– А что случилось во дворце? – рассеянно спросила Вета.

Слезы на глазах Агнессы мгновенно высохли. Еще больше, чем плотно покушать, она обожала рассказывать сплетни.

– Ах да, барышня, вы же не знаете! А мне рассказала кухарка Гирзов, она в дружбе с дворцовым поваром, а он слышал от слуг…

– Говори ты по делу! – рассердилась Вета, выныривая из своей сладкой обиды. – Что стряслось-то?

– Ну как же, ведь короля убили! – сказала Агнесса, явно наслаждаясь своей ролью.

Вета подпрыгнула на кровати.

– Как – убили?! – выпалила она. – Когда я уезжала из дворца, Его Величество был жив и здоров…

– Говорят, – Агнесса понизила голос, – что это принц… Вечером, после пира, он пришел к Его Величеству, и они вроде поссорились, и принц ударил короля кинжалом, и пытался скрыться, но его поймали прямо там же, на месте. И теперь принц – в Башне, а….

– Как – в Башне?! – Вета вскочила. – Но… о Господи!

Призыв к Господу не помешал ей схватить корсет и с лихорадочной быстротой начать его на себя натягивать. Но Агнесса остудила пыл своей госпожи:

– Господин граф приказал вас сегодня из дома не выпускать. В городе волнения… и матушка ваша тоже дома остались…

Не слушая причитаний служанки, Вета велела девочке зашнуровать корсет, едва дождалась, пока та наденет на нее платье, и кинулась по лестнице вниз. И натолкнулась на мать, которая подтвердила: да, Карел запретил им выходить из дома. Нет, он только что отбыл во дворец. Вернется вечером и сам все расскажет.

До вечера Вета то металась по своей маленькой комнате, кусая пальцы и бросаясь к окну при малейшем шуме, то молилась вслух. Время утратило свой обычный ход и то летело огромными скачками, то тянулось необычайно медленно. Что же не идет отец? Что случилось… о, почему она была такой дурой и убежала в ту ночь, почему не осталась вместе с принцем? Патрик не мог, не мог этого сделать. Зачем ему, если он сам сказал недавно: «Дал бы Господь побольше здоровья моему батюшке… совершенно не тянет царствовать… станешь королем – уже не удрать на охоту в свое удовольствие». Правда, сказал он это в шутку, но…

Граф Радич вернулся домой поздно вечером, совершенно измученный. Во дворце все гудит, сказал он. Вчера вечером, когда закончился пир и гости либо разъехались, либо разошлись по своим комнатам, из покоев короля донесся крик. Когда придворные вбежали туда, они обнаружили принца, с кинжалом в руках и в окровавленном камзоле, склонившегося над телом Его Величества. Слава Богу, рана не столь опасна, как могло бы быть, – очевидно, король сопротивлялся и лезвие не задело ни легкого, ни сердца. В комнате видны были следы борьбы. Карл приходил в сознание всего один раз и ненадолго, но успел рассказать, что вызвал его высочество к себе по неотложному делу, потом углубился в работу и не сразу заметил приход принца. Внезапно тот напал на него, и король, от неожиданности растерявшись, не успел оказать должного сопротивления. Сам Патрик утверждает, что он не делал этого, но, к счастью, Его Величество хорошо помнит все, что с ним произошло. Сейчас король все еще без сознания, хотя лекари говорят, что для жизни опасности нет, и возле его комнаты установлен строгий караул. Королева в слезах заперлась в своих покоях и не показывается. Граф подтвердил, что Патрик арестован и обвиняется в покушении на жизнь короля. Малышка Изабель в слезах бегает по дворцу и кричит, что это колдовство, и ее брат невиновен и не мог совершить столь чудовищное злодеяние.

– Во всем дворце, – сказал Карел, – кажется, остался единственный разумный человек – герцог Гайцберг.

– А… а принц? – дрожащим голосом спросила Вета. – Что с ним будет?

Граф пожал плечами.

– Пока неизвестно. Если докажут, что это действительно он, то… ну, Вета, тебе ли объяснять!

Вета похолодела.

– Кто же теперь занимается делами? – спросила Милена Радич. Она была прагматичной женщиной и думала о делах земных. – Король ранен, принц арестован… что же вы будете делать?

