…Кортеж машин с иностранными гостями, возглавляемый огромным черным «хорьхом» Лаврентия Берии^[171], въехал на территорию Артека и медленно двинулся к дружине «Сталинские соколята», где должна была состояться встреча послов с пионерами.

Зал, где собрались гости, был украшен свежесрезанными розами, доставленными военным самолетом из Аджарии.

Охраняли присутствующих два батальона офицеров НКВД, спешно переодетых пионервожатыми.

В конце торжественной встречи Аверелл Гарриман передал пионерам подарок от правительства Соединенных Штатов — чек на десять тысяч долларов. Сэр Арчибальд Керр — на пять тысяч фунтов стерлингов.

Оркестр грянул американский гимн «Звездное знамя», и хор пионеров запел на чистейшем английском языке. Гарримана прошибла слеза. В тот же миг четверо пионеров внесли огромный сверкающий лаком деревянный… герб Соединенных Штатов. Под бурные аплодисменты директор Артека вручил американскому послу паспорт-сертификат герба, подписанный «всесоюзным старостой» Михаилом Ивановичем Калининым.

Валентин Бережков переводил иностранцам содержание сертификата: сандал, самшит, слоновая пальма, парротия персидская, красное и черное дерево, черная ольха — именно из этих ценнейших древесных пород был выполнен герб.

Гарриман, едва ли не впервые в своей дипломатической практике потерявший от восторга дар речи, наклонившись к уху Бережкова, произнес:

— Какое великолепие! Я не могу оторвать от него глаз… Но куда мне его девать? Где держать?

Бережков, проинструктированный накануне шефом НКВД, заметил:

— Господин посол! Повесьте его в своем рабочем кабинете… Англичане умрут от зависти… — Это было сказано вполголоса, чтобы не услышал Арчибальд Керр.

Так в феврале 1945 года «Златоуст», обрамленный гербом Соединенных Штатов, благополучно поселился в сверхсекретном кабинете американского посла в Москве, а «звездный час» жизни Лаврентия Берии пробил — он стал Маршалом Советского Союза.

Операция НКВД под кодовым названием «Исповедь» по прослушиванию совещаний, проводимых американскими послами, началась. Послами? Да! «Златоуст» проработал восемь лет, пережив четырех послов.

Примечательно, что каждый новый посол США в Москве, перед тем как приступить к исполнению своих обязанностей, считал своим долгом полностью — от чернильного прибора до паркета на полу — сменить интерьер доставшегося ему от предшественника кабинета. Несменяемым в помещении оставался только герб. Вероятно, его художественное совершенство гипнотически действовало на американских послов, ибо даже шторы на окнах и мебель подбирались в тон цветовой гамме «Златоуста».

Необходимо отметить, что всякий раз смена послов сопровождалась очередным обследованием геральдического знака США офицерами собственной безопасности посольства с помощью специальных приборов в целях обнаружения в нем подслушивающих устройств. Тщетно! Если обрамление микрофона несло в себе печать художественного совершенства, то сам «Златоуст» — совершенства технического.

Помимо страсти к коллекционированию поделок из дерева посол Гарриман питал неистребимую любовь к кошкам. В его кабинете постоянно жили два перса-кастрата (два персидских кота. — Ю. Е.), которые беспрепятственно пребывали там и во время совещаний. Берия распорядился подобрать несколько котов персидской и ангорской пород для последующего вручения их в качестве подарка Авереллу Гарриману. Вместо левого глаза каждое из несчастных животных имело микрофон. Операции по вживлению подслушивающего устройства в кошачью морду проводились под руководством всемирно известного нейрохирурга Николая Ниловича Бурденко.

Испытания аппаратуры и животных прошли успешно, но коты-камикадзе не нашли применения — их место занял более надежный во всех отношениях «Златоуст».

