– В договоре пропишем кратер Укерта в Центральном Заливе, – потребовал Вавилов, машинально прикидывая, сколько слупить с «Moon Attraction», если подсунут не тот участок.
– В Sinus Medii? – с готовностью переспросил ушлый представитель.
– Не силён я в синусах, но, само собой, во всех ведущих медиях прозвучать должно. Вы поняли? Это же и в ваших интересах, чтоб широко стало известно – Илья Вавилов продал свою долю в земной сети «BlinOk». Илья Вавилов купил участок на Луне. Илья Вавилов собирается развивать лунную сеть ресторанов «BlinOk», и не только лунную. Неплохо бы и кратер переименовать в кратер Вавилова.
Но выяснилось, что Синус Медии – это Центральный Залив на латыни, и с кратером дело не выгорит. Во-первых, есть уже один кратер Вавилова в честь какого-то учёного однофамильца окрещённый, а во-вторых, кратеры, оказывается, не переименовывают ни при каких условиях и ни за какие бабки. Даже если сам Господь Бог захочет, чтобы кратер Укерт получил имя Господа Бога, ничего у него не получится.
Свежеиспечённый владелец лунного участка не стал настаивать, всему своё время. Договор вычитали юристы, юристов проверили аудиторы, после чего с аудиторами имел беседу сам Илья Львович, и его заверили – с юридической точки зрения договор безупречен. Прекрасно понимая, что безупречных договоров не бывает, Вавилов решил привлечь экспертов, чтобы пробили тему в научной плоскости. Те возились неделю, засим устроили конференцию, на которой Илья Львович негласно присутствовал. Как ни странно, выводы экспертной комиссии его удовлетворили. Второго кратера с таким названием на Луне однозначно не было, состояние же грунтов, вызвавшее у высоколобых разногласия, будущего владельца участка не интересовало, поскольку подрядчик уверял, что вне всяких сомнений на площади в сто квадратных километров отыщет площадку, пригодную для строительства. Вавилов настоял, чтобы договор подряда сделан был неотъемлемой частью общего соглашения, а затем натравил на «Moon Attraction» свою страховую компанию. В общем, всё было сделано на уровне. Можно было не сомневаться, что ресторан будет построен там, где указано, без вопросов, и право собственности на участок и строения – железобетонное. Сделка состоялась. Вавилов вступил во владение первым в истории человечества объектом коммерческой недвижимости на Луне, продав ради этого всё, что имел на Земле. Шум от сделки получился немалый; возможно, поэтому Илья Львович, покончив с формальностями, не ощутил освобождения от земной своей жизни сразу. Никогда ещё ему так не докучали папарацци, живые и электронные. Для человека, желающего отряхнуть с ног прах суетности, нет ничего хуже назойливых фотографов. И, хоть умом «первый гражданин Луны», как его окрестили журналисты, понимал – реклама пойдёт на пользу заведению, ничего кроме раздражения не испытывал.
Перед стартом им внезапно овладела апатия.
Перегрузки и тряску в орбитальном самолёте он перенёс бесчувственно.
Стыковки не заметил.
Остался безучастным, когда его, невесомого, перетаскивали по какой-то трубе на орбитальную станцию.
Из помещений станции запомнил только туалет, да и то смутно.
Потом снова была труба – по ней он поднялся… Или спустился? В общем, как-то попал на борт «Актеона».
Очнулся, только когда ему представили Джошуа Росса. Нечто такое было в манерах капитана, что не позволило оставить знакомство без внимания. Пожав Россу руку, мистер Вавилов глянул на часы и с удивлением обнаружил – со старта прошло всего лишь два часа с четвертью, а показалось – не менее суток. От невесомости подташнивало. И даже не подташнивало, а сильно тошнило, но, очутившись на «Актеоне», Вавилов испытал прилив бодрости, клипер в натуральном виде понравился ему гораздо больше, чем на фото в рекламном проспекте. Сразу видно – построен основательно. Экстракласс. Шикарный салон с панорамным остеклением, четыре удобнейших кресла с ремнями, а в кормовой части – каюты… Выискивая, к чему бы придраться, Илья Львович отметил, что комнаты тесноваты, а кровати не выглядят удобными, и ещё эти ремни… Но брюзжать не стал – попросту не успел. Его усадили в одно из кресел, приторочили ремнями, что-то объяснили (он, не понимая, кивал) и оставили в полном одиночестве. И тут в салон заглянула Луна. Выплыла диковинной золотистой рыбой, приостановилась…
– Стыковочный узел отошёл, – буднично прозвучал в наушниках голос капитана. – Поворот по тангажу на девяносто.
Луна испуганно метнулась прочь из поля зрения, небо просветлело, по стене прошла чёткая тень от перемычки крыши, в изгибах колпака зажглись радуги. Вавилов прищурился, ожидая увидеть Солнце.
– Двукратная две минуты, – услышал он, хотел спросить, что за «двукратная», но на спину навалилось кресло, да так, что потемнело в глазах. Опомнившись, Илья Львович собрался выразить возмущение, но заметил, – темно не только в глазах. За окнами снова ночь, в ночи важно и неторопливо плывёт лунная рыба. И он смолчал, сообразив – «Актеон» разгоняется для прыжка к Луне. Временные неудобства ради этого можно и потерпеть.
– Однократная тридцать минут, – сообщил капитан.
Вавилов почувствовал – ничто не мешает приподнять голову, и понял вдруг, что смертельно устал.
Капитан явился в салон самолично, помог расстегнуть ремни и выбраться из кресла, попутно рассказывая о какой-то инерционной орбите и убеждая, что поесть надо бы не дожидаясь невесомости, но Вавилов только помотал головой – не до жратвы и говорить нету сил. Джош дал выпить какой-то гадости и, верно, проводил в каюту, но это не запомнилось. В голове колыхался туман, и сквозь него временами прорывался голос капитана, нудил числами, как будто на мозги капал. Потом исчез и он.
Илье Львовичу приснилось, что он ослеп, онемел и не может пошевелиться. Как это иногда бывает в ночных кошмарах, крикнуть не получалось, и, даже пробудившись, он овладел собою не сразу. Всматривался во тьму, надеясь разглядеть хоть что-нибудь; обмирая, пробовал покрутить головой, чтобы определить – лежит он или падает в бездну. Если лежит, то почему нет кровати? Почему нет под головою подушки? Почему руки и ноги не слушаются? И в пальцах иглы… Голову что-то сдавливало. «Это наушники», – припомнил Вавилов и проснулся окончательно. Руки занемели, но всё же удалось поднести к глазам часы – светящиеся стрелки показывали без минуты одиннадцать. Одиннадцать утра или вечера любого числа неизвестного месяца какого угодно года. Час прошёл или миллион лет, не понять. Вавилова неопределённость не озаботила. Земное течение времени утратило над ним власть, и это было круто. Эксперты, юристы, представители, журналисты, шлюхи, брокеры, Джина, имиджмейкеры, кидалы, депутаты, нищеброды, – вся эта свора осталась в прошлом. Ничто не тяготило Илью Львовича.
– Тридцать секунд до начала торможения, – едва слышно прошуршал чей-то голос, как будто в оконное стекло швырнуло ветром песок. Вавилов поправил съехавшие наушники, прокашлялся и спросил: «Джош, это вы?»
– Доброе утро, мистер Вавилов, – сухо поприветствовал его капитан.
«Он меня и разбудил, – решил Илья Львович. – Полминуты назад вякнул, что минута осталась до торможения, вот я и проснулся».
– Однократная, тридцать минут, – сказал капитан Росс.
Под спиной обнаружилось что-то мягкое, голова утонула в подушке.
– Расстояние до Земли триста шестьдесят тысяч километров, – услышал Вавилов.
Попытался встать, но не смог. Дёргался, что твой угорь на сковородке, слушая галиматью о скорости и параметрах орбиты, пока не вспомнил – ремни.
– Чтоб вас… Джош! – проворчал он. – Какого было меня привязывать? Включите здесь свет, темно, блин, как в погребе.
– В условиях невесомости, – невозмутимо ответил капитан Росс, – пассажиров следует пристёгивать. Инструкция предписывает…
«Долдон», – подумал Вавилов. Чувство освобождения испарилось, раздражение росло, капитан клипера больше не казался симпатичным, вернулись давешние сомнения: «Туда ли он меня везёт? Подмешал в питьё какой-то дряни, усыпил».
