— Большевик.

— Никогда не видал живого русского большевика. Китайских приходилось. Ну что же, возможно, это даже лучше, что вы большевик… Сейчас вас проводят к себе. До следующей нашей встречи советую ознакомиться с последней научной информацией по биологии дельфинов. Необходимую литературу вам принесут.

Накамура взял Степана Бакшеева за локоть и подвел к двери.

Она распахнулась. На пороге стояла пожилая японка.

— Табэ, отведите доктора в комнату номер семь, — сказал профессор Накамура.

К вулканическому острову, где пряталась секретная лаборатория, примыкала бухта, надежно защищенная от океана скалистыми берегами. С внешним миром сообщалась она небольшими проходами в ее северной части. Эти проходы были закрыты теперь решетками, и открыть их мог только Масаси Кэндо и сам профессор. Бухта была просторной и глубокой. Коридор, пробитый в скале, соединял ее с основной лабораторией.

На третий день после прибытия Степана Бакшеева разыгрался шторм. Волны били в каменную грудь острова, злобно ворча, откатывались назад и вновь шли на приступ.

Но в бухте было тихо. И только рябь от проникавшего между скал ветра морщинила зеркальную поверхность потемневшей воды.

Вдруг у одного из камней, в изобилии нагроможденных у внутреннего берега бухты, появилась черная голова. Голова медленно повернулась, блеснуло широкое стекло и настороженные глаза за ним, изо рта уходила за спину трубка. Потом все исчезло. Через две минуты у второго камня послышался всплеск, и из воды поднялся человек, затянутый в черный резиновый гидрокостюм. Человек казался уродливым, горбатым из-за двух баллонов со сжатым воздухом за спиной. Он оглянулся и замер, когда ему показалось, будто он слышит шорох, потом скрылся среди камней.

Если б кто-нибудь следил за ним сверху, то увидел бы, как вышедший из воды устроился поудобнее в камнях, отстегнул от пояса резиновую сумку и вытащил оттуда ящичек со множеством ручек и кнопок. Из ящика человек выдвинул длинный металлический стержень, словно хлыст, закачавшийся над ним, покрутил одну-вторую ручку, нажал какие-то кнопки — сбоку на ящике загорелся красный глазок. Он снова нажал кнопку, потом отнял палец и вновь опустил его на светлую пуговку кнопки.

В это же мгновение за многие километры от острова под рукой человека с наушниками на голове легли на бумагу строчки трехстишия средневекового японского поэта Басё:

Где-то далеко, на безымянном острове, человек в черном гидрокостюме и сдвинутой на лоб стеклянной маске нажимал на белую кнопку. И через океан неслись проникновенные классические стихи Басё:

Человек с наушниками записывал на бумаге:

Еще через некоторое время бессмертные стихи превратились в деловые строчки рапорта Генриха Шрайбера-Раумера, отправленного в Берлин, на Тирпицуфере, 74, в «лисью нору» адмирала Канариса.

— Спасибо, отец. Вы так добры ко мне.

— Ты здесь хозяйка, Тиэми. Я сделаю так, чтобы ты не нуждалась ни в чем.

— Я буду помогать вам, отец, в вашей работе.

— Отдохни еще немного, Тиэми. Осмотрись, привыкни к новой обстановке. Тебе, наверное, скучно у меня… Здесь нет твоих подруг… И ты единственная женщина на острове, не считая старой Табэ. Но помощники мои — молодые люди. Они будут рады сопровождать тебя на прогулках. Я скажу, чтоб тебе приготовили костюм для подводной охоты.

— Это, наверное, очень интересно, отец.

— Конечно. Раньше я сам увлекался подводной охотой, а сейчас не имею права тратить свое время на развлечения. Судьба нашей родины зависит от меня, Тиэми.

— Отец, я…

— Понимаю, ты хотела бы знать, чем твой отец занимается здесь, на острове. Не так ли?

— Я не любопытная, отец.

— И все же тебе хотелось бы знать… Не спорь, это можно понять. Что ж, ты узнаешь об этом, но не сразу. Видишь ли, я тебе вполне доверяю, но следует тебя подготовить к восприятию нескольких совершенно необычных для тебя истин. Кстати, Тиэми, тебе никогда не казалось, что животные, окружающие человека в его жизни, будто понимают, о чем ты думаешь или говоришь?

— Да-да, отец, я не раз замечала и размышляла об этом!

— Вот видишь. И что ты думала по этому поводу?

— Я была еще девочкой, у меня была собака, и мне иногда становилось жутко, когда собака смотрела на меня. Мне все время казалось, будто она хотела что-то сказать.

— И это собака, имеющая относительно небольшой мозг! А ведь существуют гораздо более высокоорганизованные животные, со сложным, не уступающим в этом отношении человеку мозгом. И обладающие при этом такими качествами, каких нет у человека. И вот поставить эти качества на службу нашему народу… Словом, ты все узнаешь. Скажи, ты давно знакома с этим Косаку Хироси?

— Я работала с ним в одной клинике, и, как ты знаешь, мы приехали сюда вместе. Он интересный, хороший человек.

— И нравится тебе? Ладно. Вот и он идет сюда.

— Здравствуйте, господин профессор, здравствуйте, Тиэми.

— Мы рады вас видеть, молодой человек. Оставляю дочь на ваше попечение. Покажите ей нашу библиотеку и проводите в сад. Она не была еще там, а вы, насколько мне известно, все уже осмотрели…

— Кроме океанариума, господин профессор.

— Ну там мы побываем все вместе. Пришлите ко мне в лабораторию Аритомо Ямаду.

— Хорошо, сэнсей.

Стая мелких рыбешек медленно продефилировала к коралловым кустам и разбилась на группы, одна за одной исчезавшие меж ветвей. Из впадины показались продолговатые тени и бок о бок поплыли к отвесной скале, облепленной разноцветными водорослями.

— Посмотрите, какое богатство красок! — послышался в наушниках Степана Бакшеева звонкий голос Аритомо Ямады.

— Жалко, что нельзя это сфотографировать, — ответил Степан.

Аритомо вытащил нож и протянул его вперед, стараясь отделить от скалы оранжевый стебель.

— Это очень вкусно, если умело приготовить, — сказал он и стал складывать водоросли в сумку, прикрепленную к поясу. Пузырьки воздуха от его головы хрустальной цепочкой уходили к поверхности.

— Не пора ли нам возвращаться? — спросил Степан Бакшеев. — Мы далековато забрались.

— Дальше острова не уйдем, — ответил Аритомо Ямада. — Ведь бухта закрыта со всех сторон. Сюда не проникнет и отсюда не уйдет ни одно существо с диаметром тела больше дюйма.

Он закрыл сумку, повис вниз головой и, перебирая ногами-ластами, заскользил вдоль скалы.

Степан остался на месте. Это была его первая подводная прогулка в особых скафандрах, позволявших человеку чувствовать себя в море буквально как рыба в воде, и Степан не мог отделаться от ощущения, что он загадочным образом приобрел вдруг способность летать, быть легче окружающей среды, становиться невесомым. К человеку такая способность приходит во сне, и, познав ее наяву, Бакшеев был так захвачен всем этим, что на время забыл о своем непонятном для него положении то ли гостя, то ли пленника.

К работе его еще не привлекали, если не считать работой чтение литературы о дельфинах, ее в большом количестве поставлял ему ассистент профессора Аритомо Ямада.