Вождь, раскусив уловку соратника, прервал аудиенцию. Сказал: «Вот что, Лаврентий. Иди и посоветуйся с Молотовым. Он хорошо изучил пристрастия и слабости Гарримана. А через три дня доложишь мне план действий. Да, вот еще что… С сегодняшнего дня и впредь только мы трое должны знать о сути операции».
…Молотов, выслушав Л. П. Берию, посоветовал ему обратиться к личному переводчику Сталина — Валентину Бережкову, прекрасно осведомленному о вкусах и увлечениях посла.
Здесь мне придется вставить несколько слов о Бережкове.
Бережков, он же — агент НКВД Михайлов. Был завербован Третьим отделом (военная контрразведка) Главного управления государственной безопасности НКВД СССР еще во время прохождения срочной службы на Тихоокеанском флоте.
«Благодаря своей светлой голове вообще и феноменальной способности к иностранным языкам в частности, он сделал молниеносную дипломатическую карьеру.
В 1938 году, окончив Киевский индустриальный институт и получив диплом инженера-технолога, с декабря 1940 года и до начала войны работал в качестве первого секретаря советского посольства в Берлине.
В качестве переводчика с английского, немецкого и испанского языков Бережков участвовал в переговорах, проводимых наркомом внешней торговли Анастасом Микояном и зампредом Совнаркома Вячеславом Молотовым.
Одновременно, но уже в другой ипостаси, как агент Михайлов, он был обязан следить за поведением упомянутых лиц во время переговоров и общения с иностранцами.
Начальник Главного управления госбезопасности генерал-майор Дерюгин, у которого агент Михайлов находился на связи, выполняя поручения шефа НКВД Л. П. Берии, постоянно нацеливал агента на добывание компрометирующих Микояна сведений.
Дни своей жизни Валентин Михайлович Бережков закончил в США, в штате Калифорния, 24 ноября 1998 года»[168].
…«Ослепленный сияющим миражом вдруг осенившей его мысли»[169], Берия вызвал к себе директора Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС) Василия Кеменева.
Кеменев вошел в кабинет Берии в сопровождении двух дежурных бериевских адъютантов — рослых красавцев-горцев в военной форме. Еще четверо молодых кавказцев внесли два баула, набитых амбарными книгами с описью наиболее ценных экспонатов, хранившихся в ВОКСе.
Директор был предусмотрителен. Он примерно догадывался, зачем мог понадобиться наркому в три часа ночи.
Когда Кеменев и Берия остались вдвоем, хозяин кабинета без всяких предисловий сказал, как гвоздь вбил:
— Через час у меня на столе должен быть список сувениров, которые отвечали бы следующим требованиям:
а) их художественная ценность должна быть видна невооруженным глазом;
б) они должны иметь утилитарно-прикладное значение, то есть их можно было бы использовать как украшение служебного кабинета;
в) они должны быть достаточно объемными;
г) предпочтительно, чтобы сувениры были изготовлены из дерева. Предметы из фарфора и металла исключаются.
Вопросы есть?
— Вопросов нет! — вытянув руки по швам, ответил Кеменев.
— Жду! — И Берия начал раскуривать папиросу.
…Через час в приемную наркома были доставлены десятка два сувениров из дерева, кости и кожи. Особо выделялись большой щит скифского воина, изготовленный из черной ольхи, двухметровые бивни мамонта, телефонный аппарат фирмы «Эрикссон» (фирмы, существующей по сей день и являющейся изготовителем мобильных аппаратов и средств связи. — Ю. Е), подаренный Николаю II шведским королем Густавом VI, а также метровой высоты корзина для бумаг, сделанная из предколенья настоящей слоновой ноги. Отлично выделанная, она выглядела настолько натурально, что возникало непреодолимое желание поискать глазами самого слона.
Осмотрев экспонаты, Берия вызвал для консультации академиков Акселя Берга и Абрама Иоффе[170], под чьим руководством группа высочайшей квалификации технарей из оперативно-технического управления НКВД разработала, произвела и испытала уникальный микрофон, получивший кодовое наименование «Златоуст».
