9
На улице Вязгин первым делом вытащил сигарету, закурил, сжав губы в узкую полоску, выпустил дым через ноздри и с плохо скрываемым раздражением скомкал и отшвырнул пустую пачку.
— Ну? — спросила Ника, ежась от холода. — Что думаешь?
— Бред какой-то, — процедил Вязгин, почти не разжимая губ и не выпуская сигареты изо рта. — Гипертекст, вашу мать… Капсула какая-то, купол. Глифы, ключи и карты. Магические артефакты. За идиотов нас держит твой Белкин. А Радомский ведется, как маленький.
Ника в ответ шмыгнула носом. Что-то она совсем начинала расклеиваться. Организм не выдерживал.
— Клеймо узнал? — спросила она.
— Угу. Чоппер.
— Думаешь, Белкин сам себя… пометил?
— Какая, нахрен, разница? — пожал плечами Влад. — Сама-то что об этом думаешь?
— Я? Я думаю, что в городе творится непонятная фигня, которую каждый воспринимает по-своему. Для Анжелы это все — результат заклинаний и пассов руками. Для Белкина — гипертекст, код реальности и сбой системы. Для Славика — вторжение инопланетян или зомби-апокалипсис. Про трех слепцов и слона помнишь?
— Угу. А потом три слепых слона пощупали человека и решили, что он плоский.
Против воли Ника хмыкнула, а Вязгин сказал:
— Пошли. Нас с тобой ждет квест — поиски волшебной карты и ключей к Игре…
Машинальным движением он (увы, всего на секундочку) приобнял Нику за плечи, направляя в сторону библиотеки. Это было приятно. В отличие от всего остального…
Было не столько холодно, сколько сыро. Дул промозглый ветер, под ногами кое-где похрупывала ледяная крошка. Нику начинало легонько знобить. Хотелось выпить горячего чаю и забраться под одеяло. Нет, лучше в ванну. Горячую ванну с солью Мертвого моря. И чтобы тишина и покой. И никаких глифов…
Все происходящее казалось дурным сном. «Это происходит не со мной», классическая реакция на стресс: отрицание. Умом Ника это понимала, но изможденный организм брал свое. Это Белкину хорошо — клеймо-глиф получил, и перелом бедра прошел за пару часов. Игра заботится об игроках. Чтобы им играть было комфортно и удобно. Все ради Игры.
А что делать тем, кто без глифа? Вон, Вязгин — железный вроде мужик, а тоже пошатывается и прихрамывает. Досталось ему от тварей на бульваре, только виду не подает… Интересно, как там Ромчик?
— Смотри! — Влад протянул руку. — Небо светлеет.
И правда, над домами занималось бледно-розовое зарево. Выглядело это на удивление мерзко: сине-серое, будто измазанное грязью небо — и телесно-розовые отблески на горизонте.
— Давно пора, — проворчала Ника. — Утро. Кофейку бы…
— Нет, — покачал головой Влад. — Там север. Похоже на большой пожар. Где-то на Корбутовке. Да и утро, — он поглядел на часы, — должно было наступить часа четыре назад, если мои швейцарские не врут. А вот насчет кофе согласен. Только, боюсь, что с кофе будет то же самое, что с водкой…
— Я, конечно, не физик, — сказала Ника, — но мне отчего-то кажется, что все происходящее как-то связано со временем. Все эти остановки часов, превращения еды в не пойми что, мгновенные исцеления…
— Не знаю, не знаю, — покачал головой Вязгин. — Мне больше по душе вариант с галлюциногенами в городском водопроводе. Скоро нас попустит, и все вернется на круги своя…
Перебрасываясь подобными репликами (тоже форма защитной реакции, подумала Ника, сарказм и ирония вместо осознания ужаса происходящего), они вышли на Новый бульвар — где, собственно, все и началось с выставки картин Чаплыгина. Как там было, в записке? Приятеля деда, вот. Эх, дед-дед… Что ж ты такое учудил на старости лет? И где тебя носит, хотела бы я знать… Почему-то Ника была уверена — железобетонно, на все двести процентов, что дед жив.
