Так рождался конец…

Если кто-либо хочет помолиться за них, то сейчас самое время.

Свет… и тьма. Два начала слились в одно целое в её глазах, всякое различие, что существовало между ними, исчезло без следа.

Крики… боль, сожаление, позор, унижение. Она помнила всё. Она помнила его глаза, о, как они отличались от его голоса. Его слова говорили о прощении, искуплении, милосердии… даже тогда, когда он слушал её крики и игнорировал её мольбы. Его глаза… они оставались нормальными. Это противоречило всякому здравому смыслу, и она знала, что никогда не сможет этого понять.

Катс медленно сделала выдох, глядя на столб света перед собой. Это было святое место, место, одухотворённое тысячелетней историей её народа. Лишь очень немногие когда-либо просто видели этот Зал, и многие из этих счастливчиков говорили, что увидели здесь призраки тех, кто приходил сюда прежде. Немейн, Дераннимер, Вармейн… герои древности, легенды.

Но не Катс. Она видела только одно лицо.

Его.

Техника, которую извратил Калейн, чтобы пытать её, давно была демонтирована и уничтожена по приказу Синевала. Сам зал едва ли использовался с тех пор, как Синевал распустил последний Серый Совет. Корабль был теперь практически бесполезен.

Но Синевал нашел применение и для него. Вален'та был первоклассным символом. Он долго был центром целой нации так долго, что некоторые всё ещё верили, что тот, кто управляет этим кораблем, управляет минбарским народом.

Сейчас было так легко потерять всё. Её народ был разбросан и разобщён. Если Синевал хочет сохранить власть, то ему понадобится поддержка губернаторов немногих независимых колоний, переживших войну. Среди виндризи и охотников за душами его лидерство не подвергалось сомнению, но среди его собственного народа…

Она закрыла глаза, почувствовав как наворачиваются слёзы. Она протянула руку и вдруг почувствовала лёгкое прикосновение.

Никакой боли. Конечно же её и не должно быть. Но на мгновение…

— Вы снова здесь, — мягко сказал голос, и она вздрогнула. Не… его, нет. Но почти никто кроме него не говорил с ней в этом Зале. Вновь прибывший был одним из немногих, кто говорил.

Снова. Катс… это… не полезно для вас. Вы не должны… вы…

Убрав руку из столба, она обернулась, чтобы увидеть, как Козорр хромает по залу — бывший сатаи, а ныне шай алит — положение, которое он всегда считал более значимым. Некоторые — почти все из них были воинами — называли его 'Левая рука Примаса' с почти благовейным страхом. Не было никакой необходимости объяснять, о каком Примасе идёт речь. Для охотников за душами этот титул мог бы иметь совершенно иное значение, но для тех воинов, кто выбрал остаться, 'Примас Синевал' был их Богом.

'Левая рука Примаса'. Катс посмотрела на собственную левую руку Козорра. Она безвольно висела, скрытая под чёрной перчаткой, но Катс всё равно могла видеть её. Она могла видеть расплавившуюся плоть, раскрошившиеся кости, рука стала совершенно бесполезной в результате одного храброго, но глупого поступка.

По крайней мере его нога заживала. Хромота была теперь заметно меньше, и он уже меньше опирался на посох. Уже хотя бы это, стоит благодарить Валена.

— Я просто… изгоняла призраков из моего прошлого, — тихо сказала она, глядя ему в глаза. Его беспокойство было написано на лице большими буквами. Интересно, что он боялся здесь найти. — Просто… визит старого завсегдатая.

— Вы зацикливаетесь на прошлом, — упрекнул он. Он дохромал до неё и остановился. — Это… закончилось, Катс. Вам не придётся проходить это снова. Вы…

Она протянула руку и нежно коснулась его плеча. Улыбнулась. — Я помню вас здесь, Козорр, — сказала она. Это была неправда. Она помнила только Калейна. — Вы были единственным, кто думал обо мне. Я не помню, благодарила ли уже вас за это, но я всегда была благодарна вам. — Он кивнул. Она заметила чувство вины в его поведении.

— Я должен был сделать больше. Я мог бы сделать больше.

