— Отплывай! — крикнул Амброзио другу, сильным толчком послав плотик подальше от тонущего шлюпа. «Если затянет в воронку или накроет парусом — конец», — подумал он, сделав отчаянный рывок кролем вслед за оранжевой скорлупкой.

Не успел Амброзио ухватиться за нейлоновый шнур, закрепленный на бортах спасательного плотика, как позади раздался громкий горестный вздох, словно какой-то неведомый исполин решил выразить свое соболезнование попавшим в беду мореходам. Фогар тревожно оглянулся: неужели опять косатки? Однако единственное, что виднелось на поверхности океана, была голова Мауро Мансини, появлявшаяся в сотне ярдов над гребнями волн.

Еще до конца не веря в случившееся, капитан «Серпрайза» взглянул на часы: стрелки показывали 10.05. За каких-то пять минут из будущего рекордсмена, сумевшего впервые обойти вокруг Антарктиды в одиночку (Мансини должен был остаться на Огненной Земле), Амброзио Фогар превратился в неудачника, чье судно потопили не свирепые штормы «ревущих сороковых» и не грозные айсберги, а обычные косатки.

Впрочем, предаваться подобным размышлениям у Фогара не было времени. Главное — как можно быстрее подобрать Мауро, который с трудом держался на воде в своей намокшей вахтенной робе. Перевалившись через борт плотика, Амброзио схватил одно из коротеньких весел и, опустившись на колено, как в каноэ, принялся отчаянно грести к другу.

— Доплыть до него и втащить на плотик было делом считанных минут, — вспоминал позднее Амброзио Фогар, — но после этого я почувствовал себя таким обессиленным, словно принял участие в многомильных соревнованиях по гребле. Не знаю, сколько прошло времени, пока мы стали отчетливо воспринимать окружающее, — сказалось, видимо, нервное потрясение, да к тому же Мауро изрядно нахлебался, — но, когда мы взглянули друг на друга, то прочли в глазах один и тот же вопрос: «Что же дальше?»

Положение потерпевших кораблекрушение было катастрофическим. Все снаряжение спасательного плотика, включавшее жестянки с аварийным запасом продуктов и рыболовные снасти, таинственным образом исчезло. Фогар считает, что, скорее всего, оно было плохо закреплено в гнездах и вылетело за борт, когда косатки торпедировали «Серпрайз». Тем не менее еще оставалась надежда: все снаряжение на спасательных шлюпках и плотах имеет положительную плавучесть, то есть всплывает, как поплавки, и окрашено в яркие цвета. Следовательно, они должны плавать где-то поблизости. Но… поверхность океана была абсолютно пустынной и чистой. Чудом уцелели лишь пятигаллоновая канистра с водой, несколько сигнальных ракет да двухфунтовый пакет сахара и банка ветчины, которые в последний момент схватил со стола и бросил на дно плотика Фогар.

Однако последний и, пожалуй, самый страшный удар двое яхтсменов получили в полдень, когда они определили свое местоположение: они находились в нескольких сотнях миль от побережья Аргентины и далеко в стороне от оживленных судоходных линий. На помощь нечего было рассчитывать. Вывод напрашивался сам собой: лучше сразу самим покончить счеты с жизнью, чем затягивать мучительную агонию.

Однако и Амброзио Фогар и Мауро Мансини, оба опытные яхтсмены, прекрасно знали об эксперименте француза Алена Бомбара, который без запасов пищи и воды один в маленькой резиновой лодчонке за 65 дней пересек Атлантический океан, чтобы доказать, что люди могут прожить длительное время лишь за счет даров моря. Правда, у двух итальянцев не было ни снастей для ловли рыбы и птицы, ни даже сетки для планктона, но они твердо усвоили главную заповедь Бомбара: нужно преодолеть самое сложное препятствие — подавить убийственное отчаяние, смертоносную безнадежность. Если жажда убивает быстрее голода, то отчаяние убивает гораздо быстрее жажды. «Помни, человек, ты прежде всего разум!»

Так началось сражение двух людей, затерянных в Атлантике, за разум, а значит, за жизнь. Они не вели дневника, да и в любом случае записи в нем были бы похожи как две капли воды, которую Фогар и Мансини отмеряли тоже буквально по капле. Ведь она — главное. Без пищи можно протянуть месяц. Без воды — максимум неделю. Единственный выход, по совету Бомбара, — пить понемногу морскую воду. Но он компенсировал избыток соли соком рыб. Увы, как ни напрягали свою фантазию мореходы, они так и не обнаружили на плоту ничего, что могло бы заменить крючок и леску.

