- Давай-ка, поднимайся, - сказал я человеку на полу. - Ты должен встать и драться.
Я открыл глаза и пристально посмотрел на ножку стола возле своей головы. Постепенно ножка приобрела четкость, стала более реальной, чем водоворот, более реальной, чем боль. Из этой реальности вытекала реальность того факта, что на полу лежало мое собственное тело. Жалость во мне сменилась гневом, и в голове просветлело.
Тут мне удалось сесть, но мужчина, стоявший надо мной, положил ногу мне на грудь и откинул меня на пол. Своей вполне реальной головой я задел несомненно существующую ножку стола. Голова откатилась в сторону, я шлепнулся и затих, стараясь преодолеть жалость к себе. Я сказал себе, что мне начинают надоедать проявления физического насилия. Но мне предстояло преодолеть и другую вещь - скуку.
Открылась дверь, и кто-то включил верхний свет.
- Что тут происходит? - сказал кто-то. - Что ты себе позволяешь?
- Он пытался удрать, - заявил Моффэтт. - Он ударил ногой мне по яйцам.
- Ты ведь не на дежурстве, Моффэтт, не правда ли?
- Да, сэр.
- Тогда отправляйся домой и не выводи меня из себя. - Я узнал резкий, скрипучий голос инспектора Хэнсона.
Моффэтт вышел, Хэнсон склонился надо мной и осмотрел мое лицо.
- Негодяй обработал тебя что надо! - Он зашел с другой стороны и помог мне подняться на ноги. Я бы снова свалился, если бы он меня не поддержал. - Сержант, подвинь-ка это кресло сюда, - скомандовал он. - А лотом можешь уходить.
Я опустился в кресло и привалился к столу.
- Вчера вечером я вас предупредил, Уэзер. Я сказал, что вы нарываетесь на очень крупную неприятность.
- Мои дела обстоят неплохо, - заметил я. - Не случилось ничего такого, что не смог бы исправить хороший зубной протезист.
- И хороший адвокат?
- Не говорите ерунды. Самый скверный адвокат штата смог бы опровергнуть сфабрикованное против меня обвинение. Кстати, кто в этом штате самый плохой адвокат? Я хочу поговорить с ним.
- Вы хотите взять адвоката?
- Может быть, он мне и не понадобится. Поймали вы Гарланда?
- Он далеко не убежал, - ответил Хэнсон. - Потому что оказался мертв.
- Мертв?
- Вы задушили его, не так ли? Когда вы кого-то лишаете возможности дышать, это приводит к смерти.
- Я не убивал его.
- Вы были человеком, который грубо обошелся с ним, не так ли? Вы обошлись с ним чересчур грубо.
- Я не душил его. Только вывел из игры. Я сломал ему запястья рук, чтобы он не смог меня застрелить. Вот и все.
- Вы - жестокий человек, Уэзер. Кажется, вам нравится причинять людям боль.
- Нравится или нет, но иногда без этого не обойтись.
- Надо ли было так поступать и с Флорейн Уэзер? - рявкнул он.
- Если бы вы думали, что убил ее я, вы бы не стали так со мной разговаривать.
- Что я думаю, не имеет значения, - заметил он. - Я позволяю фактам думать за себя.
- Факты можно подстроить. Ее убил Керч. Я видел, как он это сделал. Это же видели Гарланд и Расти Джэнки. У вас три свидетеля.
- Один, - произнес он с кислой миной: - Вы забываете, что уже нет никакого Гарланда.
- Что произошло с Джэнки? Полагаю, вы сбросили его на каком-нибудь подходящем углу улицы.
- Его не оказалось в "Уайльдвуде". Может быть, вам приснился кошмар? Говорят, убийцам часто снятся кошмары.
- Тогда отправляйтесь и найдите его. Город платит вам не за то, чтобы вы сидели тут и отпускали шуточки.
Он поднялся и посмотрел на меня горящими зелеными глазами.
- Не хотите ли вы поучить меня, как мне выполнять свою работу?
- Похоже, что стоило бы. Слезайте, Хэнсон, со своего великолепного коня и становитесь самим собой. Думаю, что у вас есть все данные хорошего полицейского. Похоже, так думает и Аллистер. Не пора ли это доказать? Прошлой ночью ваш друг Керч совершил два убийства...
- Керч мне не друг, - проворчал он. - Что вы имеете в виду - два убийства?
- Флорейн Уэзер и Джой Солт. Может быть, три: кто-то убил Гарланда, и это сделал не я. Расти Джэнки был его сообщником в обоих убийствах. Если вы побаиваетесь задержать самого Керча, то можете доставить в участок Расти. Вы это сделаете, Хэнсон, если только коррупцией не пронизано все насквозь, включая и вас.