Соединенные Штаты в течение семи лет хранили в тайне унизительное для них открытие «Златоуста». Но в конце 1960 года, после того как мы сбили самолет-шпион U-2 с Гарри Пауэрсом на борту, Вашингтон, в попытке противостоять международной критике, сделал достоянием гласности факт использования подслушивающих устройств. Это, мол, общеизвестная мировая практика, и Советский Союз тоже применял ее. Генри Кэбот Лодж-младший, представитель США в ООН, во время чрезвычайной сессии этой организации показал герб США, открыл его и продемонстрировал «Златоуста».

31 августа 1943 года народным комиссаром электропромышленности СССР Кабановым на А. И. Берга было возложено исполнение обязанностей начальника «радиолокационного института», прописанного в постановлении ГКО «О радиолокации». Главным инженером института был назначен А. М. Кугушев. Но учреждение существовало только на бумаге: у него пока не было ничего — ни штата, ни даже собственного помещения. 3 сентября 1943 года Совнарком СССР присвоил организуемому институту наименование «Всесоюзный научно-исследовательский институт № 108» и подтвердил подчинение этого института Наркомату электропромышленности — это нужно было в связи с уточнением названия. 15 октября 1943 года был издан еще один приказ Наркомата электропромышленности и формальная сторона дела была закончена — статус ВНИИ-108 и его подчиненность были закреплены.

А. И. Берг сразу же занялся размещением института. Он попросил Г. М. Маленкова позвонить в Моссовет — после звонка дело, конечно, пошло быстрее. А. И. Бергу незамедлительно предложили два варианта — блок зданий на Новой Басманной улице и еще одно строение в районе нынешнего проспекта Мира. «Я сел в машину и сразу же поехал туда, — рассказывал Аксель Иванович, — посмотреть. Второй дом оказался таким, знаете ли, „романтическим“ — переходики, флигельки. Тут бы клубу какого-нибудь творческого союза разместиться, а не оборонному НИИ. Я уже сказал себе „нет“, но решил, что сначала съезжу по другому адресу, в здание бывшей Промакадемии на Новой Басманной».

Промакадемия носила имя И. В. Сталина; здесь когда-то учились жена вождя Надежда Аллилуева, Никита Сергеевич Хрущев, зачинатель «стахановского» движения Алексей Стаханов^[172]. В блок зданий входило и здание бывшего Экономического института. Теперь здание Промакадемии стало называться корпусом № 1, здание Экономического института — корпусом № 2.

«У меня сохранился разовый пропуск к Кугушеву, — вспоминал Б. Д. Сергиевский, — он написан на бланке Московского рентгеновского завода: институт первое время не имел даже бланков для пропусков… Выяснилось также, что полученные в МЭИ знания по радиотехнике мне на первых порах не нужны: мне было поручено дать краткое обоснование и схему оборудования помещений корпуса № 1 для размещения в них научных и инженерных лабораторий. Какие виды и мощности электропитания надо обеспечить в каждом помещении, где и какие щитки установить, куда подвести воду, где установить раковины, какого сечения должны быть трубы, где должен быть сжатый воздух и газ и каков их расход…»^[173]

Но прошло меньше месяца, и приказом наркома электропромышленности от 19 октября 1943 года в институт было переведено сразу 29 человек — лаборатория ОКБ при ВЭИ — в своей массе — бывшие инженеры ленинградского НИИ-9. Пополнение института научными и инженерными кадрами продолжалось, и к концу 1944 года инженерно-технический состав института составлял уже 247 человек, в том числе дипломированных инженеров — 115 человек и дипломированных техников — 18 человек.

1 ноября 1943 года, согласно приказу № 2 по НИИ-108, была создана первая лаборатория института — «Лаборатория телевизионных систем». Ей присвоили номер 16 (система нумерации в те годы была такой: номера с первого по десятый присваивались научным лабораториям, номера с числами больше десяти — «инженерным» лабораториям, занимавшимся разработками радиоэлектронной аппаратуры).