56. Краснофигурная чаша; прото-панэтийская группа; ок. 490.

57  ab.· Краснофигурная чаша; кружок т. п. художника Никосфена; ок. 510 г.

58.  Краснофигурный алабатр; т. н. художник Берлин-2268; ок. 500 г.

Группа сатиров [54] [159]жонглирует бурдюками, которые кажутся такими легкими, словно они наполнены воздухом. В греческой пословице про того, кто боится пустяков, говорят «испугался askos’а». [160]А еще сатиры используют бурдюки в качестве поплавков, отправляясь на них в путешествие по волнам и по морю, богатому рыбой, – качка этому своеобразному морскому комосу обеспечена по определению [55] [161]·

А вот сатир на суше: он сидит верхом на бурдюке [56] [162]и пытается просунуть канфар у себя под рукой, не опрокинув его при этом. Необходимость поддерживать двойное равновесие, усидеть на бурдюке и удержать сосуд в руке во много раз усложняет выполнение этого трюка – сатиры всегда на голову выше остальных.

На другой чаше [57 а] [163]двое сатиров едут верхом на бурдюках, вслед за сатиром, несущим кратер, а с обратной стороны [57 b] женщина, облаченная в шкуру пантеры, менада, трубит в трубу, давая сигнал двум рвущим с места колесницам. Любопытно, что запряжены колесницы не лошадьми, в упряжке все те же самые менады, которыми правят сатиры; боевая труба созывает… пирующих: присутствующие в изобразительном поле аксессуары – бурдюк, корзина с едой, мертвый заяц – возвращают нас в обстановку симпосия.В этом рисунке сплетаются война и пирушка, и сатиры превращаются в воинов вина. Просто праздник, а не война! Сходным образом другой сатир [58] [164]помещен между двумя этими сферами; он потрясает бурдюком, а у его ног мы видим винную амфору; но в то же время он снаряжен щитом в форме полумесяца, украшенным оберегом в виде глаза; такие щиты носят легковооруженные воины, пелтасты,устроители засад. [165]Когда сатиры отправляются на войну, тоже проливается кровь – удивительно похожая на вино.

59. Краснофигурная чаша; Эпиктет; ок. 510 г.

Проявить свою ловкость пирующие могут не только в играх с бурдюком. Изображения на целой серии сосудов знакомят нас с разнообразными упражнениями, бесконечно вариативными и задействующими все части человеческого тела. Так, на чаше Эпиктета [59] [166]пирующий сидит на земле, развернувшись корпусом к зрителю, в позе, которую едва ли можно назвать изящной. На вытянутой левой руке, в локтевом изгибе стоит чаша: сама по себе, без поддержки. В правой руке он держит кувшин: не собирается ли он налить из него вино в чашу? С уверенностью мы этого сказать не можем; однако вполне очевидно, что смысл этого упражнения состоит в том, чтобы преодолеть силу тяжести и манипулировать сосудами не так, как «положено»: не касаясь их пальцами, не держа их за ручки.

На другой чаше показан еще один трюк [60]: [167]на этот раз в нем задействована левая нога и стопа пирующего, на голени у него висит одежда, а на стопе балансирует остроконечная амфора. Устойчивость здесь обеспечивается тем, что пирующий присел на правую ногу и поддерживает равновесие с помощью рук. Привычные жесты и позы забыты, а тело начинает вести себя совершенно новым, неожиданным способом; и снова норма предана забвению.

60. Краснофигурная чаша; Скиф; ок. 520 г.

61. Краснофигурная чаша; ок. 480 г.

62. Краснофигурная чаша; ок. 510 г.

По тому же принципу удерживать сосуд можно любой частью тела, кроме кистей рук. Исключением является еще и голова: в том, чтобы балансировать сосудом на голове, нет ничего необычного, потому что именно так, водрузив кувшин на голову или поставив его на плечо, женщины ходят за водой к источнику. Зато чашу можно держать зубами, как это пытается делать юноша, заодно вытянув вперед руки и ноги [61]. [168]Молодой комаст, выставляющий, подобно сатирам, напоказ свою возбужденную плоть, держит огромный кратер на животе [62]. [169]

63.  Краснофигурная пелика; т. н. художник Летящего Ангела; ок. 480 г.

64. Краснофигурная чаша; т. н. художник Гермея, подписана Хахрилионом; ок. 500 г.

65. Краснофигурная чаша; т. н. художник Амбросия; ок. 500 г.

66. Краснофигурная амфора; Евфимид; ок. 520 г.

Но и в этом никто не сравнится с сатирами, они тоже умеют держать сосуды на подошве стопы [63], на спине [64] и, даже вовсе уж невероятным способом, на кончике фаллоса, как, к примеру, делает сатир на этой чаше [65]; [170]его товарищ вертит амфору, по всей видимости пустую, направив ее горлышком к собственному фаллосу. Опьянение сатиров неразрывно связано с сексуальным возбуждением; однако кроме сосудов, с которыми они обращаются как с телами, у них нет других половых партнеров. Если на первый взгляд намерение сатира кажется неочевидным, то достаточно сравнить эту чашу с амфорой из Лувра [66], [171]и смысл его жеста будет вполне понятен. Вообще, употреблять керамику можно самыми разнообразными способами; сосуд может заменить полового партнера, а может использоваться вместо верхового животного [35]· Есть игры на удержание равновесия, а есть игры с подменой: двое сатиров, играющих с вазами как с телами, словно являют собой визуальный эквивалент классической игры слов: pinein/ hinein(пить/целовать). [172]«Без Диониса нет Афродиты» – гласит пословица. [173]

В стране сатиров роль у пиршественной посуды вполне определенная: она помогает совмещать и смешивать удовольствия.

Игра, которую чаще всего вспоминают в связи с симпосием,которой Афиней посвятил половину одной из своих книг и которая также часто изображается на сосудах, – это игра в коттаб. [174]Тексты не дают нам о ней столь точных сведений, как того хотелось бы; не противореча друг другу, они упоминают различные связанные с ней практики, исходя из которых можно сделать заключение о ее основных чертах.