Раздался звонок у входной двери, и я пошел открывать. У порога стояли двое гостей. В принципе, я и не исключал возможности прихода Билла, но вот то, что он привезет с собой сына, оказалось для меня полной неожиданностью. Серые брюки туго обтягивали мясистые ляжки мальчишки, а пуловер достаточно явно обозначал его пухлый живот. Округлые розовые щеки и солидный двойной подбородок словно подпирали маленькие надменные глазки, на мгновение скользнувшие по мне и снова юркнувшие в сторону. Билл положил ладони на толстые плечи сына.

— Познакомься, — сказал он. — Это Тревор. Поздоровайся с дядей Родни.

По его тону я понял, что он считает сына по меньшей мере восьмым чудом света. Тревор поздоровался.

— Рад тебя видеть, Тревор, — сказал я, думая, правда, несколько иное. Затем я проводил гостей в комнату и успел услышать за спиной нетерпеливое: «Па, а когда мы уйдем отсюда?».

Билл проявил живой интерес к моим новым приобретениям; Тревор же молча уставился на бассейн, и я не без удовольствия отметил про себя, что его тяжелые черты несколько утратили свою угрюмость. Кайман продолжал лежать прямо под лампой — недвижимый, но явно настороженный.

— Что это? — прямо спросил Тревор.

— Это детеныш аллигатора, — ответил я, посчитав, что едва ли стоит вдаваться в биологические подробности ради како-то напыщенного сопляка. — Я привез его только сегодня, и он, похоже, чувствует себя не вполне уверенно на новом месте. Поэтому постарайся не говорить слишком громко и вообще не беспокоить его.

— Где ты его раздобыл? — с интересом спросил Билл.

У одного торговца живностью возле лондонского зоопарка. Там же, где ящериц покупал.

Билл знал это место, потому что нередко сопровождал меня. Увлекшись описанием других приобретений, я совсем забыл про Тревора, когда неожиданно раздался его голос.

— Это не аллигатор, а кайман, — резко проговорил он. — Почему вы сказали, что это аллигатор? Если вы действительно так считаете, то явно ошибаетесь.

Тревор стоял рядом с письменным столом, и я с досадой заметил, что он заглядывает в мои справочники. Один из них был раскрыт как раз на цветной иллюстрации, на которой были особенно заметны различия между обоими животными. Парень оказался достаточно смекалистым и смог по одной лишь картинке установить, что я сказал неправду.

— Я знаю, что это не аллигатор, но решил не вдаваться в технические детали их различий.

Тревор ничего не ответил, но из-за его осуждающего молчания я почувствовал себя в дурацком положении и продолжал действовать соответственно.

— Череп каймана, — напыщенно сказал я, — отличается от аллигатора…

— Это я уже знаю, — перебил он меня. — Успел прочитать.

Билл заметил, что его сыну, очевидно, понравилось уличать меня в маленьких хитростях, и потому поспешил увести его к другим клеткам и банкам. Наконец парень уселся и принялся разглядывать цветные фотографии, которые я привез в прошлом году из Африки, тогда как мы с Биллом стали болтать о всяких пустяках.

Спустя некоторое время до меня донесся весьма характерный всплеск, за ним еще один. Звуки исходили из угла, в котором располагался бассейн с кайманом. Я резко обернулся и увидел, как юный негодяй засунул в него руку и терзает бедное животное, которое судорожно выпрыгивало из воды и дергалось из стороны в сторону, стараясь укусить толстые, надоедливые пальцы.

— Прекрати! — резко бросил я.

Его рука дрогнула, взметнулась ввысь и задела свисавшую с потолка лампочку, которая свалилась и, ударившись об один из камней, взорвалась. Я бросился к бассейну и стал его внимательно осматривать. Кайман же укрылся в искусственной пещерке.

— Глупая выходка, ты не находишь? — сердито спросил я. — Ведь я же просил не беспокоить его.

К моему удовлетворению, Билл, как и я, был разгневан поступком мальчишки. Вернувшись в комнату с ведром и тряпками, чтобы собрать осколки, я застал обоих поспешно натягивающими плащи.

— Извини, пожалуйста, Род, — сказал Билл. — Все будет в порядке, так ведь?

Ну не ругать же мне друга за глупую выходку его сына.

— Не беспокойся. Думаю, пару дней не станет принимать пищу, но потом все образуется, — заверил его я. — По крайней мере, теперь я точно знаю, что он вполне здоров и достаточно активен. Обратил внимание, как он пытался ухватить его палец?

