, стена закрытых глаз. Ни здесь, ни с нами, не сейчас. Есть еще миг, есть еще срок, Пока не спущен курок. Звучит отсчет, застыл прицел, Кто узнает потом, что ты не хотел. Неба клочек, солнца глоток, Пока не спущен курок. Где ты был вчера, О чем ты думал? Почему ты вдруг решил, Что это будет не с тобой? Есть еще слова, кроме слова приказ Что поделят мир на них и на нас. Есть еще миг, малый, но срок Пока не спущен курок… Полный штиль Полный штиль, как тряпки паруса, И вода, как мертвая, не дышит. Я молю, чтоб каплю ветра мне послали небеса В небесах меня никто не слышит. Мой корабль — творенье тонких рук, Мой маршрут — сплошная неудача. Но лишь только грянет ветер — все изменится вокруг! И глупец, кто думает иначе! На любой вопрос готов ответ. Жизнь всегда была послушна силе. Но никто не верит в то, что на свете ветра нет, Даже если ветер запретили! Полный штиль, как тряпки паруса. Мир устал, уснул в ленивой дури. Я молю, чтоб каплю ветра мне послали небеса. Пусть сильнее грянет буря! Пони Табун поднял пыль, Копыта мнут ковыль Возьмись догнать — едва ли. А я ем овес, Моих не видно слез Меня опять не взяли Табун держит строй Там каждый конь — герой Кино, стрельба, погони. А вот мой удел Всю жизнь быть не у дел. Ведь я не конь, а пони. Мне снова снится грозный шум атак. Но ночь растает, день настанет, И все опять не так. Друзья там, вдали Решают судьбы земли, Спасают жизнь друг другу. А я б тоже смог, Но вновь звенит звонок, И я бегу по кругу. Мне снова снится грозный шум атак. Но ночь растает, день настанет, И все опять не так. Пооткрыли вновь церквей Пооткрыли вновь церквей, будто извиняются И звонят колокола в ночь то там, то тут, Только бога нет и нет, ангел не является, Зря кадило машет поп и бабушки поют. А бог оставил нам в наказ старые инструкции, Почерневший образок, высохший елей, Ну а сам покинул нас после революции, И теперь в других краях, где живут светлей. Мимо кассы, чтоб быстрей, взял портвейн Таврический, Возвращаюсь и смотрю, верится с трудом, Кто-то в черном у дверей смотрит иронически, Отпираю дверь ключом, приглашаю в дом. То ль виденье, то ль обман, то ль к беде, то ль к радости, То ль плевать через плечо, то ли голосить. Достаю второй стакан, набираюсь храбрости, Мне так много у него следует спросить. Я давно другим не лгал, врать вообще не хочется, Только вот не врать себе во сто крат трудней. Я хочу спросить у вас, ваше одиночество, Как бы веру сохранить и что мне делать с ней. А еще вопрос такой, каково покойникам, Отчего маршрут туда день и ночь открыт, Но в конце не ждет покой с тихим светлым домиком, Не хранят меня глаза ваших маргарит. Я бы был ужасно рад слышать ваше мнение, Только молча гость сидел, попивал вино. Да смотрел программу «Взгляд», депутатов прения, На часы взглянув зевнул, и вылетел в окно. И в раскрытое окно ночь глядит загадочно, Дыры звезд на платье тьмы — драный материал, Дел, как видно, у него без меня достаточно, Ну а может он, как я силы утерял, Ну а может он, как мы знанье утерял, Ну а может он, как мы веру утерял. Посвящение А. Розенбауму Раз артист — так с песнею, да с дорогой дальнею, С жизнью интересной, странной, не нормальной. Он для сердца, для души к нам на праздник позван, Раз артист — а ну пляши, ты для того и создан. А ему не пляшется, он бедняга мается, И хозяйке кажется, что артист ломается. И шутя, естественно, она скажет: «Знаете! Видно вы, известные, нас не уважаете». Так что зря старалися, знаем эти фортели, Вы видать зазнались, стали слишком гордые. Понимаем это мы нашим пониманием, Раз жизнь полна букетами и рукоплесканием. А за столом веселие, а за столом гуляние. А он идет без пения и без досвидания. Тоже номер номером, на эффект рассчитанный, Знать не только с гонором, но и не воспитанно А жизнь полна вокзалами, номерами бедными. И лицо усталое и немного бледное. И в полночном поезде плакать так захочется, От своей бездомности и от одиночества. |
