Звездно-полосатая родина вдохновила Уокера на новые подвиги во имя продвижения ее свобод и интересов, и в августе 1860 года он высадился в Гондурасе, где поначалу все у него шло неплохо, он грабил, убивал, ну то есть «продвигал американские интересы», сумел захватить контроль над городом Трухильо, но в этот момент вмешались соперничавшие с американцами англичане, которые подогнали флот, заблокировали американцев с моря и, схватив Уокера, передали его законным властям Гондураса, которые поспешили расстрелять международного преступника, несущего агрессию «интересов» США в Центральную Америку.

Так подробно остановиться на этом эпизоде я решил потому, пожалуй, что он очень характерно подчеркивает ту близость, в которой находились (и продолжают находиться) пиратское начало в американской экспансии и официально-политическое (которое в советских исследованиях называли империалистическим). Тот самый американский империализм не только никогда не порывал с былым духом пиратства, с которого начиналась «свободная нация США», он не только не перестал пользоваться методами банальной преступной шайки, он их даже еще более «усовершенствовал», бережно сохраняя дух каперов и приватиров. Официальная завоевательная политика и вылазки криминальных элементов оставались переплетены, тесно связаны, и даже в конце ХIХ века обычный преступник мог выступить от имени США, а вашингтонский режим с готовностью поддерживал эти действия, спешил придать им легитимность, законность. При изучении исторических источников порой трудно отличить рейд штатовской военной машины от пиратского нападения «самодеятельных» американцев на ту или иную страну. И хотя это, конечно, не новость для истории, ведь и британская колониальная империя, и испанская начинались примерно с того же самого, но всякий раз поражает степень цинизма американцев, действовавших уже в весьма просвещенный век, тяжесть наносимого ими урона, количество разрушений и убийств, ну и, конечно, извечное желание возродить рабство под разговоры о свободе и демократии. Даже в двадцатом веке, когда об узаконенном рабстве, казалось бы, пора уже было и позабыть, отучаясь от животной тяги к примитивному доминированию, находилось немало славных сынов звездно-полосатой державы, которые стремились отгородить себе пространство для рабовладения. К примеру, в 1970-х годах американский миллиардер Дэниэл Кейт Людвиг, осуществлявший так называемый проект «Жари» – гигантскую, но скрытую от посторонних глаз промышленную зону в густых лесах бразильской Амазонии, создал некое подобие государства, в котором намеревался стать властелином. Промышленник использовал богатства сельвы, пытаясь превратить регион, пятую часть земель которого выкупил в собственность, в рабовладельческий штат, давая отчет лишь вашингтонским покровителям, но поплевывая на бразильские законы. Так вот, на территории, протянувшейся по северному берегу Амазонки и ее притоку Жари, любитель американских свобод создал свой рай одного лица, нещадно эксплуатируя людей, имевших неосторожность быть завербованными на работы в этом глухом краю. Билет для попавших в сети заманчивой рекламы о выгодной работе, как правило, был в один конец, ведь люди, оказавшиеся в границах «каторжного государства» и возмущенные своим новым, бесправным статусом, не имели возможности покинуть владения мистера Дэниэла, который завел свою собственную сеть тюрем и карательных учреждений. Работать же он заставлял по четырнадцать часов в сутки, давал не более одного выходного в месяц. Рабское закабаление происходило следующим образом: заработок был очень маленьким, но из него же вычитались «штрафы» за каждую «провинность», а также плата за питание и жилье. Очень скоро подавляющее большинство работников были превращены в должников фирмы и потому не могли ее оставить, а те, кто пытался-таки это сделать, арестовывались. Детальные подробности пребывания миллиардера в Бразилии еще более мерзки, не буду вас ими утомлять, они описаны в книге «Проект Жари – американское вторжение», ставшей результатом расследования, когда история наконец всплыла на поверхность.

Бразильское общество узнало об очаге рабства в своей стране, разразился скандал, но «предприимчивому» господину, разумеется, ничего за это не было, не получил он не только смертной казни или пожизненного заключения, но и тюремного срока, благополучно вернувшись в США. Бразильцы были рады уже тому, что «тихая оккупация» кончилась, а более сорока тысяч рабов-батраков были отпущены на свободу.

А ведь дело-то происходило не в описываемом на предыдущих страницах этой главы девятнадцатом веке, а уже ближе к концу двадцатого… хотя именно в этом веке американцы и сумели уничтожать и подавлять максимальное число людей, делая это с особым размахом, невиданным прежде.

Но вернемся, однако, в девятнадцатый век. Во второй его половине продолжается все более и более активное проникновение американцев в Тихоокеанский регион, они предпринимают первую (и неудачную) попытку захвата Гавайских островов, а затем лезут в Японию, желая опередить или хотя бы пристроиться в хвост начавшим проникновение в эту страну Англии и Франции.

В Стране восходящего солнца у американцев и их соперников были те же самые интересы, что и в Латинской Америке, то есть они стремились и японцам навязать кабальные договора, расположить в их гаванях свои военные эскадры с многотысячными контингентами военных, открыть бордели для своих матросов и военных, то есть продолжать насиловать своим «политическим влиянием» все новые регионы мира.

О характере проникновения в японские дела, пожалуй, нужно рассказать чуть подробнее.

Навязывая японцам условия торговых и военно-политических соглашений, англичане и американцы практически насильно заставили Японию отказаться от доктрины самоизоляции, которой эта страна придерживалась прежде, живя так, как ей хотелось, не вмешиваясь в дела соседей. Вторгшись в мирок японского общества, англоязычные горлохваты совершили такую работу, которая поломала многое в душе японца и вызвала со временем такие процессы, которые отозвались потом кошмарными следствиями. Вживив в психологический код японцев новый ген, новую программу, европеизированные «цивилизаторы» выпустили из бутылки того джинна, которого трогать было нельзя.

До проникновения европейцев Япония была совершенно автономной системой, где сохранялась древняя языческая религия, витала архаичность средневековых порядков, полностью отсутствовала индустрия, не было ни одного сколько-нибудь крупного промышленного предприятия. До середины девятнадцатого века Япония, несмотря на древность своей истории, оставалась нацией-ребенком, по уровню технического развития она далеко отставала от той же России, где уже были и железные дороги и фабрики, не говоря уж о странах Европы, где было много чего еще. И народ-ребенок вдруг оказался подвергнут резкой перестройке сознания, ему, во-первых, продемонстрировали, насколько он отстает от «цивилизованного мира», во-вторых, он понял, что, не включившись в новую матрицу, он будет затоптан, его превратят в обычную колонию, коренное население которой либо обречено на уничтожение, либо влачит униженное и жалкое существование. И произошло это в тот момент, когда американское правительство послало к берегам Японии военную эскадру под руководством М. Перри, который, угрожая применением военной силы, и заставил японцев заключить Ансэйские договора.

И тогда японцы, имевшие свои уникальные черты эгоистического, обостренного национализма, вдруг резко рванули, они буквально сменили сущность прежней жизни на новую, за считаные десятилетия завели у себя индустриальную промышленность, создали мощный военный флот, переняли многие черты европейской хитрости и, главное, ступили на путь соперничества с европейскими игроками, закреплявшими свое влияние в регионе. Точно так же как подросток, подвергнувшись стрессу, способен быстро наращивать темп своего роста под воздействием гормона, вызывающего неестественную акселерацию, так и японское общество, пребывавшее прежде в уникальной ситуации цивилизационного детства, рвануло вдруг, приняв подражательную модель развития.