Изобретательный Мауро ухитрился сделать из двух штормовок некое подобие мешка-ловушки. Однако, когда его опустили в океан на нейлоновом шнуре, не пожалев для приманки нескольких ломтиков ветчины, даже те немногие рыбы, что сопровождали плот, моментально исчезли, видимо решив — и не без основания, — что неведомое чудище не сулит им ничего хорошего. Правда, эксперимент дал и положительные результаты: после того как импровизированная «сеть» проболталась целый день за кормой спасательного плотика, в ней набралось несколько ложечек планктона. И хотя итальянцы не могли, подобно китам, переключиться исключительно на планктоновый рацион, цинга им впредь не грозила. К тому же «сеть» вполне была способна заменить плавучий якорь, чтобы плот не развернуло бортом к волне во время шторма.

…Удача пришла совершенно неожиданно. К концу второй недели волочившейся на шнуре ветчиной заинтересовалась какая-то большая морская птица. Когда она подплыла поближе, Фогар сумел оглушить ее ударом весла. Ощипав ее, изоголодавшиеся мореходы тут же съели по нескольку ломтиков сырого мяса. И хотя оно сильно пахло рыбой и было жестким, как брезент, маленькие порции настоящей пищи придали им новую надежду: если удалось поймать одну, рано или поздно клюнет и другая.

Забегая вперед, следует сказать, что судьба еще несколько раз была милостива к потерпевшим кораблекрушение. Четыре или пять птиц — Фогар не помнит точно, сколько их было, — все же соблазнились приманкой из головы и перьев первой жертвы.

К тому же Амброзио обнаружил, что на бортах и днище плота поселилась целая колония «блюдечек», крошечных моллюсков, которые стали чуть ли не главной частью ежедневного рациона.

…Дни тянулись однообразной чередой. Жажда, голод, безжалостное солнце днем и пробирающая до костей, пропитанная солью сырость ночью. Чтобы сберечь силы, Фогар и Мансини старались делать как можно меньше движений. Чуть ли не сутками они лежали на дне плота, в полусне-полузабытьи, лишь изредка обмениваясь короткими репликами, дабы удостовериться, что еще живы. Порой Фогару приходилось силой разжимать зубы Мауро, чтобы тот проглотил хоть чуть-чуть планктонной кашицы или «икры» из блюдечек, сделал глоток-другой соленой влаги да принял «противоядие» — считанные капли пресной воды.

Впрочем, пятигаллонный запас ее подходил к концу. Согласно выводам Бомбара, человек может существовать на одной морской воде без необратимых нарушений в организме лишь в течение пяти-шести дней. Решить своими силами неразрешимую проблему…

«Помни, человек, ты прежде всего разум!»

Бомбар пишет, что он собирал ночную росу, конденсирующуюся на поверхностях. На плотике все было просолено. Значит, надо было любой ценой очистить от соли хотя бы что-то. Целая кружка пресной воды ушла на то, чтобы вымыть, обессолить спину штормовки. Если натянуть ее между весел, то ночью роса будет осаждаться на ней и лоскутком носового платка, вместо губки, вполне можно будет собирать влагу и затем досуха высасывать ее. Так и сделали. Жажда мучала, но не убивала.

И вот, когда, казалось, появился проблеск надежды, судьба нанесла Фогару и Мансини еще один неожиданный удар. Это произошло ровно через месяц после кораблекрушения — Фогар точно запомнил этот день по календарю на ручных часах. С утра ничто не предвещало опасности. Однако к полудню ветер стал крепчать, и вскоре начался настоящий шторм. Огромные пенные валы то подбрасывали крошечный спасательный плотик, словно мячик, чуть ли не в поднебесье, то низвергали в сумрачные пропасти, по обе стороны которых вздымались бутылочно-зеленые стены водяных гор. Стоило обрушиться одной из них, и людям пришел бы конец.

Но океан, подобно кошке, играющей с мышью, не спешил. Он решил «фыркнуть» на двух непокорных сквозь свои седые усы внезапным сильнейшим шквалом в тот момент, когда плот взмыл на гребень высоченной волны. Мореплаватели, как перышки, вылетели из своей спасительной скорлупы, но каким-то чудом все же не выпустили из ослабевших пальцев бортового шнура. Фогар не может утверждать, руководил ли ими слепой инстинкт или разум, но они попытались взобраться обратно на плот лишь тогда, когда тот начал плавно подниматься на относительно пологой волне. И лишь обессиленно распластавшись на дне, оба поняли: выигран еще один раунд в смертельном поединке.