Мировая практика создания и использования подслушивающих чужие секреты устройств ничего подобного не знала. Это был пассивный «жучок»: ни элементов питания, ни проводов, ни цепей подключения тока — ничего такого, что могло быть обнаружено с помощью технических средств, имевшихся на вооружении специалистов того времени.
Устройство напоминало головастика с маленьким хвостом, приводилось в действие источником излучения микроволнового сигнала, который заставлял рецепторы «головастика» резонировать. Голос человека влиял на характер резонансных колебаний устройства, позволяя осуществлять перехват речи. Микрофон мог действовать бесконечно долго за счет микроволновых импульсов, вырабатываемых с расстояния до 300 метров. Прием, расшифровка и запись на магнитную ленту колебаний, идущих от «головастика», осуществлялись другим уникальным устройством, расположенным на одной линии с генератором.
А для того чтобы исходящие и принимаемые сигналы не накладывались друг на друга, все три устройства должны были быть рассредоточены на площади, по форме напоминающей равносторонний треугольник.
Вызванным академикам Бергу и Иоффе предстояло дать заключение: возможно ли вмонтировать «Златоуст» в один из находящихся в кабинете Берии экспонатов?
Через минуту оба в один голос заявили, что установить их детище в предлагаемые сувениры не представляется возможным. Пояснили, что конструктивные особенности микрофона требуют, чтобы сувенир, в котором предстояло находиться «Златоусту», был приспособлен к нему, а не наоборот. Исходя из этого, академики настояли на монтировании микрофона одновременно с изготовлением подарка. Этот вариант, по их мнению, исключал также появление микроследов на поверхности сувенира-камуфляжа и, как следствие, обнаружение микрофона.
В заключение академики-конструкторы указали на щит скифского воина. Отметили, что «Златоуст» будет функционировать бесперебойно, если его оболочка будет выполнена из дерева и иметь ту же форму и размеры, что и щит.
Нарком отрешенно смотрел на скифский щит. Его форма и размеры ему что-то напоминали. Но что?! Вдруг его осенило. Ну конечно же! Форма и размеры будут такими же, ведь досок из реликтовых и ценных пород дерева в мастерской ВОКСа — хоть отбавляй! Не в силах сдержать восторг от своего открытия, Берия закружился по кабинету, пританцовывая лезгинку:
— А-с-с-а!
А щит, бивни, слоновую ногу — корзину надо подарить послу в качестве прикормки, чтобы приучить америкашку к получению подарков. Подарков — пустышек. А вот когда он привыкнет… Тогда заполучит подарок с гарпуном!
«Когда у него на очереди празднование какой-нибудь даты, его личной или национальной?» — подумал нарком и дрожащей от волнения рукой хлопнул по кнопке вызова дежурного адъютанта.
Утром 9 февраля 1945 года, хорошо выспавшись, Берия ощутил такую жажду деятельности, о которой в последние дни пребывания в Ялте мог только мечтать.
Накануне, 8 февраля, нарком иностранных дел Молотов в присутствии Сталина вручил Франклину Рузвельту и Уинстону Черчиллю приглашение от детей посетить Артек.
Желание пионеров видеть на своем празднике президента и премьер-министра было выражением их глубокой благодарности за помощь, оказанную детям Советского Союза в годы войны.
Расчет «малой тройки» — Сталина, Берии и Молотова — строился на том, что ни Рузвельт, ни Черчилль, при всем своем желании, не взяли бы развлекательный тайм-аут во время и без того затянувшейся конференции. Ибо в годы войны требовалось около двух часов езды на автомобиле, чтобы добраться от Ялты до Артека.
Знали крючкотворы из «малой тройки» также и то, что ни Эдвард Стеттиниус, ни сэр Энтони Иден — министры иностранных дел США и Великобритании — тоже не смогли бы оставить своих шефов. Следующими по рангу кандидатами на поездку к детворе оставались только посол США в Москве Аверелл Гарриман и его английский коллега Арчибальд Керр. Последние были лишены возможности перепоручить выполнение миссии своим заместителям, так как указание навестить русских детей они получили из уст Рузвельта и Черчилля.