Поэтому когда из-за гаражей появился старик с медалями и орденскими планками на груди, Ромчик испытал легкое раздражение. Во-первых, медали, как успел заметить Ромчик, в списке хобби которого было и кратковременное, но интенсивное увлечение военной историей, были в основном юбилейные, а орденские планки старик прицепил вверх тормашками.

А во-вторых, от старика воняло.

Не так, как обычно несет от бомжей, к племени которых, бесспорно, относился липовый ветеран-орденоносец — немытым телом, грязными носками, мочой и сивушным перегаром. Нет. От дедугана, одетого, несмотря на погоду, лишь в потрепанный пиджак, короткие клоунские бриджи и сандалеты на босу ногу, несло разрытой землей. Как из могилы.

Клеврет со Славиком тоже почувствовали это, когда бомж проковылял мимо них в сторону мусорных баков. Славик просто поморщился, а Клеврет вытащил сигарету и закурил, демонстративно разогнав дым рукой перед лицом.

— Курить — здоровью вредить! — неожиданно рявкнул старик.

— Да пошел ты... — процедил сквозь зубы Женька.

Очень резво для своего возраста старик подскочил к Женьке и одним быстрым движением выдернул у него сигарету изо рта. Клеврет, офигев от такой наглости, так и остался стоять, отвесив челюсть.

— Слышь, дедуля, — недружелюбно сказал Славик, поправляя разгрузочный жилет и как бы невзначай опуская руку на кобуру. — Шел бы ты отсюда подобру-поздорову...

Старик, не обращая не него внимания, сосредоточенно изучал тлеющую сигарету.

— Ну... Ты! Козел старый! — пришел в себя Женька и схватился за дубинку. — А ну отдай!

Но дедуган вдруг сунул сигарету зажженным концом себе в рот — и съел. Не проглотил, не загасил об язык, и даже не переломил, а просто зажевал, как сосиску. У Ромчика от неожиданности подкатила к горлу тошнота, Женька замер на месте, а Славик расстегнул кобуру.

Дед же, как ни в чем не бывало, дожевал сигарету, сглотнул, подошел к гаражу Чоппера и ткнул длинным, узловатым пальцем в люминисцентную загогулину на воротах.

— Дигерирование, — изрек он, — есть процесс обработки огнем или равномерным умеренным жаром.

После этой сентенции старик потянул на себя створку ворот, в которые минут пять назад вошли Ника и Вязгин, и бочком протиснулся внутрь, бряцая медалями.

Пока Ромчик соображал, что делать — их ведь вроде как оставили на часах, но он ожидал вторжения байкеров, гопников, скинов, да хоть сектантов Ктулху, но уж никак не бомжа-ветерана — Славик среагировал первым.

Он рванул из кобуры пистолет с таким энтузиазмом, что не хватало лишь боевого вопля «Ну наконец-то!», заорал:

— Стоять на месте! — и выстрелил в воздух.

6

Нику скрутило уже на самом верху лестницы. Все как в прошлый раз: волоски на затылке, мороз по коже, легкая тошнота, слабость в коленках... только куда сильней. Будто пресловутая интуиция, проспав начало угрозы, встрепенулась и завопила, не предупреждая, а требуя бросить все и удирать отсюда к чертовой матери.

И Влад, похоже, почувствовал подобное. Был он бледен, губы сжаты в тонкую линию, руки сложены крестообразно на уровне груди, запястье на запястье: пистолет в правой, позаимствованный у Ники «Шурфайр» — в левой, цилиндр глушителя хищно выискивает цель.

Только цели нет. В гараже ни души. Ворота приоткрыты, впуская струю свежего воздуха в затхлую вонь. Ветерок шевелит хлопья бумажного пепла возле бочки.

Ворота скрипнули, и Вязгин моментально вскинул пистолет.

— Не стреляйте, дядя Влад, — сказал Ромчик, просунув голову в гараж. — Это я.

— Вижу, — Вязгин опустил оружие. — Что за пальба?

— А где старик? — спросил Ромчик, заходя в гараж. Сразу за ним внутрь нырнул Славик с трофейным пистолетом наизготовку.

— Я спрашиваю, что за пальба? — повысил голос Вязгин.

— Прорыв периметра, — доложил Славик. — Посторонний проник на охраняемый объект. Куда он, сука, делся? — не по форме добавил он.

Вязгин посмотрел на него, как на идиота, а Ника, которую слегка отпустило после приступа разыгравшейся паранойи, негромко спросила Ромчика:

— Какой старик?

— Ну, такой... Бомж. В пиджаке и коротких штанах. С медалями. А, вот еще — в сандалиях!

— Однорукий? — уточнила Ника.

— Почему однорукий? — удивился Ромчик. — Нормальный. Только вонючий.

— Он только что вошел, — добавил Славик. — Вы не могли разминуться. Я сразу выстрелил, как только он внутрь полез...

Секунда — чтобы выматериться. Еще две — достать пистолет и выхватить у Ники фонарик. Четыре — чтобы подняться по лестнице. Итого — семь, ну максимум восемь секунд ушло у Вязгина на то, чтобы среагировать на выстрел и подняться из погреба в гараж, подсчитала Ника. Маловато, загадочный старик не успел бы спрятаться. Да и негде тут прятаться... Ника еще раз огляделась по сторонам. Пусто.

— А был ли старик? — усомнился Вязгин, видимо, проделав аналогичный расчет и придя к такому же выводу. — Или нервишки шалят, а?

— Что я, идиот? — Славик обиделся. — Да мы все его видели! Он у Женьки сигарету съел!

— Бред какой-то, — покачал головой Влад. — Детский сад.

— А где Женя? — поинтересовалась Ника.

— Остался на стреме...

— Один?!

Ника, ведомая дурным предчувствием, бросилась к выходу, и по дороге задела рукой железную бочку, в которой Чоппер сжигал бумаги. Бочка, едва теплая к их приезду, обожгла ладонь раскаленным металлом, и Ника вскрикнула — не столько от боли, сколько от неожиданности.

Почти одновременно с ней снаружи закричал Женька.

7

Так получилось, что Ромчик выскочил из гаража последним. Первым, естественно, был Вязгин. Следом метнулся, звеня снарягой, Слава. Ромчик собрался было тоже броситься на помощь другу, но Ника придержала его за рукав и неуловимо ловким движением просочилась вперед. Раздосадованный, Рома пнул ногой дверь и, щурясь на свет, без всякой суеты, степенно вышел.

Картина, представшая его глазам, вызвала усиленное чувство дежа-вю: диспозиция участников была мучительно знакома, только количество действующих лиц слегка увеличилось. Итак, Славик против байкеров, дубль два.

Действующие лица, основной состав: Славик (в утяжеленной комплектации своего милитари-прикида) и два байкера (один — тот же самый, что и на стройке, двухметровый гигант с гривой сальных седых волос, а второй вроде бы новый, в бандане с нарисованными листочками конопли), а между ними — орущий Клеврет (орал он вовсе не «Атас!», как сперва показалось Ромке, а «Ангард!» — боевой клич французской пехоты на последней игре «Осада Монсегюра»).

Расширенный состав: Славик с «Чезетом» в опущенных руках, весь напряженный и натянутый, как струна; Вязгин в обманчиво-расслабленной позе; Ника, изо всех сил старающаяся заслонить собой Ромчика. И — вот уж здрасьте! — Марина, в совершенно нелепом балахоне а-ля хиппи, с бисерным хайратником и кожано-веревочными фенечками в спутанных и немытых волосах.

Байкеры с синхронностью однояйцовых близнецов вытаскивают ножи-выкидухи и щелкают лезвиями. Женька, словно вспомнив, что его место — за сценой, сразу затыкается и ищет пути к отступлению. Славик тут же вскидывает «Чезет» и произносит нечто угрожающее, что положено говорить, наводя на человека оружие. Вязгин небрежно отступает в сторону, чтобы Слава не перекрывал ему линию огня. Ника делает странное движение руками, и Ромчик вдруг понимает: ей отчаянно не хватает фотоаппарата. Марина решительно шагает вперед, между байкерами и Клевретом и произносит долгую нравоучительную тираду, больше похожую на заклинание. Высокий байкер что-то требует от Славы, и тот выдвигает встречное требование, угрожающе взмахивая пистолетом.

Все происходящее напоминает сцену из фильма, виденного уже тысячу раз. Реплики настолько знакомы, что Ромчик пропускает их мимо ушей. Ощущение искусственности, отрежиссированности мизансцены усиливается с каждой секундой. Напряжение нарастает, тональность ругани все выше, байкеры и Слава обмениваются матюками, Марина срывается в истерику. Ника и Вязгин — зрители, их роли не прописаны, стоят спокойно, наблюдают, и только от Влада исходят почти физически ощутимые волны скрытой опасности. Клеврет, оказавшись не на своем месте, нервничает, путает реплики и сбивается с ритма.