Уже на следующее утро кайман почти оправился от потрясения, стал довольно бойко бегать по вольеру, съел дохлую мышь и даже поцарапал меня, когда я собирался чуть приподнять его.

Рассказал я все это с единственной целью — показать, каким безжалостным, даже жестоким юнцом был этот мальчишка, который, как мне казалось, должен был непременно когда-нибудь плохо кончить. Если бы я позднее вспомнил об этом инциденте, возможно, тягостная развязка не наступила бы, по крайней мере, так скоро. Кто знает… Впрочем, едва ли есть смысл долго распространяться относительно этого маленького негодяя.

Помню, как-то раз я ходил с ними в зоопарк, где Тревор без умолку болтал несусветную чушь про содержащихся в клетках животных и буквально вывел меня из себя беспрестанными хлопками и ударами по клеткам террариума — ему хотелось, чтобы животные двигались! В другой раз он вздумал таскать кошку за хвост… И все это время — просто поразительно, ведь Билл не мог не замечать, как действует мне на нервы его сын, — он упорно продолжал таскать его на все наши встречи.

События, о которых я собираюсь рассказать, начались вскоре после того, как у меня появился маленький уж. Пустячная забава на фоне каймана, подумаете вы, но дело в том, что в течение нескольких месяцев у меня дома вообще не было змей. Как-то раз мой приятель-фермер пришел ко мне и спросил, не заинтересует ли меня змея, случайно попавшая под зубья его комбайна. Я и сам видел, что животное сильно пострадало, и сделал все, что мог: промыл раны, обеспечил ей тепло, приготовил еду. На этом мое врачевание завершилось. Не исключая возможности визита Билла и его мерзкого чада, я положил змею в ящик и поставил его в кухню, где никто не мог побеспокоить животное.

Отец с сыном действительно приходили, и не раз, но я так и не заикнулся о новом обитателе дома. Лишь спустя полтора месяца, когда змея окончательно оправилась, я перенес ее в вольер и решил не скрывать факта ее присутствия.

Тревор прореагировал незамедлительно.

— Что это, папа?

С первого дня нашего знакомства он старался по возможности избегать обращения лично ко мне. Я все же ответил ему. Как я уже сказал, змей у меня долго не было, так что это оказался первый случай, когда Тревор получил возможность наблюдать рептилию вне стен зоопарка.

— Папочка, а можно мне ее посмотреть? — заклянчил он.

Поскольку змея практически выздоровела, я вытащил ее из ящика, гибкое тело быстро скользнуло между пальцами, и блестящая треугольная головка лукаво выглянула из-под моего запястья. Темные, с желтым ободком глаза сияли, тонкий кончик хвоста элегантно свисал с ладони.

Тревор внимательно всматривался в животное, и мне даже польстила столь неожиданная заинтересованность со стороны бесчувственного мальца.

— А подержать ее можно?

— Только не делай резких движений, — предупредил я и положил змею на ладонь Тревора.

Он действительно проявил интерес, и мне пришлось ответить на кучу его вопросов. В частности, я объяснил, что язык змеи представляет собой уникальный орган обоняния и одновременно вкуса, рассказал про два желтых пятна на голове, которые позволяют отличить безопасного ужа от его смертоносных сородичей. Потом я описал строение змеиного тела и растолковал, каким образом это животное может без видимых мышечных сокращений передвигаться с довольно большой скоростью. Ему захотелось посмотреть те места на теле ужа, где были порезы, и я указал на неровные полоски, кое-где нарушавшие симметричный узор. Затем, во избежание появления у него неуместной сентиментальности по поводу одного из самых совершенных орудий убийства, когда-либо сотворенных природой, я позволил ему заглянуть в бесчувственные, лишенные малейшей жалости глаза змеи, и разрешил самому оценить силу беспрестанно сокращающихся мышц длинного тела. Я объяснил, что, охотясь, змея лежит совершенно неподвижно в ожидании появления добычи, и на примере собственной чуть подрагивающей руки продемонстрировал несовершенство мускульного контроля человека. Тревор спросил о том, как змея питается, и я рассказал, что она может целиком заглатывать крупные объекты, после чего начинается долгий процесс переваривания пищи. По его завершении змея снова испытывает острое чувство голода, провоцирующее ее на очередную холодную и безжалостную охоту за добычей.