– Пока – Государственный совет, – пожал плечами граф. – Его возглавляет герцог …

– Этот сыч! – не выдержала Вета. – Ему дай волю – он закроет театры и наоткрывает тюрем, – повторила она слова Патрика.

– Вета, – нахмурился граф, – это совершенно не твое дело. Ты больна – ступай к себе. Лишнее волнение не пойдет тебе на пользу. И не переживай, скоро все разъяснится.

Грохнув дверью, Вета вбежала в свою комнату. Она швырнула на туалетный столик носовой платок, упала на кровать и залилась слезами.

* * *

– … таким образом, ваше высочество, у нас к вам только один вопрос. Зачем вы это сделали?

– О Господи, – с досадой сказал Патрик. – Сколько раз повторять вам – я не виновен!

– Ваше высочество, мы не спрашиваем вас о наличии вины. Вам был задан вопрос: зачем вы устроили покушение на особу короля?

– Я этого не делал.

– Вы понимаете вопрос, принц? Делали – не делали, речь не о том. Вопрос – зачем?

– Я этого не делал.

– Кому еще вы высказывали свои намерения?

– Какие именно?

– Намерения в покушении на жизнь короля.

– Не было у меня таких намерений.

– Кому?

– Никому.

– Иными словами, вы утверждаете, что спланировали все в одиночку?

– Я ничего не планировал.

– Хорошо, спрошу по-другому. Кто из вашего окружения был в курсе ваших планов?

– Никто не был, я…

– Значит, в одиночку.

– Да нет же! Вы ставите под сомнения честное слово принца?

– Кстати, насчет честности… Ваше высочество, взгляните на этот документ. Вы подтверждаете, что это ваш почерк?

– Да… кажется, мой. Что это?

– Ознакомьтесь…

Пауза, шелест страниц.

– Я не писал этого.

– Но почерк – ваш?

Пауза. Тихое:

– Очевидно, да…

– Таким образом, вы требовали у лорда Стейфа определенную сумму взамен на обещание хранить молчание. Следовательно, на Совете вы выступили с разоблачением лишь потому, что не сошлись с ним в цене?

– Это неправда…

– Вот, значит, какова цена вашей хваленой честности, принц?

– Это неправда.

– Вы признаете почерк?

– …

– Этот документ был предъявлен трем вашим сторонникам, и они узнали вашу руку.

– Кому именно?!

– Сейчас это не имеет значения. Итак, мы вправе сомневаться в вашей искренности, принц. Но вернемся к покушению…

Возвращаясь с допросов, он метался по комнате, пока, совсем не обессилев, не падал на кровать. Он то кружил по крошечному свободному пятачку, как зверь в клетке, то вцеплялся в прутья решетки, чтобы справиться с накатывавшими поочередно приступами отчаяния, равнодушия или надежды. Пытался молиться – слова не шли, с губ срывалось только отчаянное «Почему?!».

Его считают виновным, это совершенно очевидно. Им не нужно доказательств – все и так ясно. Они хотят узнать лишь – зачем он это сделал? Глупость какая… зачем ему убивать отца, если все и так ясно, если имя наследника – названо, и вопрос трона – лишь вопрос времени. Неужели они не понимают этого? Или он сам так глуп, и то, что очевидно для него, совсем не так ясно для всех остальных?

Что думает по этому поводу сам отец? Патрик умолял о свидании с королем уже вторую неделю, но – нельзя, Его Величество не встает с постели. Рана столь глубока? Тогда, в кабинете, он не успел ничего понять, он не успел даже осознать, почему на него кинулись, заламывая руки, не стал защищаться. До сих пор не укладывалось в голове – кинжал, торчащий из плеча отца, тяжелое тело в его руках, полуприкрытые, почти неживые глаза…

Его считают виновным, его застали на месте преступления. За покушение на особу королевской крови – смертная казнь, почти наверняка. Дай Бог, чтобы лишь ему одному, чтобы они не решили, что это – заговор, не стали хватать остальных. Если такое случится, первым наверняка пострадает Ян Дейк, кому ж еще мог его высочество поверять свои замыслы, как не самому близкому другу? Обойди его этой чашей, Боже…