— Вы сделали то, что смогли, и я навсегда останусь благодарной вам за это. Кроме того, если мы будем распределять вину, тогда и я виновна, помните? — Она позволила своим пальцам скользнуть по его перчатке.

— О, нет! — немедленно воскликнул он. — Это… не ваша вина. Если бы я действовал тогда быстрее, возможно… Нет, Катс… вы не должны… — Он остановился, заметив её улыбку. Её пальцы, что так недавно купались в свете её боли, коснулись его губ, и стёрли с них слова.

— Молчите, — сказала она. — Сколько времени у нас осталось до прибытия?

— Час или около того, — сказал он, всё ещё глядя ей прямо в глаза. Его тоска… читалась так ясно, что ей почти хотелось кричать. — Хотел бы я, чтобы Примас мог бы быть здесь.

— Синевал или охотник за душами? — спросила она. Она была одной из немногих, кто осмеливался называть Синевала по имени, без титула.

Синевал, конечно. Он — вождь. Я… не дипломат. Я боюсь забыть свою речь, и начать заикаться, и…

— Вы его левая рука. Нет никого, кто подошёл бы для этого больше вас, так что прекратите волноваться. Кроме того вы знаете, как важен этот саммит, а кого ещё он мог бы послать на Таролин Два? Примаса Majestus et Conclavus? Сеч Дархан не покинет мир Виндризи.

— Я всё это знаю, — ответил он. — Только… я чувствовал себя не на месте, будучи сатаи, потому что не считал свои способности достаточными. Я солдат, и вождь солдат, и это всё.

— Вы справитесь. Это не более, чем устоявшаяся практика. Важная, да… но лишь устоявшаяся практика.

Он кивнул. — Вы выполните для меня ту же роль, что вы делаете для При… для Синевала, пока его нет?

— Какую роль? — спросила она, её голос стал едва слышен.

— Говорят, что он опробывает на вас свои речи, что вы его спичрайтер… и его наперсница.

— Ему это не нужно, — прошептала она, её глаза переполняла боль и тихий ужас. — Да я выполняю для него роль. Я молюсь, что никогда не должна буду играть такую роль для вас, Козорр. Пожалуйста, я надеюсь, что вы никогда не будете нуждаться во мне таким же образом, как он сейчас.

— Что же это за роль?

Смертельная уверенность, полная убеждённость. — Его совесть.

— Тень грядёт! Великая и ужасная Тьма закроет наши небеса! Мы будем гореть под её взглядом… мы все будем гореть!

— Тень грядёт!

— Мы все будем гореть!

— Тьма…

Премьер-министр Малачи в равной степени великой и ужасной Республики Центавр подавил невольную дрожь, пробиравшую даже здесь, глубоко под императорским дворцом. Слова сумасшедшего, проповедующего на городских улицах, всё ещё звучали в его ушах. Их становилось всё больше, и их слова достигали более восприимчивых ушей.

Глашатаи Тени, так называли они себя, объявляя прибытие Тени.

Глупость. Такая… пугающая… глупость.

— Он практически готов, ваше превосходительство, — официальным тоном объявил гвардеец. Капитан гвардии, провёл многие десятилетия при императорском дворе, руководствуясь своим собственным видение Республики. И всё же ни один аристократ при Дворе не знал его имени. Даже Малачи. Он спрашивал, но капитан ответил, что это не имеет значения.

Малачи вздохнул. Так много неправильного с Республикой, с их народом, с… всем. Турхан, его лучший друг, однажды имел сказал ему: «Вы не можете изменить целый народ». Он был не прав. Малачи может изменить целый народ, потому что он знает, как им управлять. Турхан боялся даже пытаться, и в этом была его слабость. Малачи не боялся, и он сделает это.

— Здесь, ваше превосходительство, — сказал Капитан, отпирая тёмную дверь и впуская Малачи. — Я буду ждать снаружи. Мне не разрешают входить. — Малачи кивнул с явным сожалением и шагнул в одну из самых мрачных и гнетущих комнат, которые ему когда-либо приходилось видеть. Он уже был здесь однажды с Турханом. Императора стошнило, и он сбежал. Его премьер-министр остался, парализованный абсолютным ужасом.