— У меня было такое ощущение, что тебя не было целую вечность, — заговорила она.

— У меня тоже.

— Ты должен был позвонить мне раньше.

— Я звонил.

— Да, я забыла.

— Я боялся, что ты сделаешь... сделаешь то, что сделала, — он показал подбородком на меня.

— Я не хотела этого, правда. Это его идея. Во всяком случае, ты должен ехать домой. Мы поедем вместе.

— У меня нет дома.

— Тогда и у меня нет. Мой дом так же плох, как твой.

— Нет, ты не права.

— Да, да, верь мне, — повторила она свой единственный аргумент. — Том, тебе же надо помыться в ванной. И побриться.

Я взглянул на его лицо: на нем застыло глуповато-счастливое выражение.

В этот момент улица освободилась от транспорта, и я тронул машину. Том молчал.

Уже в темноте, в отсвете фонарей, мелькавших при выезде из города, он начал рассказывать Стелле, как несколько недель назад ему позвонила Кэрол и сказала, что хочет встретиться с ним. Вечером, воспользовавшись «кадиллаком» Ралфа Хиллмана, он привез ее на побережье — к тому месту, где расположен мотель Дака. Там, в апельсиновой роще, он выслушал историю ее жизни. Даже несмотря на то, что он часто сомневался в своем происхождении, ему трудно было узнать в Кэрол настоящую мать. Но она очень привлекала его, и вообще это признание показалось ему окном в мир свободы, неожиданно открывшимся в семейном корабле капитана Хиллмана. Он ей поверил и даже некоторым образом полюбил.

— Почему же ты сразу не рассказал мне об этом, Томми? — спросила Стелла. — Мне так хотелось бы узнать ее.

— Нет, тебе нельзя было. — Голос его был грустным. — Сначала я должен был все выяснить сам и свыкнуться с этим, а затем решить, что же делать. Понимаешь, она хотела бросить моего отца, ей с ним стало слишком трудно. Она сказала, что если не уйдет от него сейчас, то никогда уже больше не решится. Но она не смогла бы справиться с этим сама, ей нужна была моя помощь. Мне кажется, Кэрол подозревала, что отец во что-то впутался, и это ее очень беспокоило.

— Ты имеешь в виду похищение и все остальное?

— Я думаю, она и знала, и не знала, как это часто бывает у женщин.

— Я знаю мою маму, — ответила она мудро.

Они совсем забыли обо мне. Я был просто их личным шофером, добрым старым седым Лью Арчером, и мы продолжали нестись вперед через ночь, которая совсем не опасна, когда чувствуешь себя под защитой. Я вспомнил то ли поэму, то ли притчу — из тех, которыми пичкала меня Сюзанна много лет назад. «Птица влетела в окно в одном конце освещенного зала, перелетела его и через другое окно вылетела в темноту. Вот что значит человеческая жизнь».

Вдалеке показывались фонари, — они вырастали и проносились мимо, напоминая птиц из притчи, рассказанной Сюзанной. И мне вдруг захотелось, чтобы она была здесь, со мной.

Том рассказывал Стелле, как в первый раз встретил своего отца. Первую неделю Майкл не показывался, предполагалось, что он подыскивает работу в Лос-Анджелесе. В конце концов Том встретился с ним в субботу вечером в мотеле.

— Это было в ту самую ночь, когда ты разбил нашу машину?

— Да. Мой о... Ралф, как ты знаешь, запретил мне ехать. Кэрол перед этим пролила немного вина на переднее сиденье машины, и они учуяли запах. Он решил, что я уезжаю, чтобы пить.

— Кэрол много пила?

— Нет. Но в ту субботу выпила порядочно. И он тоже. И мне дали немного.

— Ты стал совсем взрослый.

— У нас был обед, — рассказывал он. — Кэрол приготовила спагетти — спагетти а ля Покателло, как она называла их. Она пела мне свои старинные песни, вроде «Сентиментального путешествия», и это было довольно весело.

Однако в голосе его я услышал сомнение.

— Вот почему ты вернулся домой?

— Нет, я... — Дальнейшее застряло у него в горле. — Я...

Зеркальце заднего обзора позволило мне увидеть, что он с трудом сдерживался. Он так и не смог закончить мысль.

Некоторое время они молчали.

— Ты хотел остаться с ними? — наконец спросила Стелла.

— Нет. Не знаю.

— Тебе нравился отец?