- Какого черта вы даете мне указания?
- Начиная с сегодняшнего дня я оплачиваю часть вашего жалованья. С сегодняшнего дня я владею собственностью в этом городе и плачу налоги. Это достаточно убедительно звучит для вас? Всю жизнь вы выполняли паршивые приказания. Для разнообразия выполните хоть одно приличное. Отправляйтесь и задержите Расти Джэнки.
- Я не знаю, где он, - неуверенно произнес он.
- Вы боитесь Керча, - съязвил я. - Идите вы к дьяволу, Хэнсон.
Он влепил мне пощечину.
- Идите вы к дьяволу, Хэнсон! - повторил я. - Избейте меня и бросьте в камеру. Вы - прогнивший, трусливый взяточник. Я найму лучшего адвоката и встрою все пороки этого города. Попросите кого-нибудь увести меня, ради Христа. Я не переношу вашего вида, Хэнсон.
Он затрясся, как старая гончая после длительной погони. Но не ударил меня.
- Почему бы вам, Хэнсон, не добавить мне тумаков? Для вас это не опасно. Я в наручниках. А Расти Джэнки может в вас выстрелить и напугать до смерти.
- Заткни свою пасть, - огрызнулся он. - Я отправляюсь за ним.
Хэнсон направился к двери деревянной походкой, упрямо сжав губы.
- Раз уж вы занялись этим, то скажу, что есть еще один свидетель преступления Керча. Знаете ли вы профессора Саламандера? Вы сумеете с ним справиться, инспектор. Он - маленький и старый.
Хэнсон резко повернулся.
- Я сказал, заткни свою пасть! Если ты не заткнешься, я сам заткну ее навсегда!
Он опять резко повернулся и вышел. В комнату снова вошел сержант, снял с меня наручники и повел вниз, в камеру. Я не сожалел, когда железная дверь с лязгом захлопнулась за мной. К цементной стене камеры был прикреплен на петлях деревянный топчан, а в большем я и не нуждался. Я растянулся на нем, пристроил голову так, чтобы поменьше болела, и заснул.
Минутой позже - потом я узнал, что прошло больше часа, - меня разбудила чья-то рука, трясшая за плечо.
- Что случилось? - спросил я. - Они атакуют? - Затем я вспомнил, что нахожусь не во Франции и не в Германии, хотя и спал на досках; все мое тело одеревенело и ломило.
- Проснитесь, господин Уэзер, - говорил полицейский. - Вас хочет видеть господин Сэнфорд.
- Скажите ему, пусть проваливает.
- Послушайте, будьте человеком, господин Уэзер. Вы знаете, что не стоит так говорить о господине Сэнфорде. Он хочет увидеть вас и ждет наверху.
Я медленно сел, держа голову с такой же осторожностью, как если бы речь шла о взрывном устройстве большой силы. Мои губы нарывали и вздулись, один из разбитых зубов отчаянно ныл.
- Он и сам может спуститься сюда.
- Послушайте, господин Уэзер. Вы же не будете разговаривать с ним здесь, внизу.
Алонсо Сэнфорд ожидал в комнате, где Моффэтт допрашивал меня.
- А вот и он, господин Сэнфорд, - сказал стражник с наигранным энтузиазмом. Он вышел и закрыл за собой дверь.
- Очень мило с вашей стороны так скоро ответить на мой визит, - саркастически заметил я. - Пожалуйста, не сочтите меня негостеприимным, если не предложу вам рюмочку.
- Милостивый Боже, Джон, что они с тобой сделали! Твой рот...
- Да, теперь я немного шепелявлю, правда? Но все еще могу издавать звуки.
- Кто допустил такую жестокость?
- Я бы сказал, вы - в такой же степени, как и другие. Человек, который отходил меня бронзовым кастетом, не в счет. На днях я сам займусь им. Так, как он этого заслуживает.
- У тебя, верно, истерика, Джон. Утверждать, что я имею какое-то отношение...
- Может быть, я немножко истеричен. Истерика отнюдь не плохая вещь. Она позволяет видеть вещи более четко, различать только черное и белое. Вы поддерживаете в этом городе систему, при которой такое может случиться с любым. С любым, кроме вас самого и ваших друзей, точнее говоря. Существует только два вида полицейских систем, Сэнфорд, если посмотреть на это истерически. Одна система, которая стоит на страже закона и при которой все равны перед законом. И другая, которая служит частным интересам. Ваше представление о полезных полицейских силах относится ко второй категории - такой полиции, которая лояльна к вашим друзьям и сурово карает ваших врагов, полиции штрейкбрехеров и громил, швейцарских гвардейцев для элиты.