— Ого, — сказал Влад. — А может ты и права насчет времени…
Новый бульвар изменился. По правую руку все было по-старому: жилая пятиэтажка (первый этаж, как водится, отведен под магазины и — куда ж без него! — банк), в половине окон горит свет, там люди — в тепле и уюте — пьют чай с вареньем и рассуждают, до чего довела страну нынешняя власть; по центру бульвара все еще горели фонари; а вот на противоположной стороне…
Здание библиотеки выглядело так, будто простояло тут тысячу лет. Словно иезуитская коллегия на Черняховского, только еще старше. Ветхое, заброшенное, тусклое. Обросшее мхом и покрытое трещинами. Ника и Влад вышли к нему сбоку, и отсюда прекрасно видно было, что тыльной стены у библиотеки нет: торчали криво обломанные языки перекрытий и щетинилась ржавая арматура, как после бомбежки.
Ника достаточно повидала разрушенных зданий (особенно в Сербии), чтобы сразу подметить главную странность: нигде не было обломков стен или даже бетонной пыли, которая всегда окружает свежие развалины.
Библиотеку будто бы мигом состарили на пару веков.
Что, в принципе, было не так уж и удивительно, если вспомнить пустырь на месте телецентра…
— Что-то не хочется мне туда входить, — пробурчала Ника себе под нос, когда они подошли к центральному входу.
От прогнивших деревянных дверей и из выбитых окон тянуло могильным холодом.
— Аналогично, — сказал Влад. — Только вот выбора у нас нет. Карта и ключи должны быть где-то внутри…
Фонари на бульваре погасли так неожиданно, что Нике на мгновение показалось, будто у нее потемнело в глазах (обморок, как завершающая стадия реакции отрицания), но Влад чертыхнулся, и она, обернувшись, поняла, что причина опустившейся тьмы более прозаична.
Погасли не только фонари: окна в пятиэтажке напротив тоже потемнели, превратив жилой дом в черный монолит на фоне черного же неба. Наверное, свет вырубило если не во всем городе, то уж в доброй его половине точно. Небо, лишенное скудной подсветки снизу, обрело особую чернильную густоту и непроницаемость, лишь подчеркнувшую розовое зарево пожара.
— Весело, — буркнул Вязгин, извлекая фонарик. — Интересно, что будет дальше.
— Как всегда. Паника и мародерство.
— Не дай бог…
Влад подошел ко входу, посветил фонариком внутрь (ни зги не было видно), вытащил пистолет, проверил магазин и патрон в стволе и пинком распахнул тяжелую дверь.
И словно в ответ на пинок откуда-то с верхних этажей библиотеки донесся пронзительный крик боли.
10
Когда в ресторане вырубился свет, Радомский пил, как воду, выдохшуюся водку, и слушал, как завирально излагает свои бредовые теории хмырь Белкин.
— …все дело в энергии, — плел он, то и дело сглатывая слюну и облизывая губы. — Глифы, ключи, карта — это просто инструменты. Чтобы они работали, нужна энергия…
— Какая еще энергия? — перебил Радомский.
— Не знаю точно, — смешался Белкин. — В онлайн-версии… ну, на форуме, где начиналась Игра… там использовали классическую схему. Первоэлементы. Вода, огонь, воздух, земля и жизнь. Просто для удобства, всем знакомо и понятно, и всяко интереснее, чем просто мана…
— Просто — что?
— Мана… Не важно. В реале этого оказалось мало. Чтобы глиф заработал, его надо было… активировать, что ли. На первых этапах Игры хватало простейших эмоций: азарт, веселье, любопытство. А потом… Страх. Боль. Смерть... Чем больше появлялось глифов, тем больше им требовалось энергии. Некоторые глифы надо было нарисовать кровью… или убить над глифом человека…
Да уж… Радомский мысленно вздрогнул, вспомнив бомжа в Заречанах и пентаграмму на киоске. И тут же вспомнил, где и когда он слышал фамилию Белкин. Ну да, точно! От следователя! И покушение на убийство Белкина Игоря Батьковича… Так это тебя, голубчик, чуть не задавило нашим «Ниссаном»? Жаль, ах как жаль, что не задавило насмерть! Таких, как ты, давить надо еще в младенчестве. Чтобы не вырастали уродами.
Наломал ты дров, админ онлайн-версии… Менеджер среднего (очень среднего) звена, возомнивший себя богом! Это было бы даже смешно, если бы не было так грустно…