— Я думаю, он вполне нормальный человек, пока не напьется. Мы играли в какую-то странную игру, и он проиграл. Тогда он бросил играть и стал приставать к Кэрол, я с ним почти подрался. Он сказал, что раньше был боксером и надо быть сумасшедшим, чтобы драться с ним, своими кулаками он может просто убить меня.

— Наверное, это был ужасный вечер?

— Да, это его часть была не слишком хороша.

— А какая же лучше?

— Когда она пела старые песни и рассказывала о моем дедушке.

— И это заняло у тебя всю ночь? — спросила она голосом сплетницы.

— Я не остался у них ночевать, я уехал около десяти часов, когда мы почти подрались. Я...

Опять это слово застряло у него в горле. Создавалось впечатление, что оно слишком много значит для него.

— Что же ты делал?

— Я уехал и долго стоял там, где мы были с ней в первый раз. Я сидел там почти до двух часов ночи и, знаешь, слушал океан. Океан и шоссе. Слушал и пытался понять, что же я должен делать. — И он добавил таким тоном, словно это предназначалось специально для меня: — А сейчас, насколько я понимаю, у меня нет никакого выбора. Конечно, они возвратят меня в «Проклятую лагуну».

— И меня тоже, — сказала Стелла нервно. — Мы сможем посылать друг другу секретные записки. Будем прятать их в дуплах и в мусоре.

— Это совсем не смешно, Стел. Они все там сойдут с ума, если уже не сошли, даже преподаватели. Им не выбраться оттуда.

— Давай о другом, — сказала она. — Что же ты делал после двух часов?

— Я поехал повидаться с Сэмом Джэксоном, хотел посоветоваться с ним, что мне делать, но так и не смог сказать ему, кто мои настоящие родители. Тогда я поехал в город и ездил так несколько часов. Я не хотел возвращаться ни домой, ни в мотель.

— Тогда ты и перевернулся в машине, пытаясь покончить собой!

— Я...

Опять наступило молчание, и на этот раз уже окончательно. Том отвернулся, прижался лбом к стеклу и стал смотреть, как проносятся мимо фонари, скрываясь в темноте, из которой они только что возникли. Некоторое время спустя я заметил, как рука Стеллы легла ему на плечи. По лицу его текли слезы.

Стеллу я высадил первой. Она отказывалась выйти из машины до тех пор, пока Том не пообещал ей, что никуда не убежит опять, по крайней мере, не сказав ей.

Из дома вышел Джей Карлсон. Он шел осторожно, будто на цыпочках. Подойдя к Стелле, он обнял ее за плечи. Это было настолько неожиданно для нее, что она тоже прислонилась к нему. Может быть, они научились чему-нибудь? Или начали учиться? Люди иногда начинают кое-что понимать.

Они вошли в дом, а я свернул на дорогу к Хиллманам.

— Я не верю ему, он фальшивит, — сказал Том. — Стелла разрешила мне взять машину, а он потом все перевернул и сказал полиции, что я ее украл.

— Можно предположить, что в то время у него были основания так думать.

— Но ведь позже он узнал от Стеллы правду и все-таки продолжал настаивать на своем заявлении, что я украл.

— Один бесчестный поступок влечет за собой другие, — сказал я. — Это всем известно.

Он подумал над этим и решил, что я имел в виду и его.

— Это камешек в мой огород?

— Нет, я думаю, ты честен, поскольку понимаешь, о чем мы говорим. Но ты смотришь на все только с одной стороны, с той, которая ближе тебе, поэтому, естественно, в тебе накопилось так много недовольства.

— Да, у меня его много, — согласился он. Через некоторое время он заговорил снова: — Вы ошибаетесь, думая, что я смотрю только с одной стороны. Я могу себе представить, что чувствовали мои приемные родители, но я знаю также и то, что чувствовал я сам. Я не мог оставаться расколотым пополам, а последние несколько ночей у меня было такое чувство, словно кто-то разрубил меня топором на две части. Я лежал и не спал на старой медной кровати, где, как вы знаете, Майкл и Кэрол зачали меня, а в другой комнате храпел старый Сайп, и я был там и меня не было. Понимаете? Я никак не мог поверить, что я — это я и что эта жизнь — моя жизнь, и что эти люди действительно мои родители. Вообще-то я никогда не верил, что мои родители — Хиллманы. Мне казалось, они всегда разыгрывали какой-то спектакль. Может быть, — сказал он полушутливо, — я свалился с другой планеты?