Разговаривать на ходу было неудобно – заказчик не шёл, не скакал «лунным галопом», а пёр по тоннелю кессона враскачку, как пьяный. То его несло к стене, то бросало к потолку, а то и вовсе валило с ног, когда он пытался остановиться. Предупредить, что в кессоне нет искусственной гравитации, Люк не успел – русский, не поздоровавшись, накинулся с расспросами о монстре, которого заметил при посадке. С трудом сохранив серьёзную мину, инженер ответил. Улыбки ни к чему, мистер Вавилов обидчив, ещё примет на свой счёт и накалякает в акте какую-нибудь гадость. «Плакали тогда премиальные», – подумал Симпсон и добавил:

– Никаких вспомогательных конструкций не останется, только то, что в проекте. Мусора тоже нет. Мы не строили; доставили, смонтировали и запустили готовое.

Выслушав перевод, русский что-то буркнул, но его ответ капитан Росс переводить не стал. Сказал вместо этого Люку:

– «Гефест» уйдёт на автопилоте, я имею указание взять вас и Пьера Монтескью на борт.

– Серьёзно? Вот это новость! – обрадовался инженер, на миг позабыв о заказчике.

Одно дело тащиться неделю вместе с тихоходной платформой, потом ещё неизвестно сколько времени болтаться на орбите, ожидая челнок, и совсем другое – долететь за сутки да ещё и экстраклассом.

Росс не ответил. Глупый вопрос – надо ли воспринимать всерьёз распоряжения управляющего.

Рядом болезненно охнули.

Люк обернулся и поймал заказчика за одежду, говоря: «Осторожнее, в кессоне нет гравитаторов». Мистер Вавилов не успел остановиться – влетел с разгону в дверной косяк и чуть не упал, пытаясь сохранить равновесие. В ответ на перевод Росса он выдал возмущённую тираду, которую капитан оставил без внимания.

«Ругается, – решил инженер, ковыряясь в кессонном пульте. – Зря. Его что же, не тренировали в Хьюстоне? Надо будет осторожно намекнуть, чтоб хоть в первое время носа на поверхность не высовывал. С чего он так злится? Нервы сдали? А капитану хоть бы хны. Морда ящиком. Господи, до чего же не хочется выламываться перед русским, таскать по станции, показывать…»

Не пришлось. В торговом зале на мистера Вавилова накинулся Монтескью. Напал из-за угла, обрушил лавину затасканных острот, из которых Росс не успел перевести и четвёртой части, да и ту с грехом пополам; потащил за собой, затолкал в кабину старичка «Форда», вопя о символах американской цивилизации. Не давая заказчику опомниться, тут же выковырял его оттуда, как устрицу, увлёк в туалет, превознося достижения романской цивилизации. Симпсон забеспокоился. Как бы клиент не принял этот спектакль за попытку оказать давление. Переводчик из капитана аховый, как бы не напорол чего. Слышно стало плохо. Симпсон, поджав губы, направился в коридор, но не дошёл, навстречу выкатился Пьер, голося о благах французской цивилизации. Русский потащился за ним в спальню. Через минуту вышел, увидел Люка и что-то спросил.

– Что он говорит? – осведомился инженер у невозмутимого Джошуа Росса.

– Спрашивает, не пора ли вспомнить о благах британской цивилизации.

– Что он имеет в виду?

– Договор, – перевёл пояснения капитан. – Хочет подписать акт.

«С чувством юмора у него всё в порядке, не ожидал, – подумал Люк, открывая перед заказчиком дверь кабинета. – Здорово его правнук Монтескью обработал. Только бы ему не пришло в голову вспомнить о своём прадеде».

Акт был подписан без замечаний.

– А теперь я хочу предложить вам продукт русской цивилизации, – провозгласил капитан Росс волю заказчика.

Мистер Вавилов осклабился, поглядывая то на инженера, то на его помощника по-бычьи.

– В морду дать хочет? – схохмил вполголоса Монтескью, но реплика эта переведена не была.

– Ага, я понял, – Симпсон кивнул русскому. – Он хочет спрыснуть это дело и заодно проверить синтезатор.

– «Унитранс» русские придумали? – спросил Пьер за спиною мистера Вавилова, когда тот проследовал к стойке.

– Не знаю. Но точно знаю, что этот тип выкупил патент.

Вавилов сноровисто втолковывал синтезатору заказ. Инженер, помедлив, плюхнулся в кресло рядом со своим помощником – тот вертелся, похохатывал, словом, получал удовольствие. Спрашивал то у начальника своего, то у капитана клипера: «А к достижениям русской цивилизации яды не относятся? А?! Не отравит? Чем будет кормить?» И, пихая Люка локтем в бок: «Думал ли ты, старина, что тебя в ресторане будет миллионер обслуживать?»

– Э-э… – протянул Джошуа, увидев на подносе четыре стограммовых гранёных стаканчика с прозрачной жидкостью.

– За счёт заведения, – на кошмарном английском объявил мистер Вавилов.

– Вы за рулём, капитан? – дурачился Монтескью. – Пейте, хозяин обидится. Это что? Блины с икрой? Очень по-русски. Жаль, всё синтетическое. Да пейте же, капитан! У русских есть обычай вызывать на дуэль всякого, кто откажется с ними выпить. Мистер Вавилов напоминает мне моего прадеда…

Тут он заткнулся, потому что получил от начальника локтем в бок. «Не хватало, чтобы начал травить байки о тени прадеда и выскочке де Баце, а то и, чего доброго, вспомнил о призраке в телевизоре». Симпсон кисло поморщился.

– Русские говорят, что молчание – золото, – проговорил, поднимая стакан, мистер Вавилов. – Давайте выпьем за молчание!

Засим, не дожидаясь перевода, перелил содержимое стопки в глотку, а следом сунул блин с икрой. Жевал, наблюдая, как гости справляются с угощением.

Прощались недолго. Провожать отъезжающих хозяин не стал. Прыгая не хуже кенгуру следом за Монтескью по кессону, Люк Симпсон заметил:

– На прощание ты получил ещё один продукт русской цивилизации.

– Какой? – Монтескью притормозил перед входом в лифт, похожий на поршень в цилиндре.

– Пинок под зад, – мрачно ответил инженер, становясь на круглую платформу рядом с невозмутимым Джошуа Россом. – Я так и думал, что не заметишь, как нас выпроводили.

– Брось, тебе показалось, – с деланной живостью заявил Пьер, думая при этом: «Всё-таки Люк не в себе. Но докладывать… Нет! Клянусь честью моего благородного прадеда. Пусть кто-нибудь другой этим занимается».

Поршень пошёл вверх, выталкивая капитана и двоих пассажиров «Актеона» прочь из лунной блинной.

Четверть часа спустя «Актеон», подняв облако пыли, оторвался от поверхности, повисел на четырёх пламенных кинжалах, разворачиваясь, и рванул ввысь. Следом величаво двинулся «Гефест». Провожая взглядом диковинного кривоногого жука, Вавилов проворчал: «Вот так чучело!»

Илью Львовича занесло на второй этаж ресторана, под прозрачный купол. Странно, помещение это во время тренировок в Хьюстоне, где была выстроена точная копия лунного ресторана, особой любовью будущего гражданина Луны не пользовалось. Должно быть, мешали лабораторные корпуса, обступившие тренажёр со всех сторон – серые, окноглазые, ощетиненные антеннами, – из-за них Илья Львович на веранде ресторана казался самому себе насекомым в стеклянной банке. И всё-таки провожать «Актеон» вышел именно туда. Садиться не стал – торчал посреди зала, задрав голову и уперев руки в бока; разглядывал то, чего не было и не могло быть в Хьюстоне, – Землю над головой. Досадно, однако то, за чем рвался на Луну – чувство полной безграничной свободы, не приходило. Казалось бы, вот она тает искорка – клипер ушёл. И «Гефест» неразличим – чёрный на чёрном. Серые холмы вокруг, в скудном свете гигантской синей лампы, для того лишь предназначенной, чтобы взять в круг актёра на авансцене. «Вот оно как, – думал Вавилов. – Театр. Сцена, чёрный занавес, прожектор, и я на сцену выперся. Даже не театр, а цирк. Арена круглая, в черноте – зрители. Раззявили рты, готовятся грохнуть смехом, когда клоун под колпаком оступится. Илья Львович вдруг заметил, что скалится, сжав кулаки. «Нет, так не пойдёт. Не дело – пыжиться, когда нет возможности даже в морду дать никому, кроме себя. Чего это меня так распёрло? Театр, цирк…»

И то сказать, всё как-то театрально выглядело: клипер, капитан этот опереточный, шут гороховый Пьер, да и второй тоже. Ненастоящее всё, как в кино. Как знать, не продолжение ли это хьюстонских декораций? Ну, была невесомость, пока летели, так что? Кажется, это и без полёта на Луну можно устроить. Ну, было что-то такое в тоннеле. Может, просто голова закружилась после болтанки или опять дури какой-нибудь в питьё всыпали. Холмы эти за стеклом… Но можно ведь и это устроить? Проекторы какие-нибудь лазерные-шмазерные